Москва и Орда - Горский Антон Анатольевич (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
Однако отношения Москвы с Мамаевой Ордой в 1372 г. были вполне дружественными. Послам Дмитрия удалось выкупить находившегося там сына Михаила Тверского Ивана, и его стали держать в Москве “в истоме”. Князь Михаил Васильевич Кашинский, двоюродный брат Михаила Александровича, еще в 1371 г. перешедший на сторону Дмитрия, а в начале 1372 г. в условиях литовского наступления вновь подчинившийся тверскому князю, после Любутского мира приехал в Москву и оттуда отправился в Орду, очевидно, для закрепления своего независимого от Твери статуса.
Таким образом, Дмитрию Ивановичу в конце 60-х — начале 70-х гг. удалось с успехом выйти из сложного положения. Поначалу его наступление на тверского князя едва не привело к тяжелым последствиям: Михаил заручился поддержкой двух могущественных правителей — Ольгерда и Мамая и стал реально претендовать на великое княжение владимирское. Правда, Ольгерд и Мамай тогда напрямую не сотрудничали, а Михаил не решился прибегнуть к военной помощи татар, рассчитывая в этом отношении на литовцев. Дмитрию удалось отбить наступление Ольгерда и вновь обрести поддержку со стороны Мамая.
Мир с Литвой в последующие годы сохранялся, а вот отношения с Ордой вскоре изменились.
В 1373 г. татары “отъ Мамая” напали на владения Олега Рязанского. Дмитрий в связи с этим стоял на Оке “со всею силою”, а его двоюродный брат Владимир Андреевич Серпуховский специально приехал из Новгорода. Олег Иванович был в это время союзником Дмитрия. В декабре 1371 г. московские войска разгромили Олега под Скорнищевым, и на рязанский стол был возведен Владимир Прон-ский. Но вскоре Олег вернул себе власть, а в московско-литовском договоре июля 1372 г. и Олег, и Владимир выступают как союзники Дмитрия Ивановича. Известно, что во время похода Мамая на Русь 1380 г. Олег согласился платить Орде дань; следовательно, ранее он этого не делал. Возможно, как раз междоусобица в Рязанской земле 1371–1372 гг. вызвала приостановку сбора дани в Орду и поход татар Мамая был следствием прекращения выплат.
Зимой 1373–1374 гг. произошло примирение с Михаилом Тверским: в обмен на возвращение из московского плена сына Михаил отказался от претензий на великое княжение владимирское; тогда же новый кашинский князь Василий Михайлович признал себя вассалом Твери. А в 1374 г. “князю великому Дмитрию Московскому бышеть розмирие съ тотары и съ Мамаемъ“72.
Никогда ранее термин “розмирие” не употреблялся при характеристике русско-ордынских отношений — он использовался только при описании конфликтов между русскими князьями. Не вызывает сомнений, что “розмирие” сопровождалось отказом от уплаты выхода. Но следует подчеркнуть, что это явно не было пассивное уклонение от поддержания даннических отношений (что случалось, как увидим, впоследствии): слово “розмирие” указывает на то, что разрыв был открытым. Что могло привести к этому?
В 1374 г. Мамай и Мухаммед-Бюлек потерпели поражение в войне с одним из претендентов на ордынский престол и потеряли Сарай, которым овладели в 1372 г. По вероятному предположению В.Л. Егорова, в связи с этой войной он послал Дмитрию “запрос” — требование экстраординарной выплаты, на что великий князь ответил отказом. Представляется, что факт требования Мамаем, “нелегитимным” правителем, средств для борьбы с Чингизидом мог сыграть роль последней капли, переполнившей чашу. Здесь уместно нарушить хронологическое изложение и обратиться к вопросу, как вообще воспринималась на Руси иноземная власть.
После похода Батыя и установления зависимости русских княжеств от монголотатар к их правителю в русских источниках начинает применяться титул “царь” (“цесарь”). Первоначально так именуется преимущественно великий хан в Каракоруме, а с 60-х годов ХШ в., после утверждения полной самостоятельности западного улуса Монгольской империи — Орды — хан, правящий в этой последней. Факт этот примечателен, поскольку никогда прежде царский титул не применялся на Руси к предводителям кочевников; со времени принятия христианства “царством” в глазах образованных кругов Древней Руси была Византийская империя, именно к византийскому императору в русских источниках последовательно применяется титул “царь” (“цесарь”). Только силой монгольского государства и присвоением его правителем верховной власти над Русью перенос царского титула на ордынского хана объяснить трудно: вполне могло бы подойти и тюрко — монгольское слово “хан”, тем более что в первые годы ордынского владычества оно встречается в русских источниках (как обозначение великого хана). Очевидно, решающим для присвоения монгольским ханам хорошо известного на Руси титула было другое обстоятельство.
В 1204 г. столица Византии Константинополь — “Царьград” — был захвачен крестоносцами. На Руси это событие было расценено как “погибель царства”: “И тако погыбе царство богохранимого Костянти-няграда и земля Гречьская въ сваде цесаревъ, ею же обла-дають ф^язи”,
— завершает свой рассказ автор “Повести о взятии Царырада”. Нет данных, чтобы Никейская империя, наследовавшая Византийской в период, когда Константинополь находился в руках латинян (1204–1261), рассматривалась на Руси как полноценный преемник последней — для русских людей “царствующим градом” был Константинополь. Именно на этот период “отсутствия царства” пришлось монголотатарское завоевание. Перенос царского титула на правителя Орды, повидимому, свидетельствует о том, что Орда определенным образом заполнила лакуну в мировосприятии, заняла в общественном сознании место “царства” (на момент завоевания пустующее).
Восстановление Византийской империи в 1261 г. не только не изменило положения, но скорее закрепило сложившуюся ситуацию: императоры и константинопольский патриарх вступили тогда с Ордой в союзнические отношения и тем самым как бы легитимировали положение этого государства в Восточной Европе, в том числе зависимость от него русских земель, подчинявшихся Константинополю в церковном отношении.
С появлением татарского “царства” появляются новые черты в применении термина “царь” к русским князьям. В домонгольский период он не использовался как официальный титул, но употреблялся иногда при прославлении князя (причем не обязательно верховного правителя Руси) с использованием византийских образцов красноречия, для подчеркивания политического престижа умершего князя, в связи с главенством князя в церковных делах и с культом князя — святого. Всего известно десять достоверных случаев употребления термина “царь” непосредственно к русским князьям. После нашествия картина меняется: в период середины ХП-XIV вв. современные русские князья поименованы “царями” всего три раза. Примечательно употребление термина “царь” галицким летописцем в рассказе об унижениях, которые пришлось испытать Даниилу Романовичу в ставке Батыя: “Данилови Романовичи), князю бывшу велику, обладавшу Рускою землею, Кыевомъ и Володимеромъ и Галичемъ со братом си, инеми странами, ньне седить на колену и холопом называеться, и дани хотять, живота не чаеть, и грозы приходять. О злая честь татарская! Его же отець бе царь в Рускои земли, иже покори Половецькую землю и воева на иные страны вс-Ь. Сынъ того не прия чести” — т. е. Роман Мстиславич, отец Даниила, был “царем”, а Даниил, несмотря на все свое могущество, им не является, так как он стал вассалом хана. Утверждается, таким образом, представление о царе как правителе, не имеющем над собой сюзерена, а русские князья теперь не подходят под это определение.
До второй половины XIV столетия сюзеренитет Орды над СевероВосточной Русью не оспаривался ни политическими деятелями, ни деятелями общественной мысли. Акты сопротивления татарам, как мы видели, были связаны с междукняжескими конфликтами на Руси (князья могли оказываться в конфронтации с ханом, поддерживавшим
их соперников), а не с осознанной борьбой на полное уничтожение зависимости. Лишь в “Повести о Михаиле Тверском” (1319–1320) можно усмотреть мысль о временном характере татарского господства над Русью, но проводится она крайне завуалированно, в виде намека, путем использования примеров из истории Древнего Рима и Византии.
