За ценой не постоим - Кошкин Иван Всеволодович (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
Несмотря на подбитый танк, Трифонов вдруг подумал, что, наверное, политруку роты следовало бы лучше следить за тем, как дерется вверенное ему подразделение.
— У Медведева большие потери, — угрюмо ответил Андрей Васильевич. — Кажется, выбита половина взвода. И пушку нам одну разбили. Но, в общем, этот раунд за нами.
Николай закрыл глаза и энергично тряхнул головой.
— Как вставать-то не хочется, — пробормотал он.
Крякнув, политрук оторвал спину от сырых бревен. Следовало доложить Волкову о том, как шел бой, затем сходить к Медведеву, поговорить с бойцами. Трифонов не знал, что сказать людям, которые потеряли товарищей, но уж как-нибудь он подберет нужные слова. Теперь все казалось как-то проще, что ли. Николай поднялся, повесил на плечо карабин и уже собирался уходить, когда, спохватившись, повернулся к Берестову:
— Андрей Васильевич, вы сказали, что Виткасин — хороший стрелок?
— Так точно, — ответил младший лейтенант.
— Дайте ему кого-нибудь во вторые номера, — сказал Трифонов, стараясь, чтобы его слова звучали не как приказ, а, скорее, как дружеский совет. — И оставьте его при ПТР. Он сумел попасть в щель, ну так пусть и бьет танки.
— Есть!
— Пусть уцелевший расчет проведет с ним… Беседу, что ли, про уязвимые места, как вообще с ружьем обращаться, — продолжил политрук.
— Есть!
Трифонову показалось, что впервые за все время, которое он знает этого бывшего белогвардейца, в голосе Берестова не было насмешки. Казалось, немолодой командир одобряет решение политрука. Странным образом такая перемена в отношении одновременно и радовала и раздражала Николая. С одной стороны, Гольдберг и Волков с большим уважением отзывались о знаниях и храбрости старого беляка, оба считали его прекрасным командиром, способным командовать не только взводом, но и чем-нибудь покрупнее. Заслужить одобрение такого человека было лестно для Трифонова. Но если посмотреть иначе: с какой стати советский политработник должен думать о том, нравятся ли его решения классовому врагу? Ну, бывшему классовому врагу? Николай криво усмехнулся — опять начинались эти дурацкие терзания: «А так ли должен вести себя коммунист?» Он всегда был чересчур осторожен, принимая решения, сходясь с людьми, и это мешало политруку Трифонову стать комиссаром, таким, как Фурманов из кинофильма «Чапаев», или как Гольдберг.
— Первый взвод дрался хорошо, — сказал Николай, протягивая руку Берестову. — И это — ваша заслуга, товарищ младший лейтенант.
Бывший белогвардеец нерешительно посмотрел на грязную, в копоти, ладонь политрука, и на мгновение его лицо, обычно спокойно-насмешливое, дрогнуло. Андрей Васильевич привык к тому, что люди относятся к нему с опаской, равнодушием или открытой враждебностью. За тринадцать лет он ни разу не встретил человека, которого мог бы назвать другом. Война изменила все. У Берестова появились товарищи. Ему доверили жизни людей. И самое главное, самое дорогое — возможность сражаться за свою родину, пусть Андрей Васильевич так и не привык к ее новому, чужому для него облику. И сейчас еще один человек, по иронии судьбы — тоже комиссар, как и Гольдберг, подал Берестову руку как другу.
— Боюсь, вы не представляете, товарищ политрук… — тихо начал младший лейтенант.
— Представляю, — также негромко прервал его Трифонов. — Валентин Иосифович мне все рассказал.
— Рассказал? — Берестов как-то даже растерянно посмотрел на Николая.
— Он сказал, что вы имеете свойство попадать в неприятности, — усмехнулся Николай, не в силах отказать себе в этой маленькой мести. — И просил присматривать за вами. Как политработник политработника.
Берестов, наконец совладав с собой, усмехнулся и крепко пожал протянутую руку.
— Будете еще танки жечь, зовите, — громко, чтобы слышали в окопах, сказал Трифонов. — И Ивана привязывайте, на всякий случай, а то вырвется и побежит их руками ломать.
Послышались смешки, кто-то крикнул:
— А давайте табличку сделаем: «Злая собака», и перед окопами воткнем.
— И шумовскую рожу пририсуем.
В другое время на такую шутку никто бы и не улыбнулся, но сейчас люди смеялись, радуясь тому, что живы, а враг отступил, и хоть на несколько минут можно почувствовать себя в безопасности.
— Я на КП роты, — кивнул Николай Берестову и пошел по ходу сообщения.
Однако, прежде чем идти с докладом к Волкову, следовало сделать еще одно дело, и Трифонов свернул к позициям бронебойщиков. Окоп был пуст, на дне лежали два тела, накрытые шинелями, земля под ними стала темно-коричневой. Николай осмотрелся, ища, куда подевался Виткасин. Из окопа выходило два хода сообщения, и Николай двинулся вдоль второго. Запасная позиция была так хорошо замаскирована, что Трифонов едва не свалился в глубокую яму. Снизу на него посмотрели внимательные глаза: манси протирал куском тряпочки огромные патроны. Отложив боеприпасы, он встал по стойке «смирно»:
— Товарищ политрук, разрешите доложить…
Николай спрыгнул в окоп и крепко обнял маленького бойца, хлопнув его по спине. На лице Виткасина, обычно невозмутимом, появилось некоторое подобие удивления.
— Ну, ты молодец, Прохор, — политрук отстранил манси, посмотрел на него сверху вниз, улыбаясь во весь рот. — Ты же нам половину работы сделал!
Теперь на лице красноармейца отобразилось вежливое недоумение.
— Ты водителя в танке убил, — пояснил Николай. — Без этого мы бы его хрен догнали.
— Я в щель смотровую стрелял, — пожал плечами Прохор, — как мне Алексей сказал.
Виткасин коротко рассказал политруку о том, кто научил его стрелять по танкам. Манси говорил очень сдержанно, но Трифонов понял, что храбрость умершего бронебойщика произвела на маленького бойца заметное впечатление. Пора было возвращаться к своим обязанностям политработника, и Николай достал из кармана измятый блокнот. Огрызком химического карандаша политрук записал имя погибшего и в нескольких предложениях сохранил на отсыревшей бумаге рассказ Прохора. Трифонов дал себе слово, что найдет время сделать коротенькую статью если не для «Красной Звезды», то для армейской газеты точно. Между делом Николай завязал разговор с Виткасиным. Манси отвечал коротко, но постепенно разговорился, и Трифонов с удивлением узнал, что этот невысокий боец, оказывается, студент лучшего советского университета и подающий надежды геолог. Наверное, еще несколько часов назад политрук вряд ли сумел бы вызвать Виткасина на откровенность, но этот короткий бой словно разбил какие-то запоры в душе молодого комиссара. Николай чувствовал себя спокойно и уверенно, он говорил свободно, с радостью понимая, что Прохор отвечает ему такой же открытостью. Закончив беседу, Трифонов пожал Виткасину руку и сообщил, что решил оставить его бронебойщиком. Манси почему-то искренне обрадовался этому обстоятельству и очень благодарил товарища политрука, мимоходом заметив: он, мол, и сам хотел просить о том же. Теперь его долг — бить танки, так наказал ему умирающий товарищ, и нарушать эту волю — неправильно. Трифонова глубоко тронула такая верность маленького бойца, Николай еще раз сжал ладонь Виткасина и, выбравшись из окопа, пошел через рощу на КП роты.
— В герои лезешь? — приветствовал своего политрука Волков.
— Ага. — Трифонов спустился в окоп и, скинув промокший ватник, натянул шинель. — Чччерт, холодно как… Медаль хочу, как у тебя. Или даже орден.
— Получишь, — ухмыльнулся его лейтенант. — «Отважный политрук подорвал…»
— Мы втроем его подбили, — с неожиданной резкостью сказал Николай.
— Уже втроем? — поднял бровь Волков.
— Ты донесение не отправлял? — спросил Трифонов.
— Отправил, — успокоил его комроты. — И пленных, и донесение, все как есть: отважный политрук отважным личным примером возглавил атаку на фашистский танк и отважно его уничтожил.
— Во-первых, возглавил все-таки Шумов, — начал горячиться Николай. — Во-вторых, по нему еще Виткасин стрелял!
Политрук коротко рассказал командиру, как был уничтожен танк. Волков слушал, не перебивая, затем молча вынул из ниши в стене окопа «сидор» и, покопавшись в нем, достал флягу.
