Цветы на нашем пепле - Буркин Юлий Сергеевич (лучшие книги txt) 📗
Лагерь представлял собой жалкое зрелище. Или горящие, или, наоборот, насквозь промокшие обломки. Грохот прекратился, и по сравнению с ним шум дождя, журчание стекающих из отверстий в тенте струй, потрескивание огня и стоны все это казалось тишиной.
Ливьен хотела предложить Рамбаю пройти с ней осмотреть руины, но обнаружила, что тот снова исчез.
Ее опередила Инталия:
– Все, Сейна, бояться больше нечего. Посмотри, как там думатель, а мы с Ливьен пробежимся. Может быть, кому-нибудь нужна помощь.
Сейна с готовностью нырнула внутрь палатки, а Ливьен и Инталия двинулись по территории.
Первым, что они нашли, был труп Аузилины. Той самой Аузилины, которая так переживала, подстрелив дикаря… По тому, что осталось от Иммии, нетрудно было представить, сколь мучительна была ее смерть: она сгорела заживо, оказавшись слишком близко от взорвавшейся термитной бомбы. Они узнали ее только по оторванной и потому не сгоревшей руке, валявшейся в двух шагах от обугленного тела.
Ливьен прошиб пот. До того, возбужденная, подстегиваемая порциями адреналина, она, хоть и ощущала страх, но не в полной мере осознавала весь кошмар происшедшего. И вот теперь он всей своей грязной липкой массой навалился на нее. Чтобы избавиться от него, Ливьен вскинула автомат и, выкрикнув в свинцовое небо махаонское ругательство, полоснула очередью в пустоту.
Инталия, таким нехарактерным для нее жестом, крепко обняла Ливьен за плечи, успокаивая ее; все их былые разногласия не имели теперь никакого значения. И они наверняка разрыдались бы, если бы не слабый хриплый стон поодаль:
– Ли…
Они бросились на звук, к дохлому варану – зов раздался из-за его туши.
Нет, ящер еще жив, что-то в нем еще теплилось. Дрожа мелкой рябью, он лежал на животе, поджав, словно готовясь к прыжку, мускулистые лапы. А под ним, по пояс придавленная его телом, распласталась на спине бедная Ферда.
Инталия уперлась в бок зверя и попыталась сдвинуть его с места. Бесполезно.
– Ноги… – простонала Ферда.
– Сейчас, сейчас, – запричитала Ливьен и тут догадалась, что следует предпринять. Она переложила автомат в левую руку, отбежала в сторону, вытащила из какой-то горящей кучи крупный обломок доски и, крикнув Инталии: «Тяни!» – сунула головешку ящеру под нос. Пахнуло паленой шкурой. Рефлекс сработал: чудовище на миг приподнялось на лапах и тут же, смрадно дохнув Ливьен в лицо, осело вновь.
Но выдернуть из-под его брюха Ферду координатор успела.
– Как она? – выпалила Ливьен, подскочив к Инталии, склонившейся над раненой.
– Скончалась, – поднялась та, отряхивая колени.
– Да ведь только что!.. – вскричала Ливьен.
Координатор кивнула:
– Да. Пошли.
…Стрелок Джибика умерла легкой смертью: лезвие пробило ей сонную артерию. А вот ее коллеге Биньюат… она находилась в палатке, когда туда попала бомба…
– Да остался тут хоть кто-нибудь живой?!! – истерично воскликнула Ливьен. И, словно в ответ, вновь послышался стон. Совсем рядом.
Махаон. У несчастного не было обеих ног.
Инталия, присев на корточки, склонилась над ним…
Неуловимое движение, и координатор с булькающим хрипом упала на спину. Махаонский кинжал торчал у нее из горла.
Бессмысленно длинной – минутной – очередью Ливьен превратила махаона в набитый пулями мешок. И всю эту минуту она, сама того не замечая, издавала протяжный крик, больше похожий на вой… Обойма кончилась, и искровик продолжал щелкать вхолостую…
Когда воцарилась тишина, Ливьен, вздрогнув, услышала над ухом голос Рамбая:
– Рамбай гнался и догнал. Хотел живьем, не вышло.
Она обернулась. В руке за черный вихор он держал срезанную с плеч голову махаона. По всей видимости, того самого, что удрал на последнем варане. Это, конечно, была удача, но Ливьен попросила:
– Брось…
Она уже не могла радоваться чьей-то смерти. Даже смерти врага.
Рамбай послушно разжал пальцы, голова упала на землю, и он ногой отпихнул ее в сторону. Ливьен приникла к его груди.
– Она только что была жива, – стуча зубами, кивнула она на Инталию, мертвыми глазами рассматривающую мертвую черноту вверху. – Этот гад…
– Рамбай видел, – остановил ее муж. – Но не успел. Идем.
– Надо проверить, может все-таки кто-то…
– Никто, – покачал он головой. – Рамбай проверил. Ты, я, Сейна и думатель. Больше живых маака нет. Рамбай думает, махаоны знали, где думатель и не стреляли туда, и не кидали туда бомбы. Рамбай думает, это он нас спас.
Сейна не обратила внимание на это странное умозаключение.
– Нужно потушить пожар, – сказала она.
– Не нужно. Вода потушит. Я нашел хорошее дупло. Пойдем быстрей, надо посмотреть еще одного врага. Пока не очнулся.
Последних слов Ливьен не поняла, но покорно двинулась за ним.
Так вот что имел в виду Рамбай. На полпути к палатке они наткнулись на сидящего спиной к ним и раскачивающегося взад и вперед махаона. Он был контужен.
Рамбай одним прыжком подскочил к нему и, стараясь не повредить крылья, болевым приемом завернул ему за спину руку. Махаон вяло сопротивлялся. Рамбай крикнул Ливьен:
– Что-нибудь связать!
– Зачем он нам нужен? – вскидывая автомат, закричала она в ответ. Ненависть снова вернулась к ней. – Отойди, я прикончу его!
– Не надо, – замотал головой Рамбай. – Втроем с думателем трудно лететь будет. Этот – будет помогать.
– Ты думаешь, он полетит? – с сомнением спросила Ливьен, памятуя о фанатизме махаонов. Но ствол опустила.
– Как стрекоза! – с раздражением в голосе заверил Рамбай. – Ну, давай же, непокорная жена, неси мне быстрее веревку!
Дождь кончился, но оставаться здесь, среди трупов, действительно было невыносимо. Решив отложить погребение погибших на завтра, лишенные влагой возможности лететь Рамбай, Ливьен и Сейна волоком тащили запеленутого в чехол Лабастьера к присмотренному Рамбаем дереву. На счастье, оно было не так уж далеко. К чехлу Рамбай привязал еще и чудом не сгоревший легкий мешок сухого хвороста.
Пленного они с собой не взяли, оставив его в лагере жестко прикрученным связанными руками к крепежному буравчику одной из сгоревших палаток. Сперва Ливьен была против этой меры, боясь, что кто-то из нападавших все же сумел уцелеть и теперь, вернувшись, освободит их пленника. И тогда их станет уже двое. Но Рамбай еще раз повторил, что махаонов больше нет. Он пересчитывал. А Ливьен уже не один раз убеждалась, что многих бед можно было бы избежать, если бы она безоговорочно доверяла его интуиции, чутью и опыту.
Когда добрались до дерева, Рамбай вскарабкался по мокрой коре вверх (только дикарь, всю жизнь проведший в лесу, был на это способен), а затем сбросил вниз конец прихваченного в лагере хитинопластового шпагата.
Сперва наверх был поднят хворост, затем, когда Рамбай вновь сбросил шпагат, им вокруг пояса обвязалась Ливьен. По ходу ее подъема Рамбай выбирал шпагат, все время держа его в натяжении. Продвигалась она медленно, несколько раз, поскользнувшись, срывалась и повисала, как паук на своей нити. Но Рамбай держал крепко и даже ухитрялся понемногу подтягивать ее наверх.
Насквозь промокшая, исцарапанная и перемазанная смолой она, наконец, в изнеможении распласталась на полу дупла. Знакомый тревожный запах пощекотал ей ноздри.
– Тут что, живет лесной кот? – испуганно спросила она Рамбая.
– Нет. Кот здесь бывает. Сейчас дождь, он не придет.
Стало ясно, что засиживаться на новом месте не придется, хотя Рамбай и добавил успокаивающе:
– У нас будет огонь. Кот боится.
Вдвоем они втянули наверх думателя, а затем к ним присоединилась и Сейна – бледная, с всклокоченными волосами и горящими, почти безумными, глазами.
Лишь появившись в новом жилище, она тут же кинулась к Лабастьеру, развернула чехол и, как всегда после его транспортировки, припала к надлобью.
Ливьен было больно видеть, как думатель буквально высасывает из ее подруги последние силы. Но… В конце концов, она – мать, и не Ливьен было решать за нее, что отдавать, а чего не отдавать своему, вновь отвратительно пахнущему от страха, чаду…
