Век чудес - Уокер Карен Томпсон (полные книги .txt) 📗
А вот папа, наоборот, спал крепко. Он накупил маме всевозможных приспособлений для облегчения ее положения. Так у нас появился специальный прибор с будильником и встроенным светильником, имитирующим солнечные лучи и создающим эффект заката при помощи постепенно гаснущей лампочки. А новейший звуковой аппарат на прикроватной тумбочке воспроизводил умиротворяющий шум морских волн, водопадов и лесного ветра.
Но маме ничего не помогало.
Не понимаю, как она умудрялась не засыпать на уроках или студенческих репетициях «Макбета».
Под глазами у нее появились серые круги. А еще по малейшему поводу стали сдавать нервы.
— Сама не знаю, отчего плачу, — говорила она, вытирая лужицу, натекшую из разбитого бокала, или подпиливая сломанный ноготь. И терла глаза тыльной стороной ладони: — Я ведь не так уж и сильно расстроилась.
Однажды я увидела, как она сидит на кафельном полу в ванной и плачет. Из треснувшей склянки по белым плиткам медленно растекался тональный крем. Сгорбленные мамины плечи тряслись. Шел двадцатый светлый час.
Тем временем птицы продолжали гибнуть. Я и не подозревала, что в городе их так много, до тех пор, пока они не начали падать с неба. Однажды на асфальте рядом со школой умерла целая стая скворцов. Машины пустили по другим улицам, пока специальная группа зачистки убирала тела. Мухи не могли успокоиться еще несколько часов.
Очередным тусклым утром, вылезая из школьного автобуса, мы наткнулись на полумертвого воробья, который валялся посреди подъездной дорожки. Автобус уехал, а мы столпились вокруг еле дышащей неподвижной птицы.
Я нагнулась и погладила ее по спине. Я оказалась в тени, которую образовали столпившиеся вокруг однокашники. Все смотрели на воробья.
— Может, он пить хочет, — сказал кто-то за моей спиной. Я удивилась, узнав голос Сета Морено. Обычно, сойдя с автобуса, он сразу уезжал на своем скейте. — У кого-нибудь есть вода?
— У меня, — ответила я, обрадовавшись, что могу ему угодить, и достала из рюкзака полупустую бутылку.
Когда я протянула воду Сету, наши пальцы соприкоснулись. Он, правда, этого не заметил.
Тревор пожертвовал своим контейнером для обеда, и Сет налил туда воду для птицы.
Мы в ожидании уставились на воробья. Он продолжал быстро и прерывисто дышать, не притрагиваясь к воде. Он вообще не двигался. Садящееся за нашими спинами солнце окрасило его оперение в яркие оранжевые тона.
Я наблюдала за Сетом, который рассматривал воробья. Мы стояли рядом, но между нами пролегала пропасть. Я даже представить не могла, о чем он думает.
Неожиданно в круг ворвался Дэрил. Видимо, даже риталин не мог сдержать бурлящих в нем импульсов. Схватив воробья, он бросился бежать.
— Дэрил! Оставь его! — закричали все хором.
Но он мчался в сторону ущелья. Сет кинулся за ним.
Все случилось очень быстро: не дожидаясь, пока Сет его догонит, Дэрил размахнулся, как подающий в бейсболе, и забросил птицу далеко в ущелье.
Это было такое время: сегодня происходило то, что еще вчера казалось невозможным. С воробьем получилось именно так. Я до сих пор помню длинную траекторию его падения. Я надеялась, что он вот-вот взмахнет крыльями и полетит, но вместо этого он камнем ударился о землю.
— Ну ты и урод, Дэрил! — закричал Сет.
— А что такого? Он бы все равно сдох, — ответил тот.
Тогда Сет сорвал со спины Дэрила рюкзак и точно таким же движением запустил в ущелье. Мы видели, как рюкзак сначала взмыл ввысь, а потом резко пошел на снижение, трепеща лямками.
Дэрил стоял на краю ущелья и смотрел на дно.
Я ощутила прилив благодарности к Сету. Мне захотелось сказать ему что-нибудь, но он уже запрыгнул на свой скейт и исчез, резко свернув за угол.
Мы немного постояли и разбрелись кто куда. Теперь нам ежедневно приходилось привыкать к маленьким ужасам жизни. Мы ничего не могли с этим поделать. Все, что нам оставалось, — это просто разойтись по домам.
Вскоре мы узнали, что рак проник в костную ткань мамы Сета. Он перестал ходить в школу. Потом мне сказали, что она умерла дома во время длинной белой ночи.
Я взяла одну из маминых открыток с мерцающей «Звездной ночью» Ван Гога и сочинила целое письмо с соболезнованиями. Мне хотелось сказать Сету что-то важное и уместное. В итоге я все зачеркнула и достала из коробки другую открытку. На ней я написала всего два слова: «Я сожалею». Добавила свое имя и отправила по почте.
14
К концу ноября сутки насчитывали сорок часов.
Ситуация приближалась к критической. После каждого восхода солнце оставалось на небе все дольше. Мостовая нагревалась так сильно, что на нее невозможно было ступить босой ногой. Черви заживо жарились на верандах. Ромашки засыхали на клумбах.
Периодически опускающаяся на землю темнота отличалась той же неторопливостью, что и светлые временные отрезки. Во время бесконечных ночей воздух охлаждался, словно вода на дне озера. По всей Калифорнии замерзли виноградники, зачахли во тьме апельсиновые рощи, почернели от холода плоды авокадо.
Создавались десятки экспериментальных биобаз для выращивания основных зерновых культур. Семена тысяч нежных видов растений перевезли в специальные хранилища в Норвегии.
Одни ученые пытались спрогнозировать грядущую степень замедления для вычисления его множественных эффектов, другие утверждали, что все образуется само собой. Третьи предпочитали вообще ничего не говорить, как бы намекая, что представители новоявленной науки знают о будущем не больше, чем предсказатели землетрясений или знахари, пытающиеся вылечить опухоль мозга.
— Закончим ли мы так же, как птицы? — так сформулировал вопрос один опытный климатолог в интервью в ночном выпуске новостей. Его темные глаза терялись в морщинах пятнистой от солнца кожи. — Вполне возможно. Понятия не имею.
Адреналин, как и любой стимулятор, вызывает привыкание. Паника имеет свой предел. Через шесть или семь недель после начала замедления напряжение спало. Ежедневный подсчет минут исчез с первых полос газет. Мы перестали и ловить каждое слово журналистов на эту тему. Постепенно замедление слилось с обычными плохими новостями, которые еженощно транслировались в наши гостиные.
Часы тикали, невзирая на мрак и свет, к которым мы уже относились, как к изменчивым и непредсказуемым явлениям погоды. После Дня благодарения миссис Каплан родила малыша. На той же неделе около дома Гэбби появился здоровый контейнер для строительного мусора, и рабочие приступили к перепланировке их кухни. Мистер Валенсия ушел от жены к секретарше. После этого миссис Валенсия сделала подтяжку лица и через день вернулась из клиники с багровыми синяками, расползающимися по коже из-под бинтов.
Другими словами, жизнь продолжалась.
Люди, не согласные с часовым временем, жили растительной жизнью: вставали с рассветом и засыпали после того, как наше полушарие погружалось во мрак. Их распорядок дня уже очень сильно отличался от нашего. Приверженцев реального времени все считали чудаками и сторонились.
Немногочисленную «временную оппозицию» с нашей улицы даже не включили в число участников традиционной осенней вечеринки, которая ежегодно проходила на местном пустыре накануне Дня благодарения. Оранжевые пригласительные билеты положили на каждое крыльцо, за исключением тех домов, где жили «несогласные».
Однажды утром поднявшееся из-за горизонта солнце осветило сотни полосок туалетной бумаги, которые развевались на ветвях оливы Сильвии. Точно так же пометили участки Тома и Карлотты. Из окна своей спальни я видела, как Сильвия аккуратно снимает бумагу с розовых кустов. Иногда она ненадолго останавливалась, упирала руки в бока и смотрела по сторонам из-под широких полей соломенной шляпы, словно надеялась обнаружить преступников, затаившихся где-то поблизости. Она даже достала из гаража стремянку, но дотянуться до некоторых полосок ей все равно не удалось. Еще несколько недель обрывки туалетной бумаги так и висели на самых высоких ветвях.
