Прикосновение - Маккалоу Колин (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
– За умеренную плату.
– Это само собой. Ну все, я поехал в «Таймс».
– Мистер Кинросс, если вы сообщите мне, где остановились, я пришлю вам одежду.
– Нет, меня снаружи ждет извозчик.
Любопытство разобрало мистера Модлинга, он не удержался и спросил:
– В «Таймс»? Желаете опубликовать статью о своих путешествиях?
– Только этого мне не хватало! Нет, дам объявление. Не хочу сидеть без дела целых два месяца, пока не доплыву до Нового Южного Уэльса. Найму учителя и буду зубрить французский и итальянский.
По-английски Джеймс Саммерс говорил с плебейским мидлендским акцентом (по мнению сведущих людей), однако в рекомендательных письмах говорилось, что слушать его французский и итальянский – одно удовольствие. Джеймс объяснил, что его отцу принадлежала английская пивная в Париже, где маленький Джим провел первые десять лет жизни, а впоследствии – такое же заведение в Венеции. Из многочисленных претендентов Александр выбрал именно Джеймса – за его любопытную двойственность. Его мать, француженка из хорошей семьи, заставила сына перечитать всю французскую классику. После смерти матери Джеймса его отец женился на образованной итальянке, бездетной и потому посвятившей всю жизнь пасынку. Однако ни малейшей склонности к учению Джеймс Саммерс не имел!
– С какой же стати вы решили учительствовать? – спросил Александр.
– Чтобы добраться до Нового Южного Уэльса, – простодушно объяснил Саммерс.
– А зачем вам туда?
– Ну, с моим выговором дорога в Итон, Харроу и Винчестер закрыта. Английский у меня – как у деревенщины из Сметика, откуда родом мой папаша. – Он пожал плечами. – И потом, мистер Кинросс, торчать в классе мне не по вкусу, а места гувернера мне не видать как своих ушей, так? Вообще-то я люблю тяжелый труд, ручной. И ответственности не боюсь. Может, в Новом Южном Уэльсе найду себе дело по душе. Я слыхал, там работников подбирают не по выговору.
Александр откинулся на спинку кресла и окинул Джима Саммерса пытливым взглядом. В этом человеке было что-то притягательное – пожалуй, врожденная независимость в сочетании со смирением, необходимым, чтобы доверять людям, превосходящим его по опыту и разуму. Александр догадывался, что отец Саммерса был строг, но справедлив и, похоже, отличался редкостным качеством: продавая спиртное другим, сам к нему не притрагивался. Поэтому Джеймс, воспитанный женщинами, избрал примером для подражания отца. Человека, готового служить, но не прислуживать.
– Место учителя за вами, мистер Саммерс, – объявил Александр. – Очень может быть, что и после прибытия в Сидней мы не расстанемся. Конечно, если вы согласны служить мне. Когда я научусь итальянскому и французскому, мне понадобится свой Пятница – не поймите меня превратно.
Простоватое, но приятное лицо осветила улыбка.
– О, спасибочки вам, мистер Кинросс! Вот спасибо-то!
В Сидней они прибыли 13 апреля 1872 года, в день двадцатидевятилетия Александра. Путешествие продолжалось больше года – во-первых, потому, что обучение иностранным языкам шло медленнее, чем предполагалось, а во-вторых, потому, что Александр захотел повидать Японию, Аляску, Камчатку, северо-запад Канады и Филиппины.
В Джиме Саммерсе он нашел идеального, неутомимого и энергичного партнера: Джим с удовольствием занимался любой работой, изучал любую страну, с готовностью принимал каждое предложение и решение хозяина. К Александру он обращался «мистер Кинросс» и предпочитал ответное обращение «Саммерс» более непринужденному и товарищескому «Джим».
– Хорошо еще, – рассуждал Александр в конце первого дня пребывания в Сиднее, – Сан-Франциско расположен на полуострове, вдающемся в гигантский залив, потому сточные воды в нем не скапливаются. А Сидней раскинулся на берегах гавани и как бы обнимает ее, поэтому все нечистоты скапливаются в небольшом объеме воды. Здешняя вонь невыносима – как в Бомбее, Калькутте и Вампоа. Да вдобавок, вместо того чтобы бежать в глубь материка, подальше от гавани, эти дурни установили трубу для нечистот на самом краю главного городского парка! Жуть!
Втайне Саммерс считал, что мистер Кинросс слишком суров к Сиднею, который самому Саммерсу казался прекрасным. Впрочем, он уже заметил, что мистер Кинросс наделен на диво чутким обонянием. И удивительным чутьем: пробыв в Юконе всего один день, мистер Кинросс умудрился унюхать золото, а его в Юконе хоть пруд пруди.
– Но поскольку у меня нет ни малейшего желания трястись от холода всю зиму, мы здесь не задержимся, Саммерс, – заявил Александр.
Неудивительно, что, едва предъявив аккредитив в банке, рекомендованном мистером Модлингом, Александр поспешил на поезд, а потом дилижансом добрался до Батерста – городишки, буквально со всех сторон окруженного золотыми приисками. Несмотря на это, в Батерсте жили отнюдь не золотоискатели, поэтому городок, по представлениям Александра, был тихим, чистеньким и добропорядочным.
Вместо того чтобы поселиться в отеле или пансионе, Александр арендовал в пригороде коттедж на участке площадью в несколько акров и поселил в нем Саммерса.
– Найдите какую-нибудь женщину – пусть убирает в доме и стряпает, – распорядился Александр, отдавая Саммерсу список поручений. – Платите ей чуть больше, чем обычно платят за такую работу в городе, и она будет держаться за место мертвой хваткой. Я на прииски, на разведку, а вы пока закупите все, что нужно, по списку. Вот доверенность, по ней в банке вам будут выдавать деньги с моего счета. Если вести конторские книги вы не умеете, придется научиться. Найдите счетовода, заплатите ему – пусть он вас обучит. – Александр вскочил в американское ковбойское седло, которое привез с собой. Дорожный скарб он заранее разложил по седельным сумкам. Славную гнедую кобылу он купил в городке. Для долгих поездок верхом ковбойское седло подходило больше, нежели английское. – Когда вернусь – не знаю, так что ждите меня в любое время.
И он порысил прочь в своем замшевом костюме и широкополой шляпе.
Всю неделю в Батерсте Александр развивал бурную деятельность – в основном добывал сведения у городских и приисковых властей, трех местных землевладельцев, лавочников и завсегдатаев баров в отелях. Александр узнал, что наносные месторождения почти полностью выработаны, но в Хилл-Энде и Галгонге обнаружены золотоносные пласты и вторая волна «золотой лихорадки» уже начинается.
В эпоху первых приисков правительство Нового Южного Уэльса, а также правительство Виктории, где месторождения были еще крупнее, так отчаянно стремились нажиться на природных богатствах, что установили астрономическую цену в тридцать шиллингов за лицензию золотоискателя сроком действия всего один месяц. В Виктории возмущение старателей и безжалостные действия сборщиков налогов чуть не привели к революции. В итоге стоимость лицензии снизили до двадцати шиллингов, а действовала она целый год. Но Александр в лицензии не нуждался – зачем себя выдавать?
Главная улица Хилл-Энда, больше напоминающая проселочную дорогу, была запружена гигантскими подводами, влекомыми десятью, а то и двадцатью быками, точными копиями американских почтовых дилижансов с надписями «Кобб и К°» на боках, фургонами, двуколками и колясками, пешими путниками и всадниками, многочисленными женщинами и детьми. Одежда мужчин поражала разнообразием: элегантные столичные костюмы и котелки соседствовали с мешковатыми штанами, фланелевыми рубахами и широкополыми шляпами, в то время как женская выглядела более однообразно: платья из гинема или коленкора немарких цветов, соломенные шляпы с низко опущенными полями или чепцы, мужские ботинки. Детей всех возрастов, от младенцев до юношей и почти девушек, одевали чаще всего в тщательно залатанные лохмотья. Курением и жеванием табака баловались даже восьми-девятилетние мальчишки.
Должно быть, думал Александр, так выглядели дороги к калифорнийским приискам в разгар «золотой лихорадки». Как похоже на Америку! Все эти дилижансы, фургоны, переселенцы. А жители Сиднея все как один не слишком успешно притворялись англичанами. Печально. Небританцев сюда и калачом не заманишь, а горожане решили хранить верность корням.
