И шарик вернется… - Метлицкая Мария (читать книги регистрация .TXT) 📗
Лялька окончила училище и работала в городской больнице, в отделении травмы. Молодые врачи и больные с ней вовсю кокетничали и звали на свидания. А она — «морду кирпичом», как говорила старшая сестра Алевтина Кузьминична.
– Ты хоть и красотка, но это ничего не значит, — уверяла умудренная опытом Алевтина. — Одна останешься. Довыбираешься. К мужику надо с лаской, с пониманием, с жалостью. А ты — как Снежная королева. До тебя не допрыгнешь.
В общем, жизни учила. А что она знала про Лялькину жизнь? Лялька была не из болтливых. Через полгода ушла от Гриши — решительности и характера ей было не занимать. А еще через пару месяцев подала документы в ОВИР — на отъезд.
Перемены и жизненные трудности ее не пугали — пугало стоячее болото, в котором ей предстояло жить. И еще — предопределенность. Это было куда страшнее, чем поменять местожительство, да и вообще — судьбу в целом.
Светик
Светик с Виталием сыграли свадьбу, дорогую и пышную, в ресторане «Прага». Папахен расстарался, чтобы ни перед кем в грязь лицом не ударить. За столом сидели его коллеги — лысые и пузатые дядьки, с выражением огромной значимости на одутловатых лицах. Произносили тосты за молодых, за их красоту и перспективность, за такую гармоничную пару. Желали детей — и побольше. Светик криво усмехалась. Жанка напилась до чертей — наверное, от зависти. Маман вытирала носовым платком опухшие, но счастливые глаза. Гости ели, танцевали — это было немного пародийно и смешно. Перепившую Жанку откачивали в туалете, потом чья-то необъятная жена в кримплене и с башней на голове протяжно затянула: «Ой, мороз, мороз». Все нестройно подхватили. Маман тревожно следила за официантами — те уносили почти полные тарелки с несъеденными закусками — и явно страдала. Светик вышла в туалет — покурить. Оглядела себя, поправила прическу и фату, вздохнула тяжело — весь этот бред со свадьбой и папашиными друзьями ей здорово надоел. Хотелось поскорее снять колючее платье, узкие туфли и смыть толстый слой косметики.
Наконец гости стали расходиться. Маман шепнула Светику, что надо забрать со стола рыбу, икру и котлеты по-киевски.
– Отстань, — разозлилась та.
Поехали домой. Наутро Светик посмотрела на Виталика: откинув голову и широко открыв рот, рядом с ней лежал чужой человек. Она надела халат, пошла на кухню, налила себе кофе и закурила.
– Куришь? — ахнула вошедшая следом за ней мать.
Светик не ответила — поглубже затянулась и продолжала смотреть в окно. Потом резко встала, раздавила в пепельнице бычок и, с ненавистью посмотрев на мать, сказала:
– Ага. А еще пью и трахаюсь.
Мать плакала в одиночестве на кухне. Светик зашла к себе в комнату и включила магнитофон. Виталий подскочил на кровати. Светик сидела в кресле нога на ногу и с кривой ухмылочкой смотрела на новоиспеченного супруга.
– Сдурела? — спросил он.
Светик молча покачивала изящной ножкой. Началась семейная жизнь.
Зоя
Зоя была довольна жизнью, даже очень. В институте все складывалось: в учебе она первая в группе, к тому же комсорг курса — это вам не фунт изюма. В деканате ее ценят и пророчат большое будущее. Профессор Шмагин говорит, что все пути для нее открыты, советует идти в хирургию или в гинекологию. А Ирина Сергеевна — замдекана, между прочим, советует выбрать эндокринологию — наука точная, относительно новая, интересная. Многого можно добиться. Особенно с Зоиным рвением.
Перед летней сессией Лена Калинникова пригласила всю группу на дачу — отмечать день рождения. Дача была старая — огромный бревенчатый дом и участок в полгектара. Там постоянно жил Ленин дед — академик медицины, родители ее работали в советском госпитале в Йемене. Жила Лена в высотном доме у Красных Ворот. Квартира — метров двести. Ухаживала за ней и за квартирой домработница Люся — злобная и ворчливая старая дева. Когда собирались у Ленки, эта Люся была постоянным объектом для шуток. Кто-нибудь непременно советовал Люсе выйти замуж и проститься с девственностью. Потом наливали ей стакан, она быстро пьянела и начинала жаловаться на жизнь. Все ржали, даже Ленка, которую Люся, между прочим, вырастила. Только Зое было не смешно. Она уводила пьяненькую Люсю в комнату и укладывала спать.
Итак — дача. Долго расписывали, кому что. Саша Розова сказала, что достанет мясо на шашлык — ее тетка была директрисой гастронома. Решили, что шашлыка надо как минимум килограммов десять. Еще колбасы — палки четыре. Сыра — головки две. Овощей, картошки, яиц на завтрак. Конфет к чаю. Ну и, конечно, выпивку. Ребята пообещали взять это на себя.
В субботу утром встретились на Казанском вокзале. Зоя с плохо скрываемой радостью отметила, что Машка Репина не явилась. «Заболела», — сказал кто-то.
Втащили тяжелые баулы с продуктами. Расселись. Девчонки, перешептываясь, смотрели на Зою.
– Кондуит свой взяла? — спросила Ирка Бальянц, лучшая подруга Машки Репиной.
– Какой кондуит? — не поняла Зоя.
– Ну, тот, куда будешь заносить подробности, — объяснила Ирка. — Кто сколько выпил. Кто с кем переспал.
Все заржали. Зоя отвернулась к окну, на глазах закипели слезы обиды. Только бы не разреветься! И не отвечать! Сделать вид, что она совсем не обиделась и ей тоже очень смешно. Зоя улыбнулась плотно сжатыми губами. Получилось плоховато. Она посмотрела на Миловидова — он ржал громче всех. Но через минуту о Зое все забыли. Достали гитару и начали петь, рассказывать анекдоты, пародировать преподавателей. В общем, веселились. Через час выкатились на платформу, подхватили рюкзаки и двинулись. Вокруг стоял густой сосновый лес, пели птицы. Домов за деревьями почти не различишь — такими огромными были участки, заросшие елями и старыми садами. Наконец добрели. Лена толкнула калитку. Все увидели посыпанную гравием узкую и длинную дорожку, ведущую к дому — огромному, из потемневших бревен, с большими окнами, украшенными сверху разноцветными стеклышками — синими, красными и зелеными. У крыльца стоял густой, разросшийся куст черно-фиолетовой сирени, на клумбе, под окном веранды, ярко-красные, словно свечки, первые тонкие тюльпаны и нарциссы, белые, душистые звездочки с желтой серединкой внутри. По скрипучему полу зашли на веранду, где сидел Ленкин дед-академик в полосатой шелковой пижаме и узбекской тюбетейке на голове, читал газету. Очки еле держались на кончике носа. Он с удивлением оглядел честную компанию, с ребятами поздоровался за руку и объявил, что не собирается им мешать и на сутки отправляется в гости к своей подружке на соседнюю улицу.
– С ночевкой! — важно подчеркнул он и поднял кверху кривоватый указательный палец.
Ленка рассказала, что у него и вправду есть подружка, вдовица его старого друга, тоже академика, в прошлом секретарша и записная красавица. Дед к ней ходил с ночевкой раз в неделю, а что уж там дальше — никому не известно. Ленка рассмеялась. Зою этот рассказ смутил — почему-то она вспомнила свою бабушку и подумала, что все это как-то неловко — пожилые ведь, мягко говоря, люди.
Девчонки стали разбирать сумки, мыть овощи, накрывать на стол — огромный, дубовый, на львиных ногах. Тарелки были старые, щербатые, но очень тонкие и легкие. Зоя перевернула тарелку и увидела на оборотной стороне два скрещенных синих меча. А вот вилки были огромные и тяжелые, с вензелями на черенках. Ребята разводили костер и попивали винцо. Наконец вкусно запахло жареным мясом, и на огромное блюдо положили истекающие соком и жиром шампуры. Все шумно расселись, и начался пир. Больше всех острил Серега Шубаренко — главный шут и остряк. Костя Миловидов говорил редко, но метко, на самом деле остроумно и в тему. Все с удовольствием пили и ели. Зое было очень хорошо, так хорошо ей, наверное, не было никогда. Она совершенно забыла об инциденте в электричке. Весна, сосновый бор, сладко поют птицы, шашлык тает во рту, вино некрепкое и сладкое — приятно расслабляет и слегка ударяет в голову. Никто ее не дразнит и не подкалывает. Она — вместе со всеми, она сейчас своя. Домой торопиться не надо. Впереди — ночь у костра и песни под гитару. А главное — рядом Костя. Только руку протяни. И целые сутки она будет рядом с ним!
