Скорая помощь. Обычные ужасы и необычная жизнь доктора Данилова - Шляхов Андрей Левонович (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
— Спасибо! — поблагодарил Данилов, прекращая петь.
В машине пришлось выслушать сочувственные слова от Петровича и Веры.
Петрович больше всего сокрушался по поводу лишения премии, которое неизбежно следовало за строгим выговором, а Вера делала упор на то, что обидно страдать без вины.
— Вы оба не правы, — сказал им Данилов. — Премия тут ни при чем, черт с ней, с премией. Жил без нее и еще поживу! И в наказании без вины нет ничего обидного.
Несправедливость есть, а обиды нет. Обидно разочаровываться в людях, которых ты давно знаешь и которых когда-то… уважал. Вот это хуже всего. Выбивает из колеи напрочь!
— Это верно! — согласился Петрович.
— Разочарование — страшная вещь, — подтвердила Вера.
Эдик молчал, считая неуместным в такой момент лезть к Данилову с утешениями и сочувствиями. Данилов это оценил.
Глава седьмая
Нетерпение сердца
По случаю окончания стажировки Эдик Старчинский проставился — накрыл после последней стажерской смены «сладкую поляну». Три торта, кило шоколадных конфет, миндальное печенье, чай и кофе… Эдик заикнулся было о «паре бутылочек красного вина», но Данилов тут же охладил его пыл, намекнув, что в свете новых порядков присутствие спиртных напитков в меню праздника совершенно излишне. Можно одновременно с окончанием стажировки и увольнение отметить. Умный Эдик намек понял и крепче чая ничего на стол не выставил.
Празднование любого события на «скорой помощи» касается всех сотрудников без исключения, но на деле компании группируются по взаимной приязни и общим интересам.
Чаепитие, в котором, кроме Эдика, принимали участие Данилов, Вера, доктор Могила и фельдшер Еременко, уже подходило к концу, когда на кухню явилась полусуточная двенадцатая бригада в составе доктора Бондаря и фельдшера Сорокина, решивших выпить чаю в ожидании вызова.
— Гуляете? — Бондарь был мастер задавать глупые вопросы. — По какому поводу?
— Гуляем! — ответила Вера. — Отмечаем рождение нового доктора!
— Дело хорошее, — одобрил Бондарь, усаживаясь за соседний стол.
Минутой позже напротив него уселся Сорокин, которого несмотря на довольно солидный возраст вся подстанция звала не иначе как Борькой. Сорокин занялся делом — начал поочередно макать один пакетик в две чашки с кипятком, заваривая чаек себе и Бондарю.
— Крепкий чай вреден для сердца, — прокомментировал его действия Бондарь.
Его немаленький, перебитый в верхней трети, красный нос, покрытый сетью сизых прожилок, наглядно свидетельствовал о пристрастии к иным крепким напиткам — от сорока градусов и выше.
Сочтя чай заварившимся, Сорокин пододвинул одну из чашек к Бондарю. Со стороны они были похожи на двух братьев. Оба коренастые, невысокие, с грубыми, точно рублеными, чертами лица. Только Сорокин был лыс и носил небольшую козлиную бородку, явно подражая Лжедмитрию или надеясь вызвать его расположение, а Бондарь брил лицо и голову наголо, отчего его прозвали «Котовским».
— Мне недавно на вызове подарили настоящий тибетский чай, — похвастался Сорокин. — Фантастический чай. Растет в горах, высоко-высоко, там, где охренительная экология. Очень выгодный чай, между прочим! Заваривается семь раз кряду и каждый раз вкус совершенно иной!
Бондарь и Сорокин не гнушались побираться на вызовах в прямом смысле этого слова. Пытались напроситься на угощение, в два голоса сетовали на нехватку денег, стреляли сигареты, а при случае могли, словно по рассеянности, прихватить хозяйскую пачку. На подстанции их звали «крохоборами» и «побирушками». Данилов не сомневался, что чай, о котором идет речь, Сорокин выпросил на вызове или попросту стащил.
— А вы что, нового доктора только чаем обмываете? — Бондарю не давало покоя чужое застолье.
— И кофе тоже, — ответил виновник торжества.
— Ну да, конечно, — поспешил согласиться Бондарь. — Чай и кофе, что может быть лучше? Тем более что в ваших рядах есть пострадавшие от употребления водочки…
— Витек, заткнись! — не оборачиваясь, посоветовал ему Данилов.
Обычно Бондарь понимал предупреждения с первого раза, но сегодня его потянуло покуражиться.
— Нет повести печальнее на свете! — глумливо продекламировал он, намекая на романтические отношения, некогда связывавшие доктора Данилова с заведующей подстанцией, и, чтобы быть уверенным, что смысл его намека дошел до всех, добавил: — Ах, ах, какие романтические страсти! Скажите пожалуйста…
Все, сидевшие на кухне, кроме Бондаря, тотчас же притихли в ожидании развязки. Доктор Данилов был не из тех, над кем можно было безнаказанно издеваться.
— В сущности отношения между мужчиной и женщиной есть не что иное, как вечная война за первенство… вещал Бондарь.
Данилов невозмутимо и неторопливо, словно не замечая устремленных на него взглядов, допил свой чай, сыпанул в опустевшую чашку заварки, поднялся с чашкой в руке, прошел к чайнику, стоявшему на столе около раковины, залил заварку кипятком и так же неторопливо направился обратно. Проходя мимо Бондаря, с невозмутимым видом продолжавшего рассуждать, а точнее — нести какую-то белиберду о человеческих взаимоотношениях, Данилов споткнулся и опрокинул чашку прямо на его бритую голову.
— А-а-а! — Бондарь вскочил, отшвырнув стул в сторону и бросился к раковине. — Ты что-о-о?!
Бондарь пустил на всю мочь холодную воду и сунул под нее голову, орошая все вокруг брызгами.
— Извини, Виктор, нога подвернулась на ровном месте, — сказал ему в спину Данилов и уселся на свое место с пустой чашкой в руках.
Чая ему не хотелось. Напился уже — хватит.
— Сильно обожглись, Виктор Георгиевич? — Сорокин подошел к Бондарю, но тот, в сердцах, оттолкнул его.
— Упал однажды Винни-Пух с дерева, — начал Данилов. — Пятачок подбегает к нему и спрашивает участливо: «Винни, Винни, тебе больно?» А тот ему отвечает: «Уйди, свинья, хреново мне!»
Засмеялся один Эдик.
— Что тут происходит?! — на вопль прибежали Казначеева и Лжедмитрий.
— Виктор Георгиевич, голову надо мыть дома! — строго сказал Лжедмитрий. — И по возможности молча…
Бондарь никак не отреагировал на его слова. Фыркая и брызгаясь, он продолжал держать голову под спасительной струей воды, вертя ею в разные стороны.
— Виктор Георгиевич пострадал по моей оплошности, — пояснил Данилов. — Я случайно опрокинул на него свой чай. Досадная оплошность…
По глазам Борьки Сорокина Лжедмитрий понял, что у того есть своя версия событий.
— Чай сам по себе не опрокидывается! — строгость в голосе старшего врача все прибавлялась.
— Вы ошибаетесь, — возразил Данилов. — Если желаете — можете убедиться на личном опыте. Сядьте сюда, на место доктора Бондаря, и я вам покажу, как все было…
— Спасибо, я воздержусь от экспериментов.
— Как знаете, — Данилов не стал настаивать.
Бондарь, наконец, закончил свои водно-спасательные процедуры и принялся осторожно промокать голову не первой свежести полотенцем, висевшим у раковины.
— Так, посмотрим! — Казначеева с высоты своего роста оглядела ошпаренную голову и тут же поставила диагноз: — Гиперемия без волдырей, ожог первой степени. Легко отделались, Виктор Георгиевич, могло бы быть и хуже… Пойдемте ко мне в кабинет, башку вашу мазью полечим.
Виктор Георгиевич зло сверкнул глазами в сторону стола, за которым сидел Данилов, и покинул кухню вслед за старшим фельдшером. Тут же неслышно и незаметно, словно джинн из арабской сказки, исчез Сорокин. Лжедмитрий остался.
К тому времени сладости были съедены, чай и кофе допиты. Народ, пользуясь тем, что раковина освободилась, принялся по очереди мыть свою посуду и расходиться.
Неписаное правило — на «скорой» посудомоек и официанток нет. Каждый сам моет и убирает за собой.
Данилов остался сидеть за столом, делясь с Эдиком тонкостями лечения мерцательной аритмии при синдроме Вольфа-Паркинсона-Уайта. На подошедшего старшего врача он демонстративно не обращал внимания.
