Тайны Торнвуда - Ромеро Анна (версия книг .txt, .fb2) 📗

– Бедняжка, это так понятно.

– Она вообще-то жизнерадостная. Сейчас дети гораздо более уравновешенные.

– Бронвен такая же.

Карие глаза Кори оценивающе глянули на меня.

– Как вы справились после ухода Тони? У вас была совместная опека?

– Когда Тони женился, мы об этом говорили, но он всегда был занят, подготавливая выставки или уезжая за границу. В конце концов показалось проще, чтобы Бронвен жила со мной.

На ветку над нами села ворона-флейтист и завела свои трели; ее красивая булькающая гортанная песня наполнила воздух.

– Семья вам много помогала?

Я покачала головой:

– Отец умер, когда я была маленькой, его сбила машина. Я его не помню. Моя мать смотреть за мной не могла, поэтому я жила с тетей Мораг.

– Почему ваша мать не могла за вами смотреть?

Возникла неловкая пауза. Инстинктивно мне захотелось солгать. Выдумать историю, которая выставила бы меня в более выгодном свете. Но что-то в Кори подтолкнуло меня разоткровенничаться. Ее интерес казался искренним, а карие глаза светились добротой и умом. И все же дело было не только в этом. Каким бы безумием это ни звучало, я чувствовала контакт с ней – словно нас связывала долгая история, а не всего лишь недавнее знакомство.

Я сказала:

– Моя мать была… В общем, у нее было много проблем. Наркотики, в таком духе. Думаю, на нее подействовала смерть моего отца.

– Вы с ней встречаетесь?

– Нет. Я даже не знаю, жива ли она. Тетя Мораг заполнила пропасть, которую оставили после себя мои родители. Мораг оказалась потрясающей женщиной, мне посчастливилось, что она у меня была. Но иногда я спрашиваю себя: не слишком ли сильно она повлияла на меня? Настолько, что я не просто похожа на нее, но и стала ею.

– В каком смысле?

Я пожала плечами, ощущая непринужденность беседы, несмотря на то что обнажила свою душу.

– После ухода Тони мы всегда только вдвоем с Бронвен. У меня были друзья, но ни одного близкого. Знаете, я, как и тетя Мораг, всегда держусь особняком.

– Тетя Мораг никогда не была замужем?

– Она в это не верила. Работала натурщицей у художников, даже когда ей было за шестьдесят. Она говаривала, что муж испортил бы ее. Ее самым драгоценным достоянием, как она однажды сказала мне, была независимость. Она избегала самой идеи привязанности к мужчине.

– А вы?

Я пожала плечами:

– После ухода Тони я взяла пример с тети Мораг. Считала разумным полагаться на себя – по крайней мере, именно это я не устаю себе повторять. По правде говоря, я так никогда никого и не встретила.

Кори внимательно смотрела на меня. В ее взгляде не было ни осуждения, ни жалости, ни даже намека на фальшивое сочувствие. Только любопытство.

– Тетя Мораг еще жива?

– Она умерла, когда мне было шестнадцать.

– Как жаль. Я бы с удовольствием с ней познакомилась.

Кори стояла совсем рядом, но ее близость меня не тревожила. Мне нравилось смотреть на нее, нравилась открытость ее лица и легкость, с которой можно было читать по нему ее мысли. Интересно, какая именно черта создавала такое впечатление: веселые веснушки чайного цвета на переносице, пытливые карие глаза, экзотически широкие скулы или большой рот, который всегда, кажется, готов улыбнуться?

– Вы звонили Хобу? – вдруг спросила она.

– Вообще-то я думала нанести ему визит. Представиться, может, расспросить об истории Торнвуда. Думаете, он будет против?

– Нет, это доставит ему удовольствие. Кроме того, вы соседи. Дом Хоба всего в пяти минутах вверх по дороге от Торнвуда. Это маленькое деревянное бунгало на холме – не пропýстите. Жилище грубоватое, но Хоб непременно пригласит вас выпить чаю. Он любит поболтать, особенно с новыми людьми.

Я нахмурилась.

– По-моему, я это место знаю. Я заехала туда спросить дорогу в тот день, когда приехала посмотреть на Торнвуд. У мужчины, с которым я разговаривала, одно стекло очков было заклеено.

– Это Хоб, бедный старый чудак.

– Что у него с глазом?

– Представления не имею.

– Э-э… Должна признаться, что после рассказанного вами на прошлой неделе мне любопытно узнать побольше о дедушке Тони.

Кори приподняла бровь.

– Никаких ночных кошмаров, я надеюсь?

Кровь бросилась мне в лицо, когда я вспомнила о письме Айлиш и беспокойной ночи, которую оно за собой повлекло.

– Ничего подобного, – заверила я. – Но если честно, меня интересует, что за человек был Сэмюэл.

Мы серьезно посмотрели друг на друга. Я чувствовала, что мы с ней настроены на одну мысленную волну, идя к общему заключению.

Первой заговорила Кори:

– Вы хотите знать, был ли он виновен.

Я кивнула.

– Тогда мне лучше вас предостеречь. Хоб считает, что был.

– Он знал Сэмюэла?

– Да, и страстно его ненавидел. Мне ужасно хотелось бы услышать, что он о нем говорит. Вы потом мне расскажете, ладно?

– С удовольствием.

Мы мило пообщались еще немного, потом Кори откланялась.

– Развлекательный полет, – объяснила она. – Мужчина и его старик отец, они выиграли в церковной лотерее, повезло же. А вы, Одри, когда вы снова со мной полетите?

– Через неделю или около того. Коссарту понравился последний комплект фотографий, поэтому я надеюсь стать одной из ваших постоянных клиенток.

– Мне было бы приятно.

Тепло ее улыбки вдохновило меня, и я спросила:

– А вы не хотите как-нибудь днем приехать вместе с Джейд в Торнвуд? Мы устроили бы пикник. Девочки побродят по саду, а я покажу вам дом. С задней веранды открывается потрясающий вид.

– Я помню этот вид, – сказала Кори, ее глаза заискрились. – Чудесная идея. Как насчет этих выходных?

– Идеально. В субботу днем, скажем, в четыре?

– Отлично, до встречи!

Она пожала мою руку, а затем размашисто зашагала прочь. Я подождала, пока за углом исчезнут из виду ее подпрыгивающие золотисто-рыжие волосы, и поспешила к «Селике». Мне нестерпимо хотелось узнать, что же Хоб Миллер знает о Сэмюэле.

Жилище Миллера было именно таким, каким я его запомнила, – обветшалое бунгало, примостившееся на склоне холма над Брайарфилд-роуд. В тихом свете утреннего солнца дом выглядел не таким убогим, имел более уютный, гостеприимный вид. Окружающий лес из черноствольных эвкалиптов больше не был страной теней, несущей невидимую угрозу; море трепещущих серо-зеленых листьев казалось почти дружелюбным.

Когда «Селика» затряслась по гравийной дорожке, я увидела, что у дома припаркован третий автомобиль. Помимо старого пикапа и безупречно чистого «Плимута Валиант», там стоял блестящий черный грузовичок-«Тойота». Я встала рядом с «Тойотой», выключила двигатель и вылезла из машины. Тишина стояла абсолютная, нарушаемая только хрустом моих сандалий по гравию, курлыканьем местных воронов и песней вездесущих цикад. По мере приближения к дому я различила еще один звук: мелодичное журчание бегущей воды.

Присмотревшись, я увидела цистерну для воды, наполовину укрытую за стеной вечнозеленых гревиллей и цветущего каллистемона, погрузивших ее в глубокую тень.

У цистерны стоял мужчина. Он был по пояс обнажен и, наклонившись над краном, поливал себя водой из ведра с помощью жестяной кружки. Намылил руки и грудь, покрывая кожу розовой пеной. Я прикинула, что ему лет тридцать пять. У него были темные волосы, красивое мускулистое тело. Из одежды – только джинсы: обтрепанные внизу, порванные на коленях, низко соскользнувшие с загорелого живота.

Я поняла, почему у пены такой цвет, – грудь и руки мужчины были в пятнах крови. «Не ранен ли он, – подумала я. – Поэтому меня не увидел? Настолько поглощен своим занятием, что не услышал шума машины или хруста моих сандалий по гравию. Или он меня игнорирует?»

Я стояла не двигаясь. Слабая боль в груди подсказала мне, что я задерживаю дыхание. Не знаю, что наконец заставило его поднять глаза. Возможно, мягкий шорох камешков, когда я переступила с ноги на ногу, или тихое пощелкивание остывавшего мотора «Селики». Возможно, он решил, что я прождала достаточно долго.