Расплата - Гришем (Гришэм) Джон (читать книги полностью без сокращений .TXT, .FB2) 📗
Пит с детьми перешел из кухни в небольшой кабинет и закрыл за собой дверь. Сел со Стеллой на маленький диван, Джоэл пододвинул к ним деревянное кресло. Как только он заговорил о суде, у дочери в глазах мелькнули слезы. У Пита не было аргументов в защиту, и его ничего не стоило осудить. Неизвестно лишь то, что выберут присяжные: смертную казнь или пожизненное заключение. Ему безразлично: он смирился с судьбой и примет любое наказание.
Стелла расплакалась, а Джоэл готовился задавать вопросы. Однако отец сразу предупредил: один под запретом – почему он это совершил. На то имелись причины, но это касалось только его и Декстера Белла. Пит постоянно извинялся за стыд, неудобства и трудности, которые принес родным. Просил его простить, однако дети были к этому пока не готовы. Пусть сначала объяснит, что его толкнуло на ужасный поступок, и тогда рассчитывает на снисхождение. Кто они такие, чтобы прощать его? Да и грешник не желает очиститься, открыв мотивы. Бурлили эмоции, всем было неловко, и в итоге даже Пит уронил слезу.
Когда час истек, в дверь постучал Никс Гридли. Пит последовал за ним в полицейский автомобиль, чтобы вернуться в тюрьму.
Джеки Белл повела детей на церковную службу в сочельник. Они устроились с дедушкой и бабушкой, улыбавшимися им, место их отца пустовало, а сама Джеки села в конце скамьи. Сзади через два ряда расположился Эррол Маклиш, не слишком истовый методист, посещавший службы лишь время от времени. Джеки упомянула, что поведет детей в церковь, и Эррол тоже заглянул в храм. Он не подходил к ней, лишь наблюдал издали. Женщине нанесли страшную рану, она горевала, и Эррол уважал ее чувства. Но это когда-нибудь пройдет.
После службы Джеки с детьми отправилась к родителям на долгий обед и беседы у камина. Дети разворачивали подарки, а она снимала их на «Кодак». В свой маленький двухквартирный дом они вернулись поздно. Уложив детей в постель, Джеки уселась у елки. Она пила какао и, слушая на патефоне хоралы, боролась с тоской. Почему Декстер не украшает вместе с ней елку? Каково в тридцать восемь лет остаться вдовой? И что важнее: как ей одной вырастить три драгоценных создания, которые сейчас спят в другом конце коридора?
Все прошедшие десять лет Джеки сомневалась, что их брак продлится вечно. Декстеру нравились женщины, и он на них заглядывался. Пользовался своей эффектной внешностью, харизмой и положением пастыря, чтобы манипулировать молодыми прихожанками. Никогда не попадался, ни в чем не признавался, однако оставил след подозрений. Клэнтон стал его четвертым местом церковного назначения и вторым, где он служил старшим пастором. Джеки приглядывалась к мужу внимательнее, чем раньше. Определенных доказательств не имела, чтобы что-то ему предъявить, но этот день мог настать. Хватило бы у нее духу разрушить семью и пройти через ужасную процедуру развода? Ведь ее наверняка осудили бы. Не лучше ли было молча терпеть, тем самым оберегая детей и спасая карьеру мужа? Джеки тихо геревала и никому ничего не говорила.
И вот теперь все проблемы в прошлом, она без мужа и метки развода. Дети напуганы. Однако страна возрождается после войны, во время которой погибли полмиллиона американцев. Напуганы все, травмированы, стараются прийти в чувство, собирая себя из осколков.
Похоже, Декстер все-таки с кем-то связался, но Лизу Бэннинг Джеки не подозревала. Та была смазлива, доступна. Но сколько ни приглядывалась Джеки, не видела в Лизе ничего выдающегося. Правда, муж гонялся за каждой простушкой, и она могла послужить приманкой.
Горюя о муже, Джеки смахнула слезу. Она будет любить его вечно, и от этого подозрения кажутся еще болезненнее. Джеки ненавидела это чувство, ненавидела за это Декстера, а порой и себя за то, что не хватило воли уйти. Но те дни канули. Больше не возникнет сомнений, куда поехал Декстер – утешить больную или на свидание. Что происходит на исповеди за закрытой дверью. И глядя на округлый зад прихожанки, она не станет задаваться вопросом, понравился он Декстеру или нет.
Джеки разрыдалась и не могла остановиться. От чего ее слезы: от горя, утраты, злости или облегчения? Джеки не понимала. Пластинка закончилась, и она пошла в кухню налить еще выпить. На столе стоял высокий торт с красной сахарной глазурью, его привез Эррол Маклиш в качестве рождественского подарка детям. Джеки отрезала ломтик, налила стакан вина и вернулась в гостиную.
Какой внимательный человек.
Глава 12
После рождественского бекона, омлетов и печенья они попрощались с Мариэттой в красном коттедже, со всеми птичками, кошечками и собаками и сели в машину. Джоэл снова выступил в роли водителя, и она, очевидно, закрепилась за ним навсегда, поскольку других предложений от двух дам на заднем сиденье не последовало. Женщины болтали, хихикали и развлекали водителя. По радио передавали только рождественские гимны, но чтобы что-то услышать, Джоэлу пришлось усилить звук. Женщины жаловались, что музыка звучит слишком громко, а он сетовал на их нескончаемый щебет. Все смеялись, автомобильный старт удался. Отъезд из округа Форд всем принес облегчение.
Через несколько часов они подкатили к внушительным воротам Миссисипской государственной больницы в Уитфилде, и настроение в салоне резко изменилось. Лизу поместили сюда почти семь месяцев назад, и с тех пор почти ничего не сообщалось о том, как идет лечение. Ей писали письма, она не отвечала. Пит встречался с врачами, однако о содержании разговоров молчал. Лиза, возможно, знала об убийстве Декстера Белла. Но, не пообщавшись с докторами, в этом нельзя убедиться. Они могли пощадить больную и не сообщить им о трагедии. Или сами не знают, потому что им не сказал Пит. Охранник в форме сверился с бумагами, куда-то позвонил, и ворота открылись. Уитфилд был единственным в штате психиатрическим заведением и мог похвастаться множеством корпусов на территории свыше сотни акров. То, что называли кампусом, скорее напоминало окруженное полями, лесами и деревьями старинное поместье. Здесь лечились триста пациентов и жили пятьсот сотрудников. Для белых и черных были предусмотрены разные службы. Джоэл проехал мимо почты, туберкулезного корпуса, пекарни, озера, площадки для игры в гольф и крыла, где лежали алкоголики. С помощью многочисленных подсказок с заднего сиденья он наконец нашел здание, где находилась мать, и остановился.
Минуту они сидели в машине и смотрели на впечатляющее строение.
– Мы что-нибудь знаем о ее диагнозе? – спросила Стелла. – Депрессия, шизофрения, нервный срыв, суицидальные настроения? Может, она слышит голоса? Или Пит просто хотел удалить ее из дома?
Флорри покачала головой:
– Не знаю. Лиза быстро входила в «штопор», и Пит велел мне держаться подальше от дома.
За входной дверью угрюмая служащая спросил, назначено ли свидание. Флорри объяснила, что звонила два дня назад и разговаривала с миссис Фортенберри, администратором корпуса 41, в котором они сейчас находились. Служащая сказала, что миссис Фортенберри отсутствует, поскольку теперь все-таки день Рождества Христова. Флорри ответила, что ей известно, какой сегодня день, и что пришедшие с ней двое молодых людей – дети Лизы Бэннинг. Они хотят на Рождество повидать свою мать.
Служащая надолго исчезла, а когда вернулась, привела мужчину, который представился доктором Хилсебеком. Он повел их за собой, и они оказались в небольшом кабинете с двумя стульями для посетителей. Джоэл остался стоять у двери. Несмотря на свой белый медицинский халат, Хилсебек не походил на врача, хотя Бэннинги редко встречались с психиатрами и не могли судить, как те выглядят. У него был лоснящийся череп, бегающие глаза, визгливый голос, и он не вызывал доверия. Расположившись за столом, Хилсебек подвинул на середину папку и произнес:
– Боюсь, у нас проблема. – Он говорил снисходительно, с неприятным северным акцентом. И фамилия Хилсебек была явно не южная.
– Что за проблема? – спросила Флорри. Она уже уяснила для себя, что ей не нравится сорок первый корпус и те, кто в нем работает.
