Первый человек в Риме - Маккалоу Колин (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Они принесли с собой длинные лестницы, которые приставили сейчас к обеим сторонам здания. Лестницы как раз доставали до древних веерообразных черепиц карниза, поросших лишайником и очень ломких.
— Помните, — обратился Цепион к своему отряду, — не пользоваться мечом, так сказал Луций Корнелий. Мы должны неукоснительно выполнять приказы Гая Мария. Никакого оружия.
Один за другим они взбирались по лестницам, и вот уже все пятьдесят человек расположились на краю невысокой крыши, где, как выяснилось, можно было удобно устроиться. И там, в темноте, они ждали, пока бледный сизо-серый свет на востоке не сменился ярко-золотым. Первые лучи солнца робко показались из-за Эсквилинского холма и осветили крышу Сената. Внизу начали уже появляться люди, но приставные лестницы были тоже подняты на крышу курии, и никто не заметил ничего подозрительного, потому что никому и в голову не пришло посмотреть наверх. — Начали! — крикнул Цепион.
Быстро — Луций Корнелий предупредил их, что времени будет очень мало, — они начали вынимать черепицу из дубовых рам между массивными кедровыми балками. В помещение, открывшееся внизу, хлынул свет. Пятнадцать бледных лиц, скорее удивленных, нежели испуганных, уставились наверх. А каждый на крыше, поспешно собрав возле себя кучу черепицы, принялся метать обломки в пролом — прямо в эти лица. Сатурнин и Луций Эквиций упали сразу. Некоторые узники спохватились и попытались укрыться в дальних углах зала. Но молодые люди на крыше чрезвычайно быстро наловчились попадать точно в цель. В зале не имелось никакой мебели. Обычно посетители захватывали с собой стулья, а служащие Сената приносили пару столов из Сенатских зданий, расположенных совсем близко, на Аргилете. Поэтому узникам нечем было защищаться от падающих обломков. Битая черепица — тяжелые осколки с очень острыми краями — оказалась куда более эффективным оружием, чем предполагал Сулла.
К тому времени, как Марий и его легаты, в том числе и Сулла, явились туда, все уже было закончено. Молодые люди спустились по лестницам на землю и стояли совершенно спокойно. Никто из них и не собирался убегать.
— Должен ли я арестовать их? — спросил Сулла Мария.
Марий вздрогнул — вопрос вырвал его из глубоких раздумий.
— Нет! — сказал он. — Пусть остаются на месте. — И взглянул на Суллу с немым вопросом в глазах. Сулла еле заметно подмигнул — ответ был получен.
— Откройте двери, — приказал Марий ликторам.
Лучи раннего солнца, пронзая медленно оседающую пыль, озаряли разбросанные по всему полу осколки покрытой лишайником черепицы. Поверхность сколов была ржаво-красной — почти цвета крови. В разных позах, полузасыпанные обломками, застыли пятнадцать тел.
— Только ты, принцепс Сената, и я. Больше никто, — распорядился Марий.
Вместе они вошли в зал, вместе переходили от одного тела к другому в поисках живых. В Сатурнина попали так точно, что он даже не попытался защититься. Он весь был покрыт черепичным крошевом, а когда лицо обмахнули от обломков, то Сатурнин уставился невидящими глазами в пролом в крыше — на небо. Его черные ресницы слиплись от красноватой пыли. Скавр наклонился, чтобы закрыть ему глаза, и брезгливо поморщился: так много мусора лежало на высохших глазных яблоках, что веки отказывались опускаться. Луцию Эквицию досталось больше всех. На нем не осталось ни одного живого места. Марию и Скавру потребовалось немало времени, чтобы раскидать все обломки и освободить его. Сауфей убежал в угол и умер там от черепка, который, видимо, отскочил от пола и, как толстый наконечник длинного римского копья, впился жертве в шею. Голова была почти отрезана. А в Тита Лабиена попал длинный конец цельной черепицы — вонзился прямо в поясницу и рассек по позвоночнику почти до самого низа.
Марий и Скавр коротко посовещались между собой.
— И как мне поступить с этими молодыми болванами? — спросил Марий.
— А что ты можешь с ними сделать?
Правая половина верхней губы Мария поднялась.
— Перестань, принцепс! Возьми же хоть что-нибудь и на свои тощие старые плечи! Обещаю, тебе не удастся отвертеться от всего этого. Или поддерживай меня — или будь готов к борьбе. Но в таком случае здесь все будет выглядеть так, как после женского праздника Благой Богини!
— Хорошо, хорошо! — раздраженно ответил Скавр. — Я не хотел сказать, что не собираюсь поддержать тебя, ты, педантичный крестьянин! Я имел в виду только то, что сказал: что ты можешь в данном случае сделать?
— Властью, данной мне Постановлением Сената, я могу поступить как угодно. Могу арестовать всех этих храбрецов, могу отправить их по домам, даже не сделав им выговора. Что ты предпочитаешь?
— Из соображений целесообразности лучше всего отослать всех по домам. Если действовать по закону — арестовать их и обвинить в убийстве соотечественников-римлян, поскольку узников не судили. Они все еще оставались римскими гражданами, когда встретили смерть.
Марий вскинул свою единственную подвижную бровь.
— Так какое же решение я должен принять, принцепс? Целесообразное или принципиальное?
Скавр пожал плечами:
— Целесообразное, Гай Марий. Целесообразное. Ты это знаешь, и я знаю. Принципиальным решением ты загонишь в дерево Рима такой клин, что весь мир рухнет вместе с ним.
Они вышли на открытый воздух и остановились на верхней ступени лестницы Сената. На них смотрело несколько сотен лиц. А за этими несколькими сотнями Форум был безлюден и чист. Сонный, купающийся в лучах утреннего солнца.
— Объявляю всеобщую амнистию! — как можно громче крикнул Марий. — Идите домой, молодые люди, — обратился он к молодым друзьям Луция Корнелия Суллы. — Вы вместе со всеми освобождаетесь от ответственности. — Он снова заговорил с сенаторами. — Где народные трибуны? Здесь? Хорошо! Толпы нет — созывайте ваше собрание. Первой повесткой дня будут выборы еще двух трибунов. Луций Апулей Сатурнин и Луций Эквиций мертвы. Старший ликтор, пошли за своими людьми и общественными рабами. Пусть очистят здание Сената. Выдайте тела их семьям, чтобы умерших похоронили с подобающими почестями, ибо их не судили за преступления, и поэтому они все еще считаются римскими гражданами, занимающими высокое положение.
Он сошел со ступенек и пересек ростру, так как был старшим консулом и наблюдателем инаугурации новых народных трибунов. Если бы он был патрицием, эту обязанность выполнили бы его младшие коллеги. Один из консулов обязательно должен быть плебеем, чтобы иметь право присутствовать на Народном собрании.
А потом это произошло. Может быть, потому, что хорошо поработала молва, распространяясь, как всегда, со скоростью солнечных лучей. Форум стал заполняться. Тысячи людей спешили с Эсквилина, Целиева холма, Виминала, Квиринала, Субуры, Палатина, Авентина, Опия. Та же толпа — Гай Марий сразу понял это, — которая заливала Форум во время выборов в народные трибуны.
Чувствуя, что все неприятности позади, со спокойным сердцем он смотрел на этот океан лиц и видел то же, что видел и Луций Апулей Сатурнин: источник силы — еще не использованной, еще не наученной вероломству, готовой поверить своекорыстной харизме красноречивого демагога и подчиниться любому хозяину. «Это не для меня, — думал Гай Марий. — Быть Первым Человеком в Риме по прихоти легковерных — это не победа. Я взошел наверх по cursus honorum старым путем, трудным путем, сражаясь с предубеждениями и уродством. Я шел по пути чести. Но, — весело подумал Гай Марий, — я сделаю еще один жест, последний жест, чтобы показать Скавру, и Катулу Цезарю, и Агенобарбу, и прочим „добрячкам“, что, выбери я путь Сатурнина, они все погибли бы внутри курии под грудами черепицы, а я один правил бы Римом. Что Сатурнин! Марий — вот кто им опасен. Ибо я по сравнению с Сатурнином, что Юпитер против Купидона!»
Он прошел на конец ростры, обращенный не к колодцу комиций, а к нижней части Форума, и раскинул руки, словно хотел обхватить ими толпу, привлечь ее к себе, как отец, обнимающий своих детей.
— Народ Рима, возвращайся в свои дома! — загремел он. — Кризис миновал. Рим спасен. И я, Гай Марий, с огромным удовольствием сообщаю тебе, что вчера в Остию прибыли корабли с зерном. Весь день сегодня баржи будут подвозить зерно, а завтра уже можно будет покупать хлеб в государственных зернохранилищах Авентина по цене один сестерций за модий. По цене, которая определена законом Луция Апулея Сатурнина. Однако Луций Апулей мертв, и его закон не имеет силы. Это я, Гай Марий, консул Рима, даю тебе хлеб, народ Рима! Специальная цена будет действовать девятнадцать дней, пока я не сложу с себя консульские полномочия. После этого новые магистраты решат, какую цену ты будешь платить. Цена в один сестерций — это мой прощальный подарок вам, квириты! Ибо я люблю вас, я сражался за вас, и я побеждал для вас. Никогда, никогда не забывайте об этом! Да славится Рим!
