Танцы с королями - Лейкер Розалинда (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Аксель фон Ферзен ни на минуту не отходил от королевы. Утекло уже много воды с тех пор, как Розе в последний раз приходилось исполнять при них обязанности дуэньи, и ей было известно, что он часто проводил ночи в малом Трианоне наедине с Марией-Антуанеттой. Они стали любовниками в тот самый день, когда Роза встретилась в лесу с Ричардом. Королева не делила ложе с королем после зачатия Софи, которая скончалась в младенчестве, и Роза не сомневалась в том, что Людовик знает все и в душе, видимо, уже простил Марии-Антуанетте эту измену. К счастью, у придворных головы теперь были полны другими, более важными заботами, и сплетни о прелюбодеянии королевы приумолкли.
После ужина зазвучала виола, приглашая всех к танцам, и королева и граф фон Ферзен подали пример, которому последовали несколько пар. Ричард, не видевший Розу вот уже три недели, увлек ее в сторону; они отправились гулять по парку и вскоре набрели на почти незаметный грот. Среди покрытых мхом скал тихо поблескивала вода, от которой отражался свет луны.
— Как бы мне хотелось, чтобы по всей Франции воцарился такой же покой, как в этом полном волшебного очарования месте, — сказала Роза, присаживаясь на маленькую, стилизованную под деревенскую, скамейку, на которой любила сиживать королева, предаваясь одиноким размышлениям.
Ричард остался стоять, скрестив на груди руки и устремив невеселый, задумчивый взгляд на серебристую воду. Журчание впадавшего в это озерцо ручейка сливалось с заливистыми трелями соловьев, обосновавшихся на деревьях, росших неподалеку от грота.
— Это было бы возможно, — сказал Ричард со вздохом усталой горечи, — если бы король пошел навстречу требованиям Учредительного собрания, а не хитрил и изворачивался, где только можно. Он, правда, восстановил в должности Некера, чтобы задобрить народ на первое время, зато фактически помешал принятию Декларации прав человека и гражданина, которая была составлена с помощью американского посла, мистера Томаса Джефферсона. Вся Франция объявляет о своей свободе от пут феодализма, а король не хочет об этом и слышать!
— Ну и что здесь удивительного? Разве можно было ожидать, что он и королева с бурным ликованием воспримут навязываемую им конституционную монархию, которая подрывает основы их абсолютной власти? Поэтому они и не видят ничего хорошего в этой идее. Король станет марионеткой в руках народа! — Роза не уставала восхищаться мужеством и выдержкой Марии-Антуанетты, нашедшей в себе силы твердо противостоять этому безумию, несмотря на океан враждебности окружавший ее со всех сторон. Слабость и какое-то отстраненное безразличие, характерные для нее в последние месяцы жизни дофина, а также безутешная скорбь после его смерти канули в прошлое. Теперь это снова была энергичная, подтянутая женщина, готовая бороться до конца. Поскольку Мария-Антуанетта оказывала решительное влияние на короля при обсуждении многих важных вопросов, Роза считала себя не вправе подвергать сомнению компетентность своей покровительницы. Она не терпела, когда в ее присутствии кто-нибудь допускал выпад против королевы и всегда вступалась за эту отважную, с ее точки зрения, женщину. — У Франции еще никогда не было такой королевы, как Мария-Антуанетта. Она горит ярким огнем, как путеводная звезда, затмив всех своих предшественниц.
Ричард взял ее за плечи и, подняв на ноги, бережно охватил ее лицо ладонями своих больших и сильных рук:
— Дорогая Роза! Как ты трогательно верна тем, кого любишь и уважаешь! Я хочу, чтобы ты всегда оставалась такой…
Он поцеловал ее, и они долго стояли, крепко обнявшись. Внезапно их тела охватила сильная и страстная дрожь желания. Им безумно захотелось обладать друг другом, ведь они были лишены этой радости со времени похищения Розы мятежниками при штурме Бастилии, а теперь на дворе уже стояло начало сентября, что означало семь недель воздержания, вызванного чрезвычайными обстоятельствами, но от этого не ставшего менее тягостным для молодых, страстно любящих супругов.
— Ну, и куда же мы пойдем? — спросил Ричард чуть охрипшим голосом.
— Сюда. — Взяв мужа за руку, Роза повела его в находившийся рядом бельведер, прелестный миниатюрный павильон восьмиугольной формы, который стоял на небольшом холме над озером. В этом месте королева любила пить чай и спасаться от летнего зноя. Ровный свет фонарей, спрятанных в тростниках и зажженных по случаю пикника здесь и по всему парку, выхватывал из темноты изящные барельефы, расположенные над окнами и символизировавшие времена года. Проникнув внутрь павильона, они оказались среди светло-зеленых стен, разрисованных арабесками. Свет, проникавший в окна, позволял им видеть лица друг друга и тени, отбрасываемые их фигурами на потолок, где были изображены купидоны в голубом небе.
Бережно и любовно раздевали они друг друга. Ричард сделал нечто вроде ложа на мозаичном полу из мраморных плиток, использовав для этой цели подушки со скамеек, а затем уложил на него Розу. Здесь он любил ее с такой нежностью и страстью, что она подумала, как будет всю жизнь вспоминать этот час неземного блаженства, подаренный ей в бельведере.
…Жасмин нездоровилось. Роза, приехавшая в этот день, услышала от дворецкого, что послали за доктором.
— Что с тобой, бабушка? — с тревогой спросила она, поцеловав Жасмин в щеку и усевшись на краешек кровати.
— Ну уж, ничего такого, о чем тебе стоило бы беспокоиться, — бодро ответила Жасмин.
Она скрывала от внучки и остальных, за исключением экономки и троих слуг, с которых взяла клятвенное обещание хранить тайну, что с ней уже дважды случались приступы, когда она на короткое время теряла сознание. Это были не простые обмороки. Теперь ей казалось, что эти приступы были естественным продолжением того, что случилось с ней в день свадьбы Розы — онемение конечностей и крайнее истощение сил, но она не собиралась никому рассказывать об этом.
— Я хочу знать, что у тебя болит, — не отставала от нее Роза.
Жасмин вздохнула, как бы показывая, что все это пустяки, и объяснила:
— Мне просто нужно немного отлежаться после того, как у меня были легкие спазмы. Это было два раза. Доктор говорит, что это случилось из-за неритмичной работы сердца — явления, которое часто встречается у таких стариков, как я. Мадам Арно вовсе не нужно было поднимать переполох и посылать сегодня за доктором.
— Она поступила правильно. — Роза всегда испытывала симпатию к матери Дианы, скромной, добросовестной и отзывчивой к чужой беде женщине, которая не только отлично выполняла обязанности экономки, но и постоянно заботилась о здоровье своей хозяйки. — Я пошлю Диану в Версаль, чтобы она привезла мне кое-какие вещи, и останусь с тобой, пока ты окончательно не поправишься.
— Боже упаси! — Меньше всего Жасмин хотела бросить тень на безоблачное блаженство первых месяцев замужества внучки. Именно по этой причине она и утаила от всех свой первый приступ. — Мне куда спокойнее, когда ты занимаешься своими делами во дворце, и я с радостью жду каждой встречи с тобой. К тому же Мишель не дает мне скучать.
Жасмин настояла-таки на своем. Роза возвратилась в Версаль вечером того же дня, вовсе не убежденная в том, что ей следовало слушаться бабушку. Единственным утешением были слова доктора, который сказал, что Жасмин может прожить еще довольно долго при условии покоя и отсутствия потрясений.
После возвращения из Шато Сатори Розе сразу бросилось в глаза то, как опустел Версальский дворец, из которого в разные стороны разбегались придворные. Некоторым из них не повезло. Они попали в лапы революционной толпы и были растерзаны, так и не добравшись до границы. Те же, кто остался, проводили время, развлекаясь в меру своих сил, ибо в отлаженном доселе расписании балов, приемов, концертов, раутов и других событий светской и официальной жизни царил полнейший беспорядок, да и сами эти мероприятия превратились в скучнейшую рутину сейчас, когда каждый из аристократов был озабочен тем, как спасти свою жизнь в этом кровавом кошмаре, который, подобно трясине, засасывал Францию все глубже и глубже. Именем революции творились дикие преступления, от которых волосы становились дыбом. Бывший министр был повешен толпой на уличном фонаре, а затем голову несчастного отсекли ударом огромного мясницкого тесака, а рот набили соломой, поскольку именно этому министру революционеры приписывали высказывание, в котором тот цинично советовал голодающим вместо хлеба питаться сеном. На этом месть толпы не закончилась, и озверевшие вконец санкюлоты растерзали сына министра. Сотни похожих случаев происходили по всей стране. Закон и порядок перестали существовать.
