Нечистая сила - Пикуль Валентин Саввич (читать книги онлайн регистрации .TXT) 📗
— А на што новых-то плодить? — сказал он царю. — Старикашка в примерах сидит, пущай и будет унутренним.
— Белецкий тоже хочет, — сказал император. — Говорят, даже с казенной квартиры не выезжает… ждет падения Хвостова.
— Степан, — отвечал Распутин, — если меня и не убивал, то, видит бог, убить может… Ну его! А на Штюрмера почила благодать божия. Старикашка послушный. Спать любит. Признак здоровья.
— Штюрмера все ненавидят, — заметил Николай II.
— А меня — што? Рази навидят? То-то…
Когда автомобиль с Распутиным, возвращавшимся из Царского Села, проезжал окраинами столицы, могуче, будто раненые звери, трубили в сумерках гигантские заводы — рабочие бастовали. К экономическим требованиям путиловцы теперь прибавили лозунги и политические… Впрочем, все это Белецкого уже не касалось: ему определили оклад в пятьдесят четыре тысячи рублей, и надо было ехать в Иркутск, но Побирушка ходил за ним по пятам, божился, что проведет его в сенаторы, а потом… потом и в министры внутренних дел.
— Не покидайте казенной квартиры! — взывал Побирушка. Белецкий заглянул в кондитерскую «Квисисана» на Невском проспекте, где владелец кафе Генрик Сартори любезно проводил его в отдел срочных заказов. Контора благоухала мускатом, имбирем и корицей. Приятная барышня в чистом передничке раскрыла блокнот.
— Итак, мсье, что вам угодно от «Квисисаны»?
— Торт.
— В какую цену?
— Сколько бы ни стоил.
— Именинный? Юбилейный? Даме или мужчине?
— Одному… хаму, — сказал Белецкий. Барышня нисколько не удивилась:
— Хам останется доволен. Как исполнить? Фантазия жандарма работала превосходно:
— Сделайте торт в виде кладбища с крестами из чистого бразильского шоколада… Кстати, есть у вас шоколад?
— «Квисисана» живет еще довоенными запасами.
— Отлично! — потер руки Белецкий. — Взбейте крем цвета навоза, а внутри торта выкопайте глубокую могилу, чтобы на дне ее сидели лягушки и… ждали.
— Из Чего сделать лягушек? — спросила барышня.
— Из мыла, — ответил Степан, недолго думая. — Возле могилы пусть кондитер поставит гроб из противного желе, которое прошу уснастить горчайшей хиной. А по краям торта, вроде узора, изобразите поучительную надпись: ВОТ ТВОЯ МОГИЛА. Хорошо если бы вместо сахарной пудры вы посыпали кладбище стрихнином… вроде выпал легкий снежок. Нельзя? Ядов не держите? Жаль…
— По какому адресу отправить этот торт? Белецкий оставил ей адрес квартиры Хвостова.
Бывший министр снял крышку с великолепного торта. — Какая дивная работа… узнаю мастера Степана! Бывшему министру от бывшего товарища министра… Приятно посмотреть! Позвонила Червинская — почти шепотом:
— Алексей, сразу уничтожай все, что имеешь. Клеопатра решила спасти своего Антония.
— Прости, — ответил Хвостов, — в двери звонят…
В министерскую квартиру ввалились двое: Манасевич-Мануйлов и Аарон Симанович — в пальто нараспашку. Ванечка как опытный шпик сразу же схватил телефонную трубку:
— Итак, я слушаю… продолжайте.
По его лицу было видно, что связь Хвостова с Червинской явилась для Ванечки неприятным сюрпризом.
— Опоздала ваша знакомая, — сказал он, вешая трубку. Хвостов не сдержал приступа лютого антисемитизма:
— Два жида в три ряда… Ну, ладно, Ванька! Тебя-то я хоть знаю. А зачем ты привел сюда этого пархатого?
— Алексей Николаевич, не я же этого жида придумал! Таково желание государыни императрицы, чтобы Симанович, как ранее пострадавший от вашего произвола, присутствовал при обыске.
— Чтоо? У меня? У меня и… обыск?
— Вот письмо от Штюрмера, — передал ему Ванечка.
Штюрмер писал, что по приказу императора Хвостов обязан снять с себя все ордена и отправляться в ссылку. Золотой ключ камергера у него отобрали вместе с футляром. Симанович уже рылся в ящиках стола, выгребая из них на пол секретные бумаги. Манасевич сам растопил камин и каждую бумагу, в которой встречалось имя Распутина или царицы, бросал в огонь. Хвостов остолбенело наблюдал за уничтожением ценнейшего архива, который он собрал на посту министра, чтобы историки будущего имели материал о действиях распутинской мафии…
— Вы скорпионы! — кричал он. — Вы шакалы! Аарон Симанович наслаждался местью.
— Против кого ты вздумал идти? Против Григория Ефимыча? Против нас?
Измордуем и оплюем… Ты уже не встанешь!
— Ванька, — заорал Хвостов, берясь за канделябр, — убери эту гнусь, или я за себя не отвечаю… разнесу ему череп! В кабинет вошла жена, удивительно спокойная.
— Что ты, Леша, возмущаешься? — сказала она. — Ты сам хотел грязи как можно больше. И ты нашел самую нечистую яму — министерство внутренних дел… Так успокойся: все в порядке вещей.
Хвостов выпустил канделябр и зарыдал.
— Меня, столбового русского дворянина… Я не могу!
— Тебе, — отвечала жена, — было очень приятно взлетать. Так имей же мужество падать низко. Все пройдет в этом мире, как и мы с тобой, и ничто в этом мире не вечно. Были мы — будут другие! Такие же свиньи, как и ты, дорогой, и как вот эти… господа, что тебя сейчас оскорбляют. Встань выше этого!
Под конвоем филеров Хвостова доставили на вокзал, посадили в вагон, и… он поехал в историю. Убийцы Распутина из него не получилось, а получился самый обычный «бульварный романчик» с дамочками, рюмочками, взяточками, растраточками… Между тем в кулуарах Думы бродил подлинный убийца — это лысый, очкастый и вертлявый Пуришкевич, писавший в эти дни о министерской чехарде:
Их жизни срок сейчас минутен, Уйдут, оставив серный дым, А прочен лишь один Распутин Да долгогривый Питирим…
Черносотенец был поэтом, но своих стихов никогда не печатал — это ни к чему, да и цензура их не пропустит! Он явился в кабинет Родзянки и сказал ему, отчаянно жестикулируя:
— Разве так убивают? Гришку надо убивать, как режут свинью… без экивоков. Просто взял ножик — пырь в бок, и готово! Согласен, что противно.
Будут кровь, всякая слизь, и потечет гнилая сукровица, а волосы перемешаются с мозгами. Но если это надобно ради спасения драгоценной монархии и кристальных идей нашего самодержавия, то поверьте, я… готов!
