Детектив на исходе века (Российский триллер. Игры капризной дамы) - Трахименок Сергей Александрович
Шеф, Кондак и Глинков — все в форме — сидели за столом, а их шинели и пальто, вопреки заведенным правилам, лежали тут же на стульях. Корж, словно не имел никакого отношения к сидящей компании, стоял у окна. На нем было старое, давно вышедшее из моды пальто с шалевым воротником (в нем он всегда выезжал на происшествия) и на голове, как обычно, красовалась серая кепка, которую он носил девять месяцев в году и в которой был больше похож на объект розыска, чем на сотрудника милиции.
Прокурор района — Владимир Юрьевич Мазюк тут же отозвал Кроева в сторону и стал «озадачивать» его, то есть давать ненужные указания.
Прокурором шеф стал недавно. Разница в возрасте между ним и следователем была небольшой — пять лет, и он часто «инструктировал» молодого работника на глазах окружения, чтобы его, избави Бог, не спутали с подчиненным.
Кондак, видимо, еще раз позвонил диспетчеру и сообщил, что звонок о пожаре поступил в 3 часа 12 минут…
— Это нам известно, — перебил его Мазюк, — чего мы ждем?
— Да водитель наш заправляться поехал, — чертыхнулся Кондак.
— Непорядок, — ответил ему шеф и с гордостью добавил, — наш водитель всегда в полной боевой… Что известно о помещении?
— По предварительным данным коровник старый, деревянный. С учетом дефицита помещений в «Приозерном» там должно находиться не менее ста животных, — сказал Кондак и, видя, что новых вопросов ему не задают, стал развивать тему дальше. — Пожарная служба сработала оперативно. Две машины и инспектор госпожнадзора Пронь сразу же убыли в «Приозерный». И если сигнал о пожаре поступил вовремя, и из центральной усадьбы совхоза вышла пожарная машина, то до подхода наших пожсредств она сможет локализировать очаг. А Пронь подъедет и ликвидирует пожар в два счета. Он в таких делах мастер…
— Не успеет, — вмешался Корж, — до отделения сорок с гаком, а пожарная машина «Приозерного», по моим данным, еще неделю назад была не на ходу.
— Безобразие, — отметил прокурор.
В этот момент зазвонил телефон. Кондак поднял трубку, послушал и сказал: «Едем!»
В совхоз ехали на двух машинах. Впереди шел автомобиль милиции, сзади трясся на замерзших кочках прокурорский «Уазик». Путь до места не близкий. Кедровский район в области самый маленький по количеству жителей и самый большой по площади.
— Полтора Ливана, — произнес как-то прокурор во время политинформации. Кроев заглянул в энциклопедию — шеф не ошибся.
Прокурорский шофер Василич — человек умный и умелый. В его машине стояла самая жаркая в районе печка, от нее исходило приятное тепло, и Кроеву захотелось спать, и он уснул бы, но в прокуроре, сидящем рядом с Василичем, вновь проснулся начальник.
— Приедем и, как рассветет, сразу за осмотр. В таких делах все начинается с осмотра, — произнес он менторским тоном.
И хотя это не совсем так, Кроев с шефом не спорил. «Шеф — он и в Кедровке — шеф», перефразировал Александр один из афоризмов Чубаря и, уткнувшись в воротник пальто, начал дремать.
— Дело возбудим по факту возгорания, — продолжало, между тем, начальство.
Кроев понимал, что Мазюк специально говорил «возгорание», чтобы подчеркнуть свою осведомленность в пожарной терминологии. По мнению шефа, использовать привычное «по факту пожара» было бы по-дилетантски, а это не соответствовало его положению и опыту работы.
Мазюк в прокурорах ходил второй год, а до этого пять лет проработал следователем в соседнем районе, где родился и вырос и где жили его родители.
— Года три назад работал я вот так же в группе, продолжал Мазюк неторопливо, будто диктуя мемуары, — так самое трудное было не виновных установить, а ущерб определить. Склад сгорел, а ущерба нет… Стоимость склада, оказывается, амортизацией погашена, и подлежал он списанию с баланса.
Владимир Юрьевич помолчал и с деланным возмущением добавил.
— А если бы тот склад кто-нибудь разобрал и материалы похитил, то вменили бы ему, голубчику, полную стоимость и на амортизацию не посмотрели бы. Так вот, после осмотра сразу надо ехать на центральную усадьбу и изымать документы о стоимости уничтоженного имущества… и помещения, и оборудования, и животных. А то дадут справку — сгорело все — ущерб 700 рублей. Стоит ли из-за этого по ночам не спать…
Только сейчас Кроев понял, куда клонит шеф и почему он сам поехал на происшествие, а не отправил туда одного следователя. Шеф намеревался сделать имя на этом пожаре и его, естественно, не устраивал малый ущерб. Однако следователь не осудил шефа, в конце концов это его работа. Для этого он и поставлен государством. Ведь никто же не осуждает хирурга, мечтающего сделать сложную операцию, за то, что он ждет поступления больного с серьезной травмой.
Для молодого следователя Мазюк был первым в его жизни начальником. Но Кроев не в лесу рос, знал, какие бывают начальники, и в этом смысле Мазюк его вполне устраивал, и даже больше, прокурор как руководитель и юрист нравился следователю. Мазюк буквально горел на работе: успевал за день «перелопатить» массу материалов и оперативно принять по ним решения; успевал выступить на процессе и сориентироваться в уголовных делах, которые вел его «кровный» следователь и следователи милиции; успевал, с подачи Василича, выбить где-то запчасти для машины, и та всегда была на ходу; мог в любой момент сказать, почему в том или ином хозяйстве района надои упали с 3,6 до 2,9 литров на фуражную корову; мог дать исчерпывающие характеристики всем руководителям района, и те соответствовали действительности. В общем, это был специалист своего дела, у которого есть чему поучиться молодому сотруднику.
Конечно, у шефа были и «отдельные недостатки», но они в большей степени относились к шефу-человеку, а не к шефу-специалисту.
Шеф, например, стыдился своего крестьянского происхождения и скрывал его различными способами: он постоянно носил галстук, который ему завязывала жена, и на работе, и дома, и даже в поле при копке картофеля на нем всегда был этот атрибут интеллигентного человека; из своей речи он вытравил все живые обороты и неправильности и всегда говорил складно, суконным языком служебных записок. Но уши простого деревенского парня с рождения до пенсии произносящего «шишнадцать», «булгахтерия» и путающего волеизъявление с волеизлиянием часто сводили маскировку на нет.
И была у шефа еще одна болезнь — нравилась ему роль начальника. Он по поводу и без него давал указания следователю и завканцелярией — молодой девчушке Тамаре, дочери районного архитектора, зарабатывающей в прокуратуре стаж для поступления на юрфак. Он бы и Василичу стал давать указания, но скрытая сила этого молчуна, типичного представителя касты шоферов районного начальства, не позволяла ему делать это. Василич в прокуратуре был на особом положении. Он считал себя единственным постоянным сотрудником прокуратуры, тогда как все остальные, по его мнению, были людьми временными. Он один знал истинную цену своему начальнику, однако открыто об этом не говорил и даже не давал это понять своими поступками. Шеф был благодарен за это и сквозь пальцы смотрел на поступавшую к нему информацию о том, что Василич частенько нарушает правила охоты, а проще браконьерствует. Шеф не рисковал даже делать ему замечания, когда Василич засыпал на проводимых еженедельно политинформациях. Сам Мазюк выступал на них в роли информатора по понедельникам. Именно там узнал Кроев, что Кедровский район в полтора раза больше Ливана. Правда, там же ему довелось слышать, что Никарагуа находится в Центральной Африке. Но это, видимо, было оговоркой, без которых не обходится ни одно выступление любого мало-мальски серьезного докладчика.
— Вы слышите, Александр Петрович? — спросил шеф.
— Да, да, — ответил Кроев сквозь сон.
Шеф опять стал говорить о чем-то, но Кроев его уже не слышал. Он уснул, откинувшись на спинку сиденья.
Однако долго спать не пришлось. «Уазик» вдруг резко затормозил, Кроев проснулся и увидел, что прокурор выходит из машины. Сквозь запотевшее стекло следователь заметил стоящую на обочине красную машину и ее водителя, что-то объясняющего Кондаку и Коржу…
