Жемчужина Санкт-Петербурга - Фернивалл (Фурнивэлл) Кейт (мир книг .txt) 📗
— Добрый вечер, господин министр.
Они поклонились друг другу. То был не официальный поклон, а скорее дружеский. Вообщето министр был человеком довольно мрачного вида, с густыми тяжелыми бровями, которые, казалось, так и норовили опуститься ему на самые глаза. К тому же после недавней стычки во время обсуждения финансирования прокладки туннелей держался он несколько натянуто. На этот раз на министре был элегантный фрак с тугим белым жилетом и воротничком, но вид у него был такой, словно ему не до веселья. Тем не менее обычно землистые щеки его разрумянились, и Йенс, заметив это, подумал о том, сколько уже дорогого французского коньяку успел выпить за вечер Давыдов.
— Добрый вечер, сударыня.
Йенс склонился над рукой супруги министра, маленькой женщины средних лет в вызывающе фиолетовом платье. Она много улыбалась, как будто старалась за двоих, за себя и за мужа.
— Какой чудесный вечер! — вся сияя от восторга, произнесла она. — Боже, как я люблю, когда вы, мужчины, так нарядно одеваетесь!
Во дворце было много военных в парадной форме. Молодые офицеры в белых, синих или красных мундирах с разноцветными погонами важно прохаживались по просторным залам, покачивая изысканными аксельбантами, в надежде привлечь к себе внимание молодых барышень, обмахивающихся веерами. Военных здесь было даже больше, чем штатских (обычное дело для петербургских светских торжеств), и среди них самыми красивыми и самыми заносчивыми всегда были гусары. На плечах военных держалось величие России, и господа офицеры не уставали об этом напоминать.
Распорядитель бала в напудренном белом парике и узких красных бриджах трижды ударил золоченым жезлом по мраморной ступеньке, возвещая о прибытии очередного гостя.
— Вы танцуете? — полным надежды голосом спросила госпожа Давыдова Йенса, с лукавым видом склонив голову набок, отчего сделалась очень похожей на маленького шустрого воробья.
У Йенса все похолодело внутри. Он посмотрел на Давыдова.
— Ступайте, — милостиво промолвил министр и добавил: — Я сам не танцую.
— Почту за честь, сударыня, — ответил Йенс и галантно поклонился. Предложив ей руку, он обернулся к министру. — Потом, если позволите, дватри слова.
Брови Давыдова сдвинулись, но его супруга беззаботно воскликнула:
— Разумеется! Андрей, ты же поговоришь с молодым человеком, верно?
Йенс с уважением посмотрел на свою партнершу по танцу и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.
Они танцевали мазурку. Это был один из тех энергичных танцев, от одной мысли о которых у Йенса по телу пробегала дрожь. Восемь пар должны были лавировать по залу, при этом не сбиваясь с музыкального ритма. Для него придерживаться правильного движения в окружении скользящих фигур было тяжелее, чем скакать на лошади ночью через лес.
Йенс настолько сосредоточился на быстром темпе, что лишь случайно заметил устремленный на него через весь зал взгляд темнокарих глаз. Он споткнулся, извинился перед партнершей, но, когда посмотрел снова, среди нарядных причесок и блестящих шелковых платьев глаз этих уже не было видно. Тут в его памяти всплыл странный образ: тонкая бледная шея, мягкая линия подбородка и белое платье с длинными белыми перчатками до локтей. Глаза исчезли, растворились в переполненном зале, но он узнал их. И собирался снова их найти.
— Не тратьте время попусту, Фриис.
— Господин министр, прошу вас все же выслушать меня.
— Я и так знаю, чего вы хотите. Денег. Еще денег на свои канализационные трубы, будь они неладны.
Йенс выжал из себя натянутую улыбку.
— Я хочу поговорить не о деньгах.
— А о чем же?
— О земле.
Министр выпятил узкую грудь.
— Я вас слушаю.
— Население СанктПетербурга, как мы оба знаем, год от года стремительно увеличивается. В результате мы имеем острую нехватку жилых домов, изза чего стоимость домов и квартир в центре города растет с поистине астрономической скоростью.
— Мне об этом известно.
— Тем не менее в городе остается много свободных участков земли. Я имею в виду пустыри в отдаленных бедных кварталах и лесные районы в пригородах, которые сейчас можно купить за бесценок, буквально за несколько сотен рублей. Но их никто не покупает.
— Да потому и не покупают, что там захолустья сплошные! — Давыдов гневно выпустил облако табачного дыма. — Если вам хочется ютиться в какойнибудь жалкой лачуге вместе с десятком других семей, то пожалуйста, никто вас удерживать не станет. Только не думайте, что все мы последуем вашему примеру. — Он развернулся, чтобы уйти.
— Некоторые из этих мест скоро перестанут быть захолустьем.
Министр остановился. И Йенс понял, что поймал его на крючок.
— Людям всегда нужны дома. Но сейчас те, кто при деньгах, предпочитают жить там, где есть магазины, рестораны и, что еще важнее… — Он выдержал маленькую паузу, чтобы подогреть интерес министра. — Современные канализационные системы и водопровод.
Брови министра поползли вверх.
— Продолжайте.
— Современные уборные комнаты, современные кухни. Все это зависит от тех туннелей, которые я прокладываю под городом. И это означает, что участок земли, который сегодня стоит гроши, завтра будет стоить состояние.
Тонкие губы Давыдова растянулись, что должно было означать улыбку.
— А ведь вы правы. — Он снова пыхнул сигарой, на этот раз задумчиво. — Правы, черт бы вас побрал!
— А от кого зависит, — вкрадчиво произнес Йенс, — в какие районы направлять туннели? Кто тот единственный человек, который точно знает, какие участки земли в скором времени взлетят в цене?
Давыдов крепко сжал мускулистые пальцы на запястье Йенса и улыбнулся.
— Ну, шельма! — хрипло прошептал министр. — Ведь все продумал!
Йенс отыскал ее.
Канделябры в бальном зале блестели в высоких зеркалах, превращая их в бесконечное множество залитых золотом миров внутри других миров. Белые платья молодых барышень, впервые вышедших в свет в этом году, были нежны и чисты, точно лилии. Девицы стояли небольшими группками и смущенно улыбались. Многие из них нервно поглаживали свои длинные белые перчатки и бросали робкие взоры на молодых людей, которые фланировали с важным видом, набивая себе цену. Те барышни, танцевальные карты которых еще не были заполнены именами капитанов и лейтенантов, стояли у окон и неторопливо обмахивались веерами, делая вид, что они не танцуют лишь изза того, что в зале слишком душно.
Закурив турецкую сигарету, Йенс облокотился о бронзовую статую полураздетого копьеметателя и стал наблюдать за ней. Она танцевала. Закончив мазурку, оркестр заиграл польку, потом полонез, и рядом с ней можно было видеть то синий китель, то красный, то зеленый. Он заметил, что она ни разу не танцевала с одним и тем же мужчиной дважды. Она прекрасно двигалась, и это было первое, что удивило его. Плечи и голову она держала свободно и изящно, не то что некоторые девушки, шеи которых во время танца будто деревенели. Она танцевала легко, без всякого напряжения, следуя мягкому течению музыки. Спина у нее была гибкой, как у молодой пантеры, движения ног — аккуратными и грациозными.
— Если хотите, я представлю вас ей. Я знакома с ее матерью.
— Госпожа Давыдова. — Он вздрогнул от неожиданности, когда услышал рядом с собой голос министерши. — Рад видеть вас снова.
— Вы с нее глаз не сводите. — Женщина игриво ударила его по плечу ручкой веера. — Но она для вас слишком молода. Я слыхала, вы предпочитаете женщин постарше.
Йенс внимательно посмотрел на нее, потом подхватил под руку и повел в зал на вальс.
— Вы прекрасно танцуете, — заметил он, когда они закружили по залу.
Она не стала скрывать, что ей понравился комплимент. Она зарделась. Устремленные на него птичьи глазки блеснули.
— Она, похоже, расстроена чемто.
— Я не заметил.
— Лгун! Пригласите ее на танец.
Эта женщина нравилась ему все больше и больше. И она была права: с лица девушки не сходило серьезное выражение, которое почти не менялось от партнера к партнеру. Она слушала то, что ей говорили, но сама говорила очень мало. Лишь изредка большие темные глаза ее вдруг поднимались на партнера, как будто он произносил нечто такое, что было ей интересно. Йенсу вдруг стало любопытно, что могло завладеть ее вниманием.
