Узы крови - Шелдон Сидни (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
Он никогда больше не позвонит ей. Она никогда не услышит его голоса. Никогда не увидит его.
Бездонная пропасть!
Бездонная.
Элизабет лежала, и ее омывали волны прошлого, и она вспоминала, вспоминала все, как было.
7
Рождение Элизабет Роуаны Рофф ознаменовалось двойной трагедией. Меньшей трагедией была смерть ее матери во время родов. Большей трагедией было то, что Элизабет родилась девочкой.
В течение девяти месяцев до того, как она появилась на свет из утробы матери, она была самым долгожданным ребенком, наследником огромной империи, мультимиллиардного гиганта, концерна «Рофф и сыновья».
Жена Сэма Роффа Патриция до замужества была черноволосой, удивительной красоты девушкой. Многие женщины стремились выйти замуж за Сэма Роффа из-за его положения в обществе, из-за престижа называться его женой, из-за его богатства. Патриция вышла за него замуж, так как полюбила его. Это было самой худшей из причин, ибо женитьба для Сэма Роффа была чем-то сродни коммерческой сделке, и Патриция идеально отвечала его замыслам. У Сэма не хватало ни времени, ни желания быть семейным человеком. В его жизни ничему не было места, кроме «Роффа и сыновей». Фанатично преданный компании, он требовал от окружающих того же. Достоинства Патриции признавались лишь в той мере, в какой они должны были способствовать облагораживанию образа компании. К тому времени, как Патриция поняла, куда привела ее любовь, было уже поздно. Сэм определил положенную ей роль, и она блестяще справлялась с ней. Она была великолепной хозяйкой, великолепной миссис Сэм Рофф. Она не получала от него никакой любви взамен и со временем научилась платить ему той же монетой. Она просто обслуживала Сэма, то есть фактически была такой же служащей компании, как самая последняя секретарша. Ее рабочий день длился ровно двадцать четыре часа в сутки, по первому зову она была обязана лететь туда, куда указывал ей Сэм, развлекать сильных мира сего, уметь в кратчайший срок организовать званый обед на сотню персон, накрыв столы свежими, хрустящими от крахмала, тяжелыми, с обильной вышивкой скатертями. На них, переливаясь всеми цветами радуги, стоял хрусталь и тускло блестело георгианское серебро. Патриция была одной из недвижимостей концерна, на которую не распространялось право биржевого оборота. Она стремилась во что бы то ни стало оставаться красивой и вела спартанский образ жизни. У нее была великолепная фигура, одежду ей шили по эскизам Норелля в Нью-Йорке, Шанель в Париже, Хартнелла в Лондоне и молодой Сибиллы Коннолли в Дублине. Ее драгоценности специально создавались для нее Шлумбергом и Булгари. Жизнь ее была расписана по минутам, безрадостна и пуста. Когда она забеременела, все мгновенно переменилось.
Сэм Рофф был единственным наследником мужского пола династии Роффов и она понимала, как отчаянно ему нужен сын. Теперь она сделалась средоточием его надежды, королевой-матерью, ожидавшей рождение принца, который со временем унаследует все королевство. Когда Патрицию везли рожать, он нежно пожал ей руку и сказал:
– Спасибо тебе.
Тридцать минут спустя она умерла от эмболии, закупорки сосудов, и так и не узнала, что не оправдала ожиданий своего мужа.
Сэм Рофф нашел в своем забитом деловыми свиданиями и поездками графике время, чтобы похоронить жену, и затем стал думать, что ему делать с новорожденной девочкой.
Через неделю после рождения Элизабет была привезена домой и отдана на попечение няни, одной из целой серии нянь в ее жизни. В течение первых пяти лет Элизабет редко видела своего отца. Он был не более чем расплывчатое пятно, незнакомец, который изредка появлялся и тут же бесследно исчезал. Он был в постоянных разъездах, и Элизабет служила ему всегдашней помехой, которую приходилось возить с собой, как ненужный багаж. Один месяц Элизабет могла жить в их доме на Лонг-Айленде, с кегельбаном, теннисным кортом, бассейном и площадкой для игры в сквош. Через пару недель очередная няня запаковывала ее вещи, и она оказывалась на их вилле в Биаррице. Там было пятьдесят комнат и тридцать акров обширного парка вокруг дома, и Элизабет постоянно не могли там нигде отыскать.
Помимо этого Сэм Рофф владел огромной двухэтажной квартирой, надстроенной на крыше небоскреба «Бикман плейс», и виллой на Коста-Смеральда на Сардинии. Элизабет побывала везде, переезжая с квартиры на виллу, с виллы в особняк и так далее, фактически выросла среди всей этой чрезмерной роскоши. Но она всегда чувствовала себя посторонней, по ошибке попавшей в этот красивый праздник, устроенный ей незнакомыми и не любившими ее людьми.
Сделавшись старше, Элизабет поняла, что значило быть дочерью Сэма Роффа. Как и ее мать, она стала духовной жертвой компании. Она не знала, что такое семейное тепло, потому что у нее не было семьи, только платные заменители ее да маячившая в отдалении фигура отца, который совсем ею не интересовался, так как был всецело занят делами компании. Патриция нашла в себе силы примириться со своим положением, но для ребенка это было сплошной пыткой. Элизабет чувствовала себя ненужной и нелюбимой, отчаянию ее не было границ. В конце концов она во всем обвинила себя. И попыталась во что бы то ни стало завоевать любовь отца. Когда Элизабет пошла в школу, она стала приносить с собой оттуда разные поделки, сделанные в классе: детские рисунки, акварели, кривобокие пепельницы, и никому до его прихода не давалось к ним прикоснуться, чтобы он увидев их, удивился, обрадовался и сказал: «Здорово, Элизабет! Ты очень талантлива».
Когда он возвращался из очередной поездки, она приносила ему эти дары любви, а он, рассеянно глядя на них, говорил:
– Художницы из тебя явно не получится.
Иногда, просыпаясь среди ночи, Элизабет спускалась вниз по длинной винтовой лестнице их квартиры на «Бикман плейс» и, пройдя огромный, похожий на пещеру зал, с замиранием сердца, словно это было какое-то святилище, вступала в кабинет отца. Это была его комната, где он работал, подписывал какие-то важные бумаги, управлял миром. Элизабет подходила к его огромному, крытому кожей рабочему столу и медленно гладила его. Потом садилась в кресло. Так она себя чувствовала ближе к отцу. Находясь там, где бывал он, сидя в том же кресле, где сиживал он, она чувствовала себя его частицей. Мысленно она беседовала с ним, и он заинтересованно слушал все, что она говорила. Однажды, когда Элизабет вот так сидела в его кресле, в кабинете неожиданно вспыхнул свет. На пороге стоял отец. Он увидел сидящую у стола Элизабет в тонкой ночной рубашке и спросил:
