Счастье за углом - Смит Дебора (книги бесплатно полные версии TXT, FB2) 📗
– А то, мужик, – сухо сказал я. – Чем могу служить?
– Могу поспорить, ты тут везде успел поохотиться и порыбачить. И знаешь, где можно найти заброшенный дом или ферму.
– Я очень хорошо знаю, где тут можно надежно спрятать трупы.
Они слегка побледнели, потом рассмеялись. Главный засранец сказал:
– Ладно, чувак, а что скажешь по поводу пятидесяти баксов за небольшую прогулку?
– Пятьдесят баксов! Да ну! Вам реально нужно найти тут что-то особое?
– Ты когда-нибудь слышал об актрисе Кэтрин Дин?
– Конечно, слышал! Даже видел пару фильмов с ней. Очень красивая.
– Насколько мы знаем, она навещала тут свою бабушку по имени Мэри Ив Нэтти. Мы… поклонники Кэтрин. И хотели бы посмотреть на дом бабушки.
– Да там особо не на что смотреть.
– Может, и нет, но нам хотелось бы сделать пару снимков. Как насчет сотни баксов за то, что ты покажешь нам туда дорогу?
– Вау, сто баксов! – Я враскачку подошел к их седану. – Знаете, ребята, не думаю, что ваша городская машинка доберется до дома Нэтти. Я могу отвезти вас в своем грузовике.
– Без проблем, чувак.
Я уставился на заднее сиденье седана.
– У вас там целая куча всяких камер! Профессиональных, как я погляжу. И это для нескольких фоток? Впечатляет. Вы, ребята, наверно, работаете на те желтые газетенки, которые у нас в лавке продают?
– Что-то вроде того. Так мы договорились?
– А то! Грузите эти цацки ко мне в кузов, я вас прямо сейчас завезу.
– Круто!
Я подождал, пока они сложат камеры, объективы, внешние вспышки и штативы стоимостью примерно – очень примерно – в десять тысяч долларов рядом с моими покупками. А потом сказал:
– А подождите-ка, у меня есть идея, как добыть вам чуть больше места.
Достав из-под сиденья моего винтажного грузовика вполне винтажную монтировку, я без улыбки пошел на них и лучшим бруклинским рыком моего отца сообщил:
– А теперь прочь с моей дороги, пока я не расплескал ваши сраные мозги по всей парковке.
После чего за несколько секунд, пока они вопили, бежали и умоляли, я превратил все их камеры в горку сияющего осколками мусора.
Отличная получилась бы скульптура для Сортира Изящных Искусств.
Я назвал бы ее «Неприкосновенность личной жизни».
Я стоял перед судьей Бентоном Кайе в судебном зале Тартлвилля. Судья Кайе был единственным чернокожим в округе, если не считать Энтони из службы UPS. Коренастый и невысокий, с лицом, которому не пошло на пользу близкое знакомство с пехотной миной во Вьетнаме, с телосложением, которое намекало на профессиональные занятия боксом во время учебы в университете, судья казался тем, кто с симпатией отнесется к лишенному гражданских прав аутсайдеру вроде меня. Тем более что я играл с ним в покер по воскресеньям, сделал эскиз и построил беседку для его жены, Долорес, которая увлекалась теплицами.
Но вместо этого судья Кайе тыкал в мою сторону рукояткой молотка, выставляя ее, как ледоруб, и с четким акцентом Корлеоне вещал:
– Эти фотографы вернутся туда, откуда приехали, и расскажут людям, что все мы здесь дикие жестокие выродки. Все, включая меня. И я не вижу тут ничего смешного.
– Я понимаю, ваша честь. И обещаю, что этого не повторится. Они не вернутся. На самом деле я сильно сомневаюсь, что их еще хоть раз заманят в Северную Калифорнию.
– Ты ведешь себя как сторожевой пес, исходя из собственных интересов, так ведь? Все знают, что ты хочешь выкупить дом Нэтти для себя.
– Да, я хочу купить дом Нэтти. И всегда хотел. Если Кэти Дин согласится его продать, я куплю. Но дело не только в этом. В ее личную жизнь и так слишком часто лезут. И я не позволю фотографам пролезть еще и на ферму.
– Благие намерения не заменят тебе соблюдения закона. Насколько я вижу, ты ничуть не жалеешь о том, что запугал до смерти трех социальных паразитов и уничтожил все их оборудование.
– Это неправда, ваша честь. Я сожалею. Я очень хотел бы еще раз врезать лопатой по четырехсотмиллиметровому объективу. Потому что разбил только кофр.
Бентон отложил молоток. Взглянул на стенографистку поверх очков для чтения.
– Миссис Халфакр, дайте пальцам отдохнуть. Это не для протокола.
Миссис Халфакр улыбнулась и положила руки на колени, обтянутые лимонно-желтым платьем с вышивкой из розовых пасхальных цыплят по подолу. Бентон мрачно на меня уставился.
– Я уже четыре года хочу задать тебе один вопрос. Сейчас ты под присягой, так что я рассчитываю на искренний ответ.
– Есть правда, а есть факты. Но я постараюсь.
– После событий одиннадцатого сентября ты не пытался пойти в армию?
– Пытался. Несколько раз. Но мне отказали. Им не понравились мой возраст за тридцать и слишком сильное желание убивать всех по имени Мохаммед.
– А ты не думал о терапии, которая поможет тебе справиться с гневом? Твои сеансы с доктором «Смирнофф» и «Абсолют» не в счет.
– Терапия существует для тех, кто страдает от немотивированных припадков ярости и вины. Мои гнев и вина полностью мотивированы фактами.
– Я читал о том, что ты сделал одиннадцатого сентября. Никаких фактов, доказывающих твою вину, я не вижу.
– Я должен был заниматься сыном в то утро. Мы с женой, как обычно, спорили, чей график работы важнее, ее или мой, и это я настоял, чтобы она забрала ребенка. В итоге они оба погибли. Этого факта ничто не изменит.
– Понимаю. Ты считаешь, что должен был предвидеть будущее и все решения принимать в зависимости от итогов. И предусмотреть даже действия террористов. То, в чем ты винишь себя, Томас, всего лишь злая воля неподвластной нам судьбы. То, чего ни ты, ни я, ни кто-либо другой не могли предвидеть.
– Но это не значит, что я не мог попытаться.
– Ты ищешь, кого наказать. Если бы я сейчас поставил перед тобой Усаму бен Ладена, дал тебе пистолет и позволил его пристрелить, это принесло бы тебе утешение?
– Для этого пришлось бы набить стадион людьми, которые заслуживают смерти не меньше, чем он.
– Не назовешь мне их имен?
– Давайте начнем с тех, кто начал политические и экономические спекуляции на произошедшем и с тех пор наживается на трагедии.
– А я и не знал, что ты у нас тайный террорист.
– Войны развязывают правители ради богатства. История мира не знает иных сценариев.
– Как парень из Джерси, который в тысяча девятьсот шестьдесят шестом пошел в морскую пехоту, я совершенно не в восторге от того, что ты считаешь патриотизм всего лишь фасадом для циничных действий ради выгоды.
– Есть патриоты, а есть политики. Истинный патриотизм – в заботе о доме, семье, обществе, а не в том, чтобы убивать невинных людей в другой стране ради выгоды больших корпораций.
– «Обществом» является вся страна. Такова жизнь.
– Когда на побережье Северной Каролины высадятся чужие армии, я лично оторву им головы и нассу в рот. Но не раньше. – Я обернулся к миссис Халфакр. – Простите мой французский.
Бентон оперся подбородком на сплетенные пальцы.
– Что случилось с человеком, который хотел убить всех по имени Мохаммед?
– Увидел слишком много фотографий женщин и детей, убитых нами в Ираке.
– Нами?
– Если мы правда верим в то, что «мы – народ, который правит», то да.
– Если бы Эйзенхауэр беспокоился об убитых гражданских во время вторжения в Нормандию, мы сейчас говорили бы по-немецки.
– Если бы Эйзенхауэр сейчас был здесь, он повторил бы слова, которые сказал, уходя из Белого дома: «Не позволяйте корпорациям и военным получить слишком много власти».
– Давай-ка посмотрим, правильно ли я тебя понял, Томас. Кто-то убил твоих жену и сына. Ты не знаешь, кто именно в ответе за их смерть, веришь в собственную версию фактов, хочешь наказать легионы безликих злодеев, а потому… винишь себя и нападаешь на съемочное оборудование.
– Я виню себя в том, что послал жену и сына умирать ради того, чтоб мой рабочий график не сбился. А что до нападения на оборудование, так это только начало.