Сад лжи. Книга первая - Гудж Эйлин (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗

Да, но не сейчас. Об этомДжеральду знать не положено. Слава Богу, что он в Бостоне и раньше завтрашнего дня не вернется… там у него какие-то банковские дела… кажется, что-то насчет военного займа.

Сильвия прижала ко рту ладони, на губах, начинали вскипать пузыри истерического смеха. Подумать только, единственный человек, в котором она в данную минуту так нуждалась, от которого полностью зависела… этот человек не мог быть сейчас рядом, потому что позвать его она не решалась!

Как она могла поступить с ним так, как поступила? Ну как, спрашивается?

Джеральд всегда был для нее лучше всех. Всегда. Всякий раз, когда у нее начинались страшные головные боли, при которых малейший шум вызывал мучительный обвал, камнепад, грозивший разнести череп на куски, Джеральд, дай ему Бог здоровья, начинал двигаться по дому бесшумной тенью и требовал того же от прислуги.

Сильвия вспомнила дни, когда у нее разламывалась не только голова, но и ступни ног, все тело. Тогда не могло быть и речи о том, чтобы позволить себе взять такси — непозволительная роскошь. День-деньской стоишь на ногах в своей клетке, выдавая деньги через зарешеченное окно кассы, а после работы толкаешься в метро, а потом — шесть нескончаемых маршей лестницы, пропахшей тушеной капустой. И так каждый вечер…

А теперь она спрашивала себя, сколько еще ей удастся продержаться, чтобы не упасть. У нее было такое чувство, будто она только что преодолела те самые ступени. Сильвию начал бить озноб. Почему так холодно? По радио говорили вроде бы, что сегодня самый жаркий день за весь год, но, кажется, она не в магазине, а в морозильной камере.

— Вызвать врача? — прорвался к ней, как сквозь слой ваты, голос продавщицы.

— Нет, не на…

Боль в пояснице теперь опоясывает ее тугим жгутом, ледяными волнами растекаясь по всему телу.

Боже, Боже, помоги мне добраться до больницы! Каждую минуту меня могут вынести отсюда на носилках. Я буду лежать в перепачканном платье. И все будут на меня глазеть. Господи, уж лучше умереть!

Сильвия отдернула руку и торопливо прошла мимо прилавка с парфюмерией: тяжелые запахи духов ударили в нос, вызвав внезапный приступ тошноты. Она сумела выйти из магазина, несмотря на то, что тяжелая стеклянная дверь никак не хотела открываться. С трудом продираясь сквозь густой, как сироп, воздух, Сильвия заставила себя пересечь тротуар.

— Больница „Ленокс-Хилл", — выдохнула она, заваливаясь на заднее сиденье.

Через опущенное стекло в кабину ворвался горячий влажный воздух, смешанный с выхлопными газами и испарениями раскаленного асфальта. Однако дрожь по-прежнему не отпускала ее.

Пожилой таксист, не замечая состояния своей пассажирки, начал тихонько мурлыкать модную песенку „Пока мы молоды". Сильвия хотела было попросить его перестать, но поняла, что у нее не хватит сил открыть рот. К тому же она чувствовала себя слишком виноватой.

— Ну как вы думаете, Айк сможет оккупировать Италию, а? Ведь мы же вышибли этих треклятых наци из Египта, правильно?

Да, водитель попался из разговорчивых. Сильвия тупо смотрела на жирную складку в том месте, где его шею стягивает тугой воротник рубашки. Цвет кожи апоплексически-красный, что еще больше подчеркивают курчавящиеся на шее черные волоски.

„Надо бы, наверное, из вежливости что-то ответить", — подумалось Сильвии, но в этот момент она ощутила новый приступ тошноты.

Как только машина начала пробираться сквозь автомобильный поток на Парк-авеню, она снова почувствовала, что низ живота сжало, как щипцами, боль в пояснице превратилась в раскаленный стержень, готовый, кажется, пронзить ее насквозь. Боже! Сильвия сжалась, выгнув спину и чувствуя, как пружины продавленного сиденья врезаются в ягодицы. Чтобы удержать готовый вот-вот сорваться крик, Сильвия изо всех сил закусила нижнюю губу.

Как бы ей хотелось, чтобы сейчас рядом с нею была ее мать: на какой-то миг она даже почувствовала, как ее обнимают округлые крепкие руки. На Сильвию пахнуло запахом эвкалиптовой настойки — мать всегда растирала ею грудь дочери всякий раз, когда ту начинала мучить астма.

— Не плачь, шейненке [1]! — явственно прозвучал в голове Сильвии успокаивающий материнский голос. — Я здесь, доченька. Я тебя не брошу.

Она видит перед собой припухшее со сна Лицо матери, седую косичку, змеящуюся по плечу, старенький фланелевый халат. Видит ее водянисто-голубые глаза, в которых еще мелькает образ маленькой девочки, когда-то игравшей в крокет на травяной площадке за домом — роскошным особняком ее отца в Лейпциге.

Мама, брошенная безвольным мужем, продающая открытки и каталоги в вестибюле музея Фрика за двадцать восемь долларов в неделю и при этом неустанно предающаяся глупым воспоминаниям о той прекрасной жизни, которую она потеряла.

Сильвии неловко было слышать, как она рассказывает о музее, словно он принадлежит ей со всеми своими картинами:

„Завтра после уроков приходи ко мне в музей, и я покажу тебе нового Рембрандта, которого мы только что приобрели. Ты только подумай, Сильвия! Такая красота, и мы ее владельцы!"

„Да мы ничем не владели!" — хотела крикнуть Сильвия, корчась от боли. Да и что в сущности у них тогда было? Каких-то несколько жалких предметов обстановки, а из одежды — ношеные вещи. Их присылала мамина сестра, тетя Вилли, в фирменных золотистых коробках, которые использовались на фабрике ее мужа для упаковки меховых изделий, в основном воротников и горжеток.

Мама всегда говорила, что у нас с ней есть нечто гораздо большее, чем особняк тети Вилли на Дитмас-авеню. У нас были мы сами!

„Но это же неправда! — болью отозвалось сейчас в сердце Сильвии. — Ведь мама взяла и ушла от меня, разве не так?"

Боль поднялась к горлу: „Мама… о, мама, почему ты должна была умереть?"

Сильвия закрыла глаза, чувствуя, как по щекам медленно потекли горячие слезы. Ей вспомнился тот день, когда обычно такой сдержанный мистер Хармон вызвал ее из тесной клетушки кассира к себе в кабинет и произнес дрожащим голосом: „Ваша мать… Я весьма сожалею… у нее удар". В тот миг все сразу поплыло у нее перед глазами, цвета вокруг померкли, сделавшись сперва серыми, а затем черными. Очнувшись, она обнаружила, что едет в лимузине. Кожаные сиденья, гладкие, как сливочное масло; толстые подушки; устланный ковром пол; стеклянная перегородка, отделяющая салон; водитель в серой форменной фуражке. Как странно, совсем другой мир!

Рядом с ней кто-то сидит, она чувствует на своем плече чью-то участливую руку. Да ведь это же сам мистер Розенталь, их босс, директор банка!Сильвию начало бросать то в жар, то в холод. Ею овладели страх и изумление. Да, теперь она припомнила, что прежде ей случалось ловить на себе его взгляды, но он ни разу не заговорил с ней. Другие девушки сплетничали о нем во время перерыва на ленч, сидя в кафетерии: его жена скончалась двадцать лет назад, детей у них не было, и все недоумевали, почему это он снова не женится. Может быть, думалось ей, все дело в том, что женщины просто страшатся его и не решаются даже к нему приблизиться. Сильвия вспомнила, какой ужас вызывало одно его появление, когда он проходил по коридору, спеша в свой кабинет, — всегда безупречно одетый, с неизменными золотыми запонками, поблескивающими на манжетах рубашки с вышитой монограммой. Говорил он тихо, но твердым и властным тоном.

В машине, однако, он отнюдь не показался ей таким уж грозным. На нее смотрели добрые голубые глаза в мелкой сетке морщин. На вид ему было, по крайней мере, пятьдесят — раньше он казался ей моложе; серебристо-светлые волосы такие тонкие, что сквозь них просвечивает белая кожа. Он сказал, что они едут в больницу. К ее матери. Слушая его голос, Сильвия чувствовала, как исходящая от этого человека спокойная сила словно вливается в нее.

А потом… потом он взял на себя оплату маминых больничных счетов, похороны, трогательно позаботился о ней, когда после пережитого она свалилась больная. И ни разу, ни разу,ничего не требовал взамен, не пытался воспользоваться своим положением, пока в один прекрасный день неожиданно не предложил ей выйти за него замуж. Подумать только, он захотел на ней жениться! Это же настоящее чудо. Право же, она этого не заслужила.