Княжна - Берендеева Светлана (книги онлайн без регистрации txt) 📗
Грустно было тогда Марии. Завидовала Александру, сетовала на женское своё естество. Ах, как бы хотела она поехать в далёкую Италию, постигать неведомые науки.
Увидел как-то батюшка её понуро сидящей на подоконнике, спросил:
– Что притихла, Марьюшка? Не больна ли?
У неё вдруг губы затряслись и слезы градом. Борис Алексеевич опешил.
– Да что с тобой? Нянька, доктора!
– Батюшка, пошлите за границу, учиться хочу, – еле выговорила сквозь рыдания.
– Что?!
Уж и хохотал Борис Алексеевич, аж цветные стёкла в окошке позвякивали.
– Нянька, забери ее. Пусть доктор посмотрит, нет ли жара, да даст чего успокоительного. Ну, дочка, ну, учудила!
Но после этого случая перестал гнать Марию из своей книжной комнаты, где рядами стояли тяжелые фолианты. А иногда даже сажал рядом в креслице и читал нараспев латинские вирши, называл по-русски незнакомые ей слова.
Александр перед отъездом сказал ей странное:
– Я письма буду князю-батюшке писать, а тебе поклонов особых слать не буду, невместно это. Ты меня жди.
Она не поняла:
– Почему «жди»? Мы тебя все ждать будем. А почему поклоны невместно?
Он стоял, красный, насупленный, и молчал. Потом протянул что-то на потной ладони. Взяла – серебряный перстенёк, два голубка клюют бирюзовый камешек.
Мария улыбнулась.
– Какой баский, – залюбовалась.
– Меня три года не будет, ты меня помни.
– Ой, какой ты смешной. Как же мне не помнить, ты же мне брат названный.
Тут с Сашей совсем что-то непонятное сделалось, и Мария убежала в поварню помогать пирожки ему в дорогу стряпать.
Уехал Саша, и очень скучно без него стало. И на качелях качаться не хотелось, и на лодке по пруду кататься. Даже Зорьку свою любимую Мария забыла, напрасно та перебирала коваными копытами, звала звонким ржанием хозяйку.
Часто сидела она теперь на самом высоком окне, под крышей терема, смотрела на туманный горизонт, на облака. Грезились ей большие корабли с надутыми парусами, как в батюшкиной книге. А на носу самого большого корабля стоял ладный капитан с чёрными развевающимися волосами в алом заморском кафтане и смотрел в подзорную трубу, и командовал пушкам стрелять, и плыл отважно всё вперёд и вперёд…
Вскоре князю Голицыну пришлось отбыть из Москвы по государевой службе надолго. И, вняв сетованиям няни и советам доктора, отправил он дочь в Никольское, старинную свою вотчину.
Она не прекословила, только попросила позволения книг с собой взять. Книг батюшка дал без ограничения и француза-учителя с ней отправил, а потом и лекаря своего, голландца Кольпа, вдогон послал.
Хорошо в Никольском. Какие песни девки поют, на Москве таких и не слыхивали. А какие леса, травы. С мейнхеером Кольпом все окрестности исходили, все целебные травки и корешки здешние опознали. Да много еще старая знахарка Нава рассказала. Она такая древняя, что еще няню Ирину повивала. Живет одна в лесной избушке, деревенские её боятся и без крайней надобности не навещают. Говорили, будто она с лешим и с водяным покумилась и древним славянским богам молится.
А Мария к Наве часто бегала. Песни её слушала, травы помогала сушить да в пучки вязать, запоминала, какое средство от какого недуга.
Мамка Пелагея ворчала:
– И на что боярышне лекарское дело знать? Нешто дохтуров, случись что, не найдётся!
Мария не знала, зачем ей знать это. Так же, как не знала, почему любит слушать рассказы мейнхеера Кольпа о Голландии, о знаменитых врачах и механиках. И чем так привлекают её геометрические задачи в тетрадях месье Жюля. Любопытно – вот и вся причина. Хотелось понять, как движутся звезды на небе и токи крови в человеческом теле, как живут люди в других странах и на каких языках говорят.
Вот в языках она преуспела. Кроме немецкого и французского, еще и по-голландски с Кольпом говорила вполне свободно. А латынь оказалась пригодною не только для чтения Плутарха, но и для медицинских прописей.
А всё ж промеж занятий, прогулок и хороводов с девками часто виделся ей корабль с надутыми парусами… Да и перстенёк с двумя голубками, вот он, обнимает палец.
– Что, Маша, одеваться?
Это няня подаёт тонкую белую рубаху с прошвами.
Мария очнулась. Да, вот опять в Москве, и завтра ехать в Петербург. Батюшка в письме велел не мешкать. Собирались впопыхах, все ворчали. А Мария довольна. Никогда не была в новой столице, сказывали – там чудно. Только что за спешка такая? Ну, уж скоро узнает.
А в глубине души: «Может, Саша вернулся? Пора бы ему.»
В дом шли уже под яркими морозными звездами.
– Вот и славно. Поужинаем, и спать ложись, Машенька, завтра уж ехать. И что за спешка в зимнюю-то пору? – вздыхала няня.
Не успели войти, навстречу заполошный дворецкий:
– Гости у нас. Царевич. В гостиные палаты провел. Подавать-то что?
Мария удивилась. Вроде не по политесу это. Да и время позднее.
Вошла в свою горницу, остановила Акульку, спешно вытаскивавшую из уложенного сундука бархатную робу.
– Не надо, так выйду.
Взглянула в стеклянное венецианское зеркало: вишневый ярославский сарафан, синие глаза, тяжелая золотая коса по спине.
– Да как же, дочка, ведь царевич! – заохала мамка.
Усмехнулась:
– Ничего. Венец подай.
Надела шитый северным речным жемчугом венец на пушистые после мытья волосы и пошла встречать гостя.
Царевич, Алексей Петрович, разглядывал висевшую на стене гравюру и к двери стоял спиной. Заслышав стукоток каблучков, повернулся – на лице заготовлена высокомерная улыбка, повел рукой в небрежном полупоклоне. И, не довершив, замер, глядя на деву ошалело.
А она улыбнулась лукаво и в старинном своем наряде присела по всем правилам реверанса, выставив напоследок узорный сафьяновый носочек.
Алексей всё молчал, не двигался и даже, кажется, не дышал.
В дверь заглянул дворецкий, встретился глазами с хозяйкой, вопросительно поднял брови. Она кивнула. И тотчас бесшумно побежали слуги. Мигом стол накрылся браной скатертью и уставился серебряными и золочеными блюдами под крышками и без оных, кубками и бутылями. На двух концах стола напротив друг друга два прибора.
– Милости просим, Алексей Петрович, откушать, – теперь Мария поклонилась по-русски, в пояс. Алексей очнулся, подал ей деревянную руку, повел к столу.
А на столе чего только не было! Постарались дворовые не ударить в грязь лицом перед знатным гостем! И сочный, порезанный ломтями, окорок, и тугой студень, и пареный в сметане лещ, и жареные гуси, обложенные мочёной брусникой, и телячьи губы в уксусе, и рубленые лосиные котлеты. А посреди стола сияла знаменитая голицынская кулебяка о четырех углах с вязигой, налимьими печенками, курятиной и белыми грибами. Не забыт был и поросенок с хреном и клюквенной подливкой, и ушное из осетров и ряпушки, и пироги всех сортов и начинок. Вина в бутылях и сулейках стояли все больше заморские, фряжские да испанские, да к ним домашняя голицынская наливка смородинная.
И такой дух шёл от блюд манящий, что и сытом сытый человек не утерпел бы, отведал каждого. А молодые люди, что за этим столом сидели, будто и не видели сего изобилия.
Ну ладно Мария, она сызмальства малоежкой была. А вот Алексей-то Петрович никогда малым аппетитом не отличался. Но теперь и он сидел, ни к чему не притрагиваясь, только вилку с костяной ручкой тискал в руке да кубок опорожнял почти сразу, как наполнял его слуга.
Молчали.
Мария первый раз принимала гостя сама, как хозяйка, да ещё такого важного. Ждала, что заговорит о деле, с каким пришел. А он только глядел на неё карими круглыми глазами и краснел от выпитого.
Наконец, начал. Сказал, что имеет надобность срочное донесение к государю послать по делу о заготовке провианта и наборе рекрутов.
– Вы же, как слышал, в Петербург скоро отправляетесь?
– Да, ваше высочество, завтра.
– Так не изволите ли передать донесение? Курьеры-то сейчас все в разъезде.
– С радостью, Алексей Петрович, почту за честь.
