Просто Богиня (СИ) - Алексеев Павел Александрович (читать полную версию книги .txt) 📗
— Не волнуйтесь, пожалуйста, больная. Сейчас всё принесут. Обед уже закончился, поэтому, придётся подождать. Да и нельзя вам сейчас много. Всё-таки, за столько времени ваш желудок атрофировался и не способен принимать пищу.
— За сколько времени?
— Знаете, ваше состояние удивительно. Я бы сказал, это чудо! Похудели, разумеется, но я вижу положительную динамику.
— Доктор, вы не ответили. За сколько времени? Сколько я уже тут лежу?
— Вы только не волнуйтесь, времени прошло достаточно, но как вы видите, всё в порядке. И…
— Доктор, я совсем не волнуюсь, — фыркнула я. Попытки врача уйти от ответа, меня слегка забавляли, разговор доставлял удовольствие, — Я прекрасно себя чувствую. Слабость небольшая и очень сильное чувство голода. В остальном — всё в порядке. Не уходите от ответа. Вдруг я и вправду, начну волноваться, и может наступить криз. Вы этого добиваетесь?
— Что вы, что вы! — ага, зацепило как его, заволновался. Но судя по вильнувшим влево глазам, хотел соврать, — Вы у нас уже чуть более четырёх месяцев, только пожалуйста не волнуйтесь.
— Волноваться? Да с чего бы это, — я пожала плечами, — Ну четыре месяца, ну и что? Поверьте, меня больше волнует сейчас, когда принесут обещанную еду.
Как раз в это время в палату вкатилась кругленькая санитарка, судя по халату. Ну и что это они мне тут предлагают? Вот мать вашу, благодетели. Две столовых ложки жидкой овсянки и пол стакана — чего? Это компот? Я думала, кто-то нассал в стакан. Ладно, я вас предупреждала.
Попытавшийся меня удержать, врач отлетел в сторону. Туда же отправилась и нерасторопная санитарка. Вроде ничего никому не сломала, отбросила их с дороги аккуратно. А теперь ищем кухню. Веди меня мой нос — веди меня мой талисман. Ух ты, почти стихи, да я талант!
Мой поход на кухню, наверное, войдёт в анналы истории этой больницы. Как же, как же. Провалялась дохлой тушкой в коме несколько месяцев, очнулась — встала и отправилась громить столовую, разбрасывая в стороны стоявший на пути персонал. А нефиг меня не пускать, когда я иду кушать. Кушать — это, наверное, приятно? Какое хорошее слово — кушать.
Правда, не смотря на дикий голод и возникший вокруг ажиотаж, я даже рассмеялась, когда напуганная моим вторжением толстая повариха, забилась в угол и, размахивая половником, верещала — я вызову милицию! Даже, следующий за мной длинный хвост из персонала и ходячих пациентов, на её вопли среагировал сдержанным смехом. Ага, как же, милиция… И что будет делать милиция с ходячим скелетом, только что вышедшим из комы? Вон, даже врач на неё смотрит как на дуру и пальцем у виска крутит. А на меня смотрит с опаской и жалостью. Пытается убедить, что мне сейчас нельзя есть, что это смертельно опасно. Это он так думает. А я точно знаю, что плохо мне не будет, что наоборот — будет очень хорошо. Ну вот, наелась, вроде. Что-то в сон клонить начало, пора в палату.
Обратный путь в палату ничем примечательным не был. Спокойно дошла, спокойно легла, спокойно дала себя ощупать, осмотреть, и уснула. Проснулась, по моим ощущениям, часов через десять. Как я понимаю, раннее утро. И снова хочется кушать. Мумия мужчины на месте, я тоже на месте, надеюсь и кухню за время моего сна ни куда не перенесли.
Ха! Встретившаяся в коридоре медсестра, смотрит на меня как на приведение. Помашем ручкой — привет! Я несу в мир улыбки и добро. Вон как глаза вытаращила от моей улыбки, но тоже поздоровалась. Уже хорошо — уже узнают, значит. А вот и желанная кухня. Смотри-ка, повариха, какая вредная — снова верещит. Это классовый признак или она одна такая? Половником угрожает, говорит — снова оставлю народ голодным. Неа, не оставлю, да и не так уж много я съела. Успокойся, не трону я твою кастрюлю. Только большую тарелочку каши наложу. Как это нет каши? И ещё ничего не готовили? Плохо работаешь толстуха, давай кладовку мне показывай, жадина-говядина. И половник отдай. Что значит, чем ты будешь разливать? Ну, на — возьми своё орудие производства. Только на меня не замахивайся, а то снова отберу.
Кладовку я нашла. Дёрнула дверцу — дверца и открылась, под визг и ругань возмущённой поварихи. Я не виновата, что у вас тут замки слабые. Особого в кладовке ничего не было. Масло, хлеб, крупы — но много. Поэтому, реквизировала большой чайник с чаем, насыпала туда сахара побольше — и засела прямо в кладовке.
Вот, так вот, позавтракать спокойно не дают, главврач прибежал. Сердитый ужасно, усами на меня шевелит. Иди, говорит, отсюда — разорительница. Правда, он сначала минут пять с ужасом смотрел, как во мне исчезает хлеб — кусок за куском. При этом я не заморачиваюсь намазыванием масла на хлеб. А просто набираю его ложкой и ем, набираю и ем… запивая чаем прямо из чайника. Интересуется — сколько съела. Жалко, что ли? Ах, плохо мне станет? Нет, доктор, мне очень хорошо стало. А скоро завтрак? Ну, зачем вы так, я пошутила. Но на обед снова сюда приду, сразу предупреждаю.
Ну вот, выгоняют меня из реанимационной палаты. Иди говорят, тут тяжелобольные лежат. Ну и ладно, а почему в детскую палату? Оу-у, так я ещё дитё? А почему во взрослой реанимации лежала? Понятно, что без разницы. Ладно, к детям, так к детям. Дети — это цветы нашей жизни. Что? Вечно голодные, хищные и прожорливые? Ну, доктор, что вы! Просто молодой, растущий организм, вы не против — если я к вам в гости приду? Как зачем? Кухню проверить, всё ли на месте. Иди отсюда? Ну, ладно, иду, иду. Не надо так ругаться, мне такие слова знать рано — я ещё маленькая.
***
Как выяснилось, я ничего не помню — абсолютно ничего из прошлой жизни, до того момента как очнулась в реанимации. Психиатр целый час убил, пытаясь на аналогиях, хотя бы что-то из прошлой жизни восстановить в моей памяти. Бесполезно. Не помню — кто я, откуда я, что со мной случилось. Но в остальном, соображаю отлично. Как он сказал, состояние психики в норме, депрессии не наблюдается, мировосприятие адекватное. И поставил диагноз — посттравматическая ретроградная амнезия.
На дворе тысяча девятьсот шестьдесят пятый год, апрель месяц. Провалялась я в коме четыре месяца. После зимних каникул, пошла в школу, отучилась — и после занятий пошла домой… а очутилась в больнице. Диана Константиновна Филатова, ученица восьмого класса, мне четырнадцать лет. Но скоро будет пятнадцать, в июне. Мама и папа в здравии, бывают у меня часто — почти каждый день. По отзывам персонала — родители у меня очень хорошие, заботливые. Если бы не работа, так вообще бы переселились в больницу, ко мне поближе. А история со мной произошла самая банальная — машина меня сбила, когда я возвращалась со школы. Да не просто сбила, она ещё и по мне проехала и тормозя, размазывала по асфальту. Как выжила при этом, просто чудо. Водитель не виноват, я сама шагнула на проезжую часть под колёса грузовика. Водитель даже не успел нажать на тормоз.
Хоть родители и требовали посадить виновника несчастья — их-то желание понять можно, родное дитятко пострадало. Но в милиции быстро разобрались, свидетелей было много, и привлекать к ответственности водителя не стали. Хотя он молодец, сразу меня подхватил, перевязал, как мог — изорвав свою рубашку, и отвёз в больницу. А потом родителям и деньги привозил, и вообще вёл себя достойно.
Надо будет при встрече поблагодарить, спас всё-таки, не уродом оказался. Был бы урод, так бы и сдохла на дороге. Вот… А в больнице сразу сказали — почти труп я. Вон и полголовы нету, мозги наружу. И рёбра вдребезги, грузовик колесом по груди проехал. Кости таза и одна нога тоже сломаны, но на фоне черепной травмы — это просто пустяк. Однако, водитель такой крик поднял, так матом крыл, что на операцию сразу увезли, чего-то делали и… и я на долгих четыре месяца тут в реанимации зависла. НА удивление врачей, умирать не собиралась. Даже физически, восстановилась очень быстро. Как они сказали — феноменально быстро и даже швы операционные рассосались так, как будто их и не было.
