Происхождение нашего народа. Заметки об истории - Булгаков Михаил Александрович (книги онлайн полные .txt, .fb2) 📗
Забытой – по разным причинам – в ХХ веке оказалась историческая романистика Фаддея Булгарина, Евгения Салиаса, Всеволода Соловьева и многих других авторов, работавших в этом весьма популярном жанре.
Остались в прошлом и исторические книги для юношества. К концу XIX века занимательные приключенческие очерки из русской истории стали основой патриотического чтения гимназистов. Эта прямолинейная литература давно забыта, она скорее оказала влияние на советскую детскую литературу, чем на исторический роман.
«Художники – по требованию политиков – заботливо вызывают к себе на помощь духов прошедшего», – заметил Карл Маркс. Его развивал русский советский историк-марксист Михаил Покровский, называвший историю «политикой, опрокинутой в прошлое».
В 1920-е годы исторические романисты, как правило, трудились в разоблачительном стиле. Нужно было показать во всей красе свинцовые ужасы царизма, показать, как вызревало в народе классовое сознание, как готовилась революция.
Как писал литературный критик Лев Разгон, «В книгах наших советских писателей «первого призыва» прежнему фальшивому величию императоров, наглой надменности временщиков, низости и тупости сановников противостояли талантливые и вольнолюбивые представители народа – вожди народных восстаний, борцы за будущее народа». Булгаков вряд ли разделял ценности этого поколения авторов.
Ярче других на этом поприще выступала, пожалуй, Ольга Форш. Её книги о мучениках царизма («Одеты камнем», 1925, «Радищев», 1932–1939) получили немалый резонанс. Женщины-писательницы – это тоже был знак времени. Равенство!
Михаил Покровский
Но по-настоящему сдвинул горы в истории жанра Алексей Толстой. Его «Пётр Первый» (первые две книги романа опубликованы в 1934-м). В этом томе высокая литература переплелась с массовой: вскоре после выхода книги на экраны вышла его масштабная экранизация, а Пётр Великий после некоторого перерыва снова стал национальным героем. На это раз – в советской стране.
Горький назвал эту книгу «первым подлинным историческим романом». Толстой показал всю почву петровского времени, коснулся социальных язв, но подчеркнул и роль в истории великого человека… «Личность является функцией эпохи, она вырастает, как дерево вырастает на плодородной почве, но в свою очередь крупная, большая личность начинает двигать события», – рассуждал писатель.
Толстой не сковывал свою фантазию, но и не жертвовал исторической фактурой. Он погружает читателя в мир красок, запахов и страстей. Получилась очень чувственная, полнокровная книга. Без идеологии в романе о первом русском императоре тоже не обошлось. Толстой верил в силу исторической необходимости. Миссия Петра Великого соответствовала ей: он усиливал государство, усиливал армию, просвещал…
После «красногвардейской атаки» на прошлое в середине 1930-х настало время «освоения исторического наследия». Сталин любил читать о прошлом – и научно-исследовательские монографии, и приключенческие романы. Это видно по спискам лауреатов Сталинских премий. Исторический роман на несколько лет стал едва ли не главным литературным жанром. Не только в России, но и во всех республиках, включая автономные. Булгаков успел застать только начало этой тенденции.
Одна за другой появлялись основательные эпопеи, в которых лучшие сыновья народа вели за собой народные массы.
Широкую известность получили романы Валентина Костылева «Иван Грозный» (1947, аж в трех томах!), Сергея Бородина («Дмитрий Донской» (1941), Степана Злобина («Степан Разин», 1951), Вячеслава Шишкова («Емельян Пугачев», 1945), Алексея Чапыгина («Разин Степан» (1927) и «Гулящие люди» (1937).
Из произведений, написанных не на русском языке (но, разумеется, переведённых на главный язык Союза), упомянем – несколько раздвинув хронологические рамки – эпопеи Натана Рыбака «Переяславская рада» (1948, 1952), Константина Гамсахурдиа «Давид Строитель» (1946–1958), Дереника Демирчяна «Вардананк» (1946, 1951), романы Семёна Скляренко «Святослав» (1951) и «Владимир» (1962), Серо Ханзадяна «Мхитар спарапет» (1961), повесть Явдата Ильясова «Тропа гнева» (1954). Расширять эту панораму многонациональной советской литературы можно долго. Причем, эти занимательные книги действительно пользовались популярностью у читателей.
Пожалуй, самым ярким явлением в этом потоке стали романы Василия Яна – старшего современника Булгакова, писателя не только талантливого, но и чрезвычайно добросовестного. Ещё в начале 1930-х он попытался создать роман об Александре Македонском. Довести до конца удалось только часть, посвящённую нашествию «Искандера Двурогого» на будущую советскую Среднюю Азию. Но эта книга – «Огни на курганах» – не получила широкого резонанса. Пожалуй, никто до Яна не писал об Александре Великом в столь разоблачительных тонах. Великий завоеватель для Яна – лишь алчный неумолимый деспот. Он отказывает ему и в полководческой гениальности, и в роли «миссионера высокой античной культуры».
Любимые герои Яна – благородные философы, сохранившие внутреннюю независимость от власти. Однако положение таких интеллектуалов противоречиво: им, видящим все пороки властителей, нередко приходится подстраиваться под них. Таков Хаджи-Рахим – один из героев самого известного яновского романа – «Чингисхана».
Трилогия «Нашествие монголов» («Чингисхан», 1939, «Батый», 1942, «К последнему морю», 1955) и роман «Юность полководца» (1952), повествующий о подвигах Александра Невского вошли в золотой фонд советского исторического романа. Знаток Востока, знаток древней истории, почитатель князя Александра Ярославича, писатель дореволюционной выучки – Ян создавал очень советские книги. В его романах даже заглавные герои – Чингисхан и Батый – не довлели над повествованием. Для Яна цвет и соль истории – это народ, а не его великие погонщики. Эти книги выходили в чрезвычайное время – перед войной, в годы войны и после Победы. А тема Яна – трагическая эпоха в истории народов Советского Союза. Монголы сильнее – и доказывают это почти в каждом сражении. Но Ян не был бы советским писателем, если бы повествовал о череде поражений без просветов. Книги о монгольских завоеваниях пропитаны верой в то, что их власть не вечна, что сломить народный характер не удастся. Ведь мы знаем больше, чем герои XII века! «Прошлое и настоящее связаны крепкими узами и в великих событиях прошлого можно найти очень много аналогичного и поучительного, что будет созвучно нынешней величественной эпохе», – говорил писатель.
Без скучной риторики Ян показывает, что основа всего – это трудящийся народ, крестьяне, ремесленники, воины разных народов, включая завоевателей. Такая человечность отличала именно советский канон исторического романа, и Ян соответствовал им в большей степени, чем кто-либо.
Добавим, что Ян, не нарушая простоты жанра, писал изящно, афористично, умело украшая повествование восточными орнаментами.
А о его идейной оснастке можно судить по дневниковой записи о творчестве художника Святослава Рериха, которого Ян знал с юности: «Россия, которую он изображает – это покорные богомольные «не от мира сего» мужики, покорные власти, покорные богу и судьбе. А ведь Россия в действительности показала себя бурным, свободолюбивым народом Чапаева, Зои Космодемьянской – этот народ не нуждается в богомольных картинах».
После Победы в исторической литературе стало больше апологетики прошлого. Писатели не стеснялись восхищаться монархами и полководцами прошлого. Иногда с перехлёстом. Валерия Язвицкого, автора многотомной эпопеи «Иван III – государь всея Руси» (1946) критиковали за «елейно-слащавый тон, идиллическое изображение быта великокняжеского двора». Cхожие упреки предъявляли и Алексею Югову за романы «Даниил Галицкий» (1944) и «Ратоборцы» (1944–1948, в этой эпопее к повествованию о Данииле добавилась книга об Александре Невском). Но знаменательно само появление таких книг в 1940-е.
