Жизнь на общем языке - Алюшина Татьяна (книги онлайн бесплатно TXT, FB2) 📗
И в этом последнем, растянувшемся мгновении ужаса и почти уже небытия она вдруг так четко и ясно осознала… что совершенно не знает, понятия не имеет, кто этот мужчина. Она не смогла бы узнать его голос, поскольку тот звучал приглушенным шепотом, словно доносился через вату. Она не представляет, как выглядит этот человек: его лицо было стерто, укрыто, как плотной вуалью, тем самым странным туманом, в котором он растворился, уходя, окончательно и бесповоротно…
Навсегда.
– Нет!!! – проорала Клава. – Не-е-ет… – просипела утробно, с надрывом и резко села на кровати, обхватив измученное горло ладонью, рефлекторно пытаясь удержать, уменьшить боль.
Судорожно втянула-вдохнула в себя воздух, с наслаждением и невероятным облегчением осознавая, что снова может свободно дышать, и двигаться, и даже разговаривать…
Распахнув глаза, Клавдия осмотрелась, не сразу сообразив, где находится, в каком состоянии и что с ней вообще происходит: она все еще была там, в неприятном, плотном тумане, ей просто стало легче, прошел какой-то неожиданный приступ или?..
Дома!!! Боже мой, она дома! Какое счастье! Никакого тумана, никакого сковывающего ужасом приступа, парализовавшего сердце и дыхание, и никакого уходящего в небытие незнакомца – все это было сном, просто сном, только ночным бредом.
Господи, какое счастье!
А напугавший ее страшный ночной кошмар медленно разжимал тиски своих холодных, влажных черных лап, в которых все еще держал свою жертву, вынужденно ослабляя захват и неохотно отпуская, подчиняясь силе яви, неумолимо уничтожающей всякую ночную нечисть.
– О господи… – произнесла, выдохнув с неимоверным облегчением, Клавдия, полностью возвращаясь в реальность.
Закрыла глаза и потерла лоб, ощутив на пальцах легкую холодную испарину. Кошмар стремительно отступал, унося с собой в черноту ночи, ставшей уже вчерашней, бурю пережитых чувств и эмоций, и настолько сильно напугавшую ее убийственную беспомощность перед обстоятельствами, и ощущение животного страха и безысходности…
– Приснится же такое! – посетовала-пожаловалась Клава, обессиленно откинувшись назад на подушку.
Глубоко, на всю полноту легких вдохнула и медленно, длинно выдохнула, окончательно освобождаясь от пережитых страхов и беспомощности.
Еще раз: долгий, затяжной, вдумчивый глубокий вдох – задержать дыхание – и такой же длинный выдох. И еще раз. И еще пять раз.
Полежала, расслабляясь и чувствуя легкое головокружение от интенсивной дыхательной процедуры, повернулась, посмотрела на электронные часы-будильник, стоящие на тумбочке, отстраненно-холодно оповестившие, что в данный момент сутки находятся на отметке пяти часов пятидесяти минут утра.
– Вот же, печки ваши лавочки! Ну какого, спрашивается… – ругнулась в сердцах Клава.
Нет, ну что за засада-то, а! Понятно, что теперь она уже точно не уснет, а вставать в шесть утра, когда у тебя половина дня свободна и именно сегодня можно было бы наконец-то расслабиться в удовольствие и вполне себе законно поспать от души да вдоволь, что и наметила она себе вчера, и предвкушала, укладываясь спать… Нет, воистину: хочешь Кое-Кого Серьезного насмешить, расскажи о своих планах…
Нет, ну елки же метель, как говаривал дед Коля в моменты сильного душевного негодования, прибавляя шепотом вдогонку взрослых словесных натюрмортов, «которые всякой мелочи слушать не положено».
Мелочью была она, Клавдия, и взрослых дедушкиных матерных «натюрмортов» честно старалась не слушать, поскольку дала тому слово-обещание этого не делать. Впрочем, при внучке дед Коля свое красноречие праведное придерживал, и развесистых ругательств, при которых следовало бы немедленно закрывать уши, Клавочка от него никогда не слышала, а потому уши и не закрывала: дедушка ругался совсем тихо, сквозь зубы, на уровне бу-бу-бу, не пойми-разбери какого. Это он так, предупреждал на всякий случай, причем по большей части самого себя.
«Чего это я взялась деда Колю вспоминать?» – подивилась Клавдия. Никак бредовым сном навеяло. Подумала и тут же передернула плечами, почувствовав, как от одного лишь коротенького упоминания липкая лапка кошмара, вынырнув из ночного небытия, коснулась ее волос, напоминая о себе.
Да ну на хрен! Разозлилась на себя и на этот дурацкий, перепугавший ее, ненормальный какой-то сон, решительно откинула одеяло и подскочила с кровати. Срочно в душ и смыть с себя всю эту фигню ночную!
И кофе. Стоя под струями горячего душа, представляла она себе чашку с любимым бодрящим напитком уже куда как веселее, чем пару минут назад. «Много горячего, крепкого кофе, непременно со сливками и какой-нибудь вкусняхой!» – совсем и окончательно взбодрилась Клавдия. Сегодня, после такого-то стресса и «нервов», она разрешает себе любые вкусняхи, вплоть до запрещенного куска тортика-медовика. Ум-м-м, обожаю!
Точно: сядет в свое кресло у окна в кухне, медленно, с удовольствием смакуя каждый глоток, будет тянуть горячий кофе из любимой большой кружки и поглядывать за окно во двор на спешащих на работу людей, а осознание того, что ей-то как раз никуда сейчас спешить и торопиться не требуется, только усилит наслаждение моментом!
И главным, определяющим ее сегодняшний кайф словом станет именно это: «Не торопясь»! Боже, как давно она не могла позволить себе плавной, тягучей, ленивой неспешности и неторопливого, вдумчивого смакования утреннего кофе. Ради такого можно и кошмар потерпеть, который поднял в такую рань.
«О нет, нет!» – тут же открестилась от этой мысли Клава, зябко передернув плечами только лишь от одного коротенького намека на воспоминание о ночном мучении. На фиг, на фиг такие поводы к раннему просыпанию – тьфу на них, тьфу и тьфу! Лучше уж будильник завести, пусть звонит-будит, зараза.
Подумала мгновение и решила, что и на будильник лучше тоже тьфу, попьет она свой кофе и в привычном торопливом темпе, обжигаясь, то и дело напряженно посматривая на часы, что-то мыча-отвечая на ходу и бегом, с полным ртом (к недовольному ворчанию бабули), чем вставать в такую рань по любому поводу – хоть банальному и привычному, хоть тем паче такому неприятному, как случился нынче.
Клавдия любила поспать и была классической «совой», только вспоминать о своей принадлежности к данному отряду пернато-спящих и дрыхнуть в «сладость-радость, до помятой щечки», как говаривал тот же дед Коля, ей удавалось нечасто, всего пару раз в месяц да во время отпуска – вот такие «печки ее лавочки».
«Ее лавочки» в данном случае – это уклад Клавиной жизни.
Выбравшись из душа и вытершись насухо, пару мгновений поколебавшись в раздумьях, решила Клавдия Юрьевна устроить сегодня себе максимально доступный пофигизм, в список которого первым пунктом вошло игнорирование всех привычных косметических процедур, обязательным порядком следовавших после принятия водных процедур (за исключением, понятное дело, чистки зубов и самых необходимых кремов). Ну вот на фиг – честное слово! Такая это канитель постоянная, что иногда не грех и забить!
– Что-то тебя, матушка, вразнос понесло, – усмехнулась она своему отражению в зеркале, – тортик наметила, кремы-процедуры, фен-прически отменила. Бунтуешь?
Ну, не то чтобы прямо вот так бунтует. Настоящее «фи» привычной размеренной жизни и серьезная эмоциональная встряска, изредка разрывавшие обыденность жизни Клавдии, протекали у нее несколько иначе. А нынче утром это так – не фейерверк, а скорее безобидная хлопушка-петарда. Ибо… есть у нее на сегодня дела важные и серьезные обязательства, так что толком и не взбрыкнешь.
Но тортик – это все-таки какая-никакая, но петарда, пусть и маленькая, но все же. Тем более большой кусок тортика… и, пожалуй, немного мангового суфле к нему – чем не бунт? Настоящий такой, честный! И ладно, и можно, просто сделает парочку дополнительных асан йоги во время своего часового занятия.
И чтобы окончательно не «пойти вразнос» (как называет изредка нападавшее на внучку такое вот революционное настроение-поведение бабушка Софья), Клавдия дала себе установку, что ради баланса и успокоения совести выберет себе на сегодня дело-занятие из числа тех, что находятся в реестре важных и, без сомнения, нужных, но несрочных, а потому благополучно отложенных на мифическое, загадочное, никому не ведомое «удобное и свободное» время, которое имеет странное свойство находиться крайне редко, а в большинстве случаев и вовсе не появляться.
