Семь сестер. Потерянная сестра - Райли Люсинда (книги бесплатно читать без .txt, .fb2) 📗
– Я так горжусь тобой, доченька, – сказал отец и заключил меня в объятия. Это был один из лучших моментов в моей жизни.
– Ну вот, теперь я дипломированный музыкант и все равно живу посреди виноградников.
– Скажи, Мэри-Кэт, ты правда думала, что звукозаписывающая компания «Сони» будет умолять тебя о контракте?
Окончив в прошлом году университет, я постепенно впадала в уныние насчет перспектив моей будущей карьеры, а смерть отца стала тяжким ударом по моим творческим планам. Казалось, я одновременно потеряла две большие любви, поскольку одна была нерасторжимо связана с другой. Отцовская любовь к певицам, которые сами писали музыку и стихи для своих песен, впервые зародила во мне страсть к музыке. Я выросла, слушая Джони Митчелл, Джоан Баэз и Аланис Морисетт [2].
Последние месяцы в Веллингтоне заставили меня осознать, насколько счастливым и защищенным было мое детство, проведенное в Эдемском саду Гиббстон-Вэлли. Горы, которые поднимались вокруг, создавали уютный барьер, а плодородная земля в изобилии дарила сочные фрукты.
Помню, как Джек мальчишкой соблазнил меня полакомиться диким крыжовником, растущим в колючих кустах за домом, и как он смеялся, когда я плевалась этой кислятиной. Тогда я бродила где хотела, без присмотра родителей; они знали, что мне ничего не угрожает в этой цветущей долине. Я играла в прохладных чистых ручьях и гонялась за кроликами в густой траве. Пока мои родители работали в винограднике и занимались всем – от посадки лозы и защиты от сорняков до сбора и отжима винограда, – я жила в своем собственном мире.
Проплывающее облако вдруг затмило яркое утреннее солнце, и долина окрасилась в более темный, серовато-зеленый оттенок. Это было напоминание о скорой зиме, и я уже не впервые задумалась, правильным ли было мое решение переждать ее здесь. Два месяца назад мама впервые упомянула о своей идее «Гран-тура» по всему свету, чтобы посетить друзей, с которыми она не встречалась много лет. Она спросила, хочу ли я присоединиться к ней. В то время я еще надеялась, что деморолик, который я записала с Флетчем и разослала в звукозаписывающие компании незадолго до смерти отца, привлечет определенный интерес. Но полученные ответы с любезными замечаниями, что наша музыка «не совсем то, что представляет интерес в данный момент», продолжали копиться на полке в моей спальне.
– Дорогая, мне не нужно тебе рассказывать, как трудно найти лазейку в музыкальный бизнес и остаться там, – сказала мама.
– Поэтому я думаю, что должна остаться, – ответила я. – Мы с Флетчем работаем над новыми вещами. Я просто не могу сбежать с корабля.
– Конечно не можешь. Но у тебя хотя бы есть винодельня, если все обернется не так хорошо, как ты думаешь.
Я понимала, что она желала мне только добра и что я должна быть благодарна за деньги от продаж в винном магазине и за свою работу в бухгалтерии. Но теперь, когда я смотрела на наш Эдемский сад, то тяжело вздыхала, поскольку мысль остаться здесь до конца моей жизни, пусть даже самой безопасной и безмятежной, совсем не привлекала меня. Все изменилось с тех пор, как я поступила в университет, и особенно после папиной смерти. Мне казалось, что сердце этого места перестало биться вместе с его уходом. Не помогала и мысль о том, что Джек – который еще до смерти отца согласился провести лето на винограднике в долине Роны во Франции, – в итоге решил присоединиться к маме в ее по ездке.
– Теперь будущее нашего дела находится в руках Джека, и ему нужно как можно больше учиться, – сказала мама. – Дуг будет управлять вино градником, а кроме того, сейчас наступает тихий сезон, и это лучшее время для нашего отъезда вместе с Джеком.
Поскольку мама с Джеком вчера отправились в свой «Гран-тур», я чувствовала себя крайне одинокой и опасалась депрессии. «Мне тебя не хватает, папа», – прошептала я, когда вошла в дом, чтобы перекусить, хотя и не хотела есть. Безмолвная пустота внутри была особенно тягостной. Во времена моего детства у нас дома всегда было полно народу: если не поставщики или сборщики винограда, то посетители винодельни, с которыми отец заводил душевные беседы. Помимо дегустации вин, он часто приглашал гостей остаться на обед. Дружелюбие и гостеприимство было в крови у новозеландцев, и я привыкла сидеть рядом с совершенно незнакомыми людьми за нашим большим сосновым столом у окна с видом на долину. Я не представляла, каким образом маме удавалось в любую минуту обеспечивать массу вкусной и сытной еды, но она как-то справлялась с этим, и, пока отец развлекал гостей, за столом не умолкали веселье и смех.
Мне не хватало Джека и той спокойной, позитивной энергии, которая постоянно исходила от него. Ему нравилось поддразнивать меня, но я понимала, что он всегда был моим арбитром и защитником.
Я взяла из холодильника пакет апельсинового сока и налила остатки в стакан, потом постаралась разобраться с батоном вчерашнего хлеба. Для большей съедобности я приготовила хлебные тосты, а потом начала составлять короткий список срочно необходимых закупок. Ближайший супермаркет находился в Эрроутауне, и мне предстояло отправиться туда. Хотя мама оставила в холодильнике много кастрюлек, не стоило размораживать большие пластиковые контейнеры только для себя.
Я зябко передернула плечами, отнесла список в гостиную и опустилась на старый диван перед выступом огромного камина, сложенного из серого вулканического камня, который в изобилии встречался в нашей долине. Это была одна из вещей, убедивших моих родителей, что им нужно приобрести некогда однокомнатную избушку в самой глуши. Там не было проточной воды и вообще никаких удобств. Родители любили вспоминать, как в то первое лето они с двухлетним Джеком купались в ручье между валунами за хижиной и ходили в сортир, выкопанный неподалеку. «Это было самое счастливое лето в моей жизни, – говорила мама. – А зимой стало еще лучше из-за этого камина».
Мама всегда тянулась к настоящему огню, и, как только в долине начинались первые заморозки, мы с Джеком и папой отправлялись за дровами, хорошо просохшими за месяцы после рубки. Мы складывали поленницы в нишах по обе стороны от камина, а потом мама клала растопку на каминную решетку и совершала ритуал «возжигания первого огня» от чиркнувшей спички. Начиная с того момента языки огня весело плясали в камине до тех пор, пока колокольчики и подснежники (луковицы которых мама заказывала с доставкой из Европы) не распускались под деревьями где-то между сентябрем и ноябрем – весенними месяцами в наших широтах.
«Наверное, стоит развести огонь», – подумала я, вспоминая гостеприимное сияние, приветствовавшее меня в морозные дни, когда можно было не ходить в школу. Если папа был сердцем винодельни, то мама и ее камин были сердцем нашего дома.
Я одернула себя; вообще-то я еще слишком молода, чтобы искать утешение в детских воспоминаниях. Просто я нуждаюсь в обществе. Но дело в том, что большинство моих университетских друзей либо находились за границей, радуясь последним свободным денькам перед поисками работы, либо уже работали.
Хотя у нас имелась кабельная сеть, интернет работал медленно и с перебоями. Отправка электронных писем превращалась в кошмар, и отцу часто приходилось совершать получасовую поездку в Квинстаун и пользоваться компьютером своего друга-туроператора, чтобы разбираться с почтой. Он называл нашу долину «Бригадун» в честь старого кинофильма о шотландской деревне, которая просыпается лишь на один день каждые сто лет и не меняется вместе с окружающим миром. Долина и впрямь оставалась более или менее неизменной, поэтому была не лучшим местом для карьеры начинающей певицы. Мои мечты были наполнены высотками Манхэттена, Лондона или Сиднея, где продюсеры звукозаписывающих компаний могли сделать нас с Флетчем настоящими звездами…
Звонок стационарного телефона ворвался в мои мысли, и я встала, чтобы взять трубку еще до второго звонка.
– Винодельня Макдугалов, – машинально сказала я, как привыкла с раннего детства.
