Замурованные. Хроники Кремлевского централа - Миронов Иван Борисович (книги полностью .TXT) 📗

Я лежал на тротуаре, когда мне, выламывая руки, крепили наручники. Перед глазами топтались ботинки, дорогие, но крепко замызганные. Первый удар пришелся под ребра. Ощущение, как будто в тебе сломали карандаш. Это хрустнуло плавающее ребро. Адреналиновая анестезия нивелировала боль. Из кармана куртки достали травмат, что было отмечено летящей мне в голову остроносой туфлей. Я успел отдернуть шею, поэтому вместо сломанной челюсти отделался разбитым ртом.

– Хорош, убьете! – раздался визгливый окрик. – Нам его еще в прокуратуру сдавать. Поднимите.

Меня подняли.

– Полковник милиции… – свою фамилию мусор опустил, махнув передо мной красными корками. – Назовитесь!

– Да пошел ты, – о плечо я вытер сочившуюся изо рта кровь.

– Иван Борисович, мы сейчас с Вами проследуем в Генеральную прокуратуру для дачи показаний.

Меня закинули в машину, на пол, в проем между сиденьями. Две пары ног водрузились на обмякшее тело, тяжелый каблук припечатал голову к резиновому коврику. На правом переднем, насколько я мог ориентироваться по голосам, восседал полковник.

– Все в порядке! Мы его приняли! Встречайте! – радостно сообщил он кому-то по телефону. – Снимайте группу со стоянки.

Значит, ждали и возле машины, знали, на чем езжу и лишь приблизительно где живу. Ехали недолго, остановились, меня выволокли из «тойоты», перекинули в «жигули», в «семерку», посадили на заднее сиденье, подперев по бокам двумя обрюзгшими товарищами с потухшими, практически немигающими глазами.

– Ты, парень, не подумай – ничего личного, Чубайса сами ненавидим и замочить его – дело правое, но приказ есть приказ, людишки мы подневольные, не держи зла, – посочувствовал сосед справа, владелец до боли знакомой остроносой туфли.

Я судорожно засмеялся.

– Чего ты ржешь? – удивился мусор.

– И ухи поел, и с Новым годом порешали, – я сцедил густую кровавую жижу себе под ноги.

Голова плыла, браслеты жевали запястья, я отключался. Сосед слева, пристроив пакет на моем плече, всю дорогу смачно жрал плов вприкуску с какой-то дрянью.

Из забытья я был извлечен, когда подъехали к высокому, цвета незрелого баклажана строению, огороженному чугунным частоколом. То было здание Генеральной прокуратуры в Техническом переулке. Туда же подтянулись остальные участники героического захвата.

– Слышь, Иван, ты в какой квартире жил? Адрес свой нам скажи, – как бы между прочим пробросил полковник.

Его милицейская непосредственность заставила меня улыбнуться.

– Перетолчетесь, – бросил я.

– Мы же тебя по-хорошему спрашиваем, – оскалился полковник.

– Я тебе и по-плохому не скажу.

– Мы же все равно найдем. Весь подъезд на уши поставим. Тебе оно надо? – не унимался правоохранитель.

– Ищите! Работа у вас такая – искать.

– Зря ты так, – в голосе милиционера прозвучали обидчивые нотки. – Мы к тебе по-человечески подошли. Тебя вообще СОБРом хотели брать.

Квартиру сыщики нашли ближе к полуночи. Зашли по-простецки, распилив дверь болгаркой и до полусмерти напугав Наташку. В ходе четырехчасового обыска, на который не пустили даже адвоката, обнаружили несколько патронов от травматического пистолета «Оса», две брошюры, один диск, книгу отца… Вся их добыча.

Небольшой узкий кабинет следователя был заставлен четырьмя столами с компьютерами, толстыми подшивками уголовных дел и прочим хламом. Внутри наводил суету молодой человек посыльного вида с затертым «я», со взглядом кролика, но хомячьими щеками от значимости учреждения, в котором ему приходилось шустрить.

Сначала я принял его за курьера, хотя смущал его костюмчик, отливающий какой-то гадкой зеленью. Но когда «курьер» начал по-хозяйски рассаживать моих мусоров, обходительно приобнимая их за плечи, я окончательно запутался. Еще одной обитательницей кабинета оказалась бледная как моль женщина, настолько бледная, что моя память сумела выхватить лишь бельмообразную тень, снующую по комнате. Наконец появился подлинный хозяин кабинета, чье имя красовалось на коридоре возле двери: Краснов Игорь Викторович.

В старшем следователе по особо важным делам Генеральной прокуратуры Краснове было больше от Маньки Облигации, чем от Жеглова. Бабья манерность, бесстыдная вертлявость и витринный лоск содержанки сливались воедино в советнике юстиции. Он походил скорее на дорогого адвоката или финдиректора какой-нибудь добычи. Его костюм в отличие от ублажавшего ментов чаем шныря-модника на отливе был идеально подогнан по фигуре и тянул явно не на одно месячное жалованье сотрудника Генпрокуратуры. Из пиджачных рукавов то и дело выныривали золотые запонки на белоснежных манжетах сорочки. На правой руке подполковника болтался турбийон, нескромно отливая сапфировыми бликами.

– Поаккуратней не могли? – укоризненно бросил Краснов, ни к кому не обращаясь, кидая на стол предназначенную явно мне коробку с салфетками, разукрашенную фиалками.

– Это что, по-вашему, больница?

– Оказание сопротивления при задержании, был вооружен, сами понимаете, – лениво отозвался кто-то из ментов.

– Короче, пишите рапорта. Потом все свободны, кроме двоих для конвоирования гражданина Миронова на Петровку.

– Адвоката вызови, – голова болела и кружилась. Кровь, наполнявшую рот, приходилось сглатывать, и от этого речь давалась с трудом.

– Набери его адвокату, пусть подъезжает, – приказал Краснов «курьеру», даже не взглянув на него.

Однако парень, прирученный к определенной интонации шефа, тут же бросился к телефону.

– Иван, – размеренно и вкрадчиво зажурчал Краснов, профессионально отрабатывая на доверии. – Я хочу, чтобы ты понял всю серьезность своего положения. Тебе вменяются очень суровые вещи, которые по совокупности тянут минимум лет на двадцать и то если тебя сочтут заслуживающим снисхождения. Как ни крути – «ван вэй тикет» или…

– Или что? – пейзаж расплывался, а голос Краснова звонко бил по перепонкам.

– Или расскажешь, как все было. Если забудешь чего, мы напомним. Посидишь недельку на Петровке, пока будем оформлять твои показания. Пойдешь по делу свидетелем.

– Поцелуй меня в плечо, – я харкнул кровью на вишневый ламинат.

– В смысле? – поперхнулся следак.

– Ну, ты же тоже издалека начал.

– Иван, зря хорохоришься. Этого никто не оценит. Заживо себя хоронишь. А ведь как все хорошо складывалось: карьера, наука, невеста, красивая, умная девушка. Забудь! Уже через год тюрьмы станешь инвалидом. И это даже без нашей помощи. Ну, а если нас разозлишь…

– Вот, возьмите. – Краснова прервал мент с отекшим лицом, сальными руками, в загаженной черными подтеками некогда красной куртке, положив на стол кипу разрисованной каракулями бумаги, мятой и заляпанной.

– Хорошо, спасибо. – Краснов брезгливо отодвинул подальше от себя ухоженными наманикюренными пальцами отчеты о моей поимке.

«Венским вальсом» Штрауса зазвонил телефон Краснова. Взглянув на экран, подполковник торопливо даванул кнопку.

– Слушаю, Дмитрий Палыч. Все отлично. Задержали, доставили, сейчас работаем. Хорошо, как сдадим на Петровку, сразу тебе наберу.

Краснов отключился.

– Иван, откровенно, шансов у тебя нет. Видишь, какие люди тобой интересуются. Дмитрий Павлович Довгий.

– Кто это? – мотнул я головой.

– Тебе лучше и не знать, – хмыкнул подполковник. – Если у такого человека нет сомнений в твоей причастности к столь тяжкому преступлению, считай, что тебя уже не существует.

– Свое-то существо этот твой Палыч надолго намерил?

– Мы – это система, которая позволяет стране жить и развиваться. И система эта и была, и будет.

– Лучше расскажи, сколько тебе с твоим другом, как его, Долбием, занес Чубайс?

– Иван, не усугубляй, – Краснов театрально провел рукой по волосам. – Хотя терять, по-моему, тебе уже нечего…

Пофилософствовать подполковнику не дали, подъехал адвокат. Мне предъявили обвинение, мы в ответ заявили алиби и 51-ю статью Конституции. Что-то писали, о чем-то спорили. Адвокат ушел. Меня повезли на Петровку 38 в ИВС – изолятор временного содержания.