Государство и революции - Шамбаров Валерий Евгеньевич (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
5. Слон, которого не заметили
Многочисленная армия компетентных экспертов, как наших, так и зарубежных, занятых оценкой и разбором современных событий — политологи и социологи, аналитики и обозреватели средств массовой информации, самозабвенно увлекающиеся играми рейтингов и коалиционных партийных раскладов, собственных прогнозов и теоретических построений вокруг каждого случайного высказывания представителей "политической элиты", ухитрились при этом проскочить мимо одного знаменательного явления. Может и впрямь не так уж и заметного на первый, поверхностный взгляд. Недостаточно наглядного и неудобного для приложения каких-либо количественных или качественных оценок. Но по сути куда более весомого, чем все высказывания и рейтинги. Ряд фактов позволяет однозначно утверждать, что где-то в период 1997-99 гг. изменился сам менталитет россиян. Или может, еще не менталитет как таковой, но «вектор» этого менталитета повернулся от инертного постсоветского «пофигизма» к национальному и государственному самоосознанию — тому самому, когда рядовому гражданину становится "за державу обидно".
После периода шока и апатии, равнодушия и потребительского эгоцентризма, когда даже гражданство оказывалось случайным, зависящим от штампа прописки в паспорте на момент распада СССР, и отношение к себе самому и своей стране определялось порой скептической формулой "это тот хлев, где я вынужден прозябать", люди снова осознали себя «русскими», то есть принадлежащими к единой общности российского государства — каким бы больным оно ни было, но своего, и никому на самом деле не нужного, кроме нас самих.
Причины для этого, очевидно, наложились различные. И психологические, и экономические, и политические. Стал проходить шок от внутренних потрясений и крутых поворотов. Миновало ошеломление новизной, хлынувшей в нашу жизнь, начиная с периода перестройки. Сыграл свою роль и кризис 98-го — кстати, по большому счету, наверное, полезный для нашей страны, поскольку освободил ее от иждивенческих иллюзий и показал, что рассчитывать нужно на свои, внутренние силы, а заодно и открыл путь на прилавки отечественным товарам. Сказались и бомбардировки Югославии, излечившие людей от стихийного западничества и наглядно продемонстрировавшие, что не такие уж добренькие, искренние и бескорыстные наши закордонные демократические «друзья», как это порой представлялось. И события вокруг Чечни, давшие каждому почувствовать, что "государственные интересы" — вовсе не пустая абстракция, поскольку являются и собственными интересами любого гражданина. А мощная негативная реакция Запада вызвала интуитивное душевное противодействие столь вопиющей несправедливости…
Впрочем, пожалуй, далеко не все тут можно "разложить по полочкам". Изменение менталитета, переориентация системы ценностей — вопрос очень сложный и комплексный, где оказываются взаимосвязанными множество факторов. Тем более, речь идет не о сознании того или иного отдельного гражданина, которое, может, и вовсе не изменилось — он как был, так и остался убежденным коммунистом или наоборот, демократом — а о неких обобщенных величинах, для оценки которых ни методик, ни четких критериев попросту не существует. Но тот факт, что подобное явление в России все же произошло, и что оно имеет не субъективный, а объективный, широкий характер, я попробую показать на примерах самого различного уровня. И начну "от меньшего к большему".
Вот, казалось бы, совсем мелочь. В предыдущей части я упоминал о чрезвычайном распространении в 70-80-х гг. всевозможных студенческих, неформальных, андеграундных клубов, театров, творческих объединений — как одной из немногих доступных в те времена форм самовыражения молодежи. А чувство духовного голода, сопутствующее тогда всей советской действительности, привлекало к ним повышенное внимание публики, все мероприятия подобных коллективов проходили с полным аншлагом — окольными путями, через знакомых билеты добывали, различные лазейки выискивали. В период перестройки наблюдался настоящий взрыв подобного творчества, различные андеграундные коллективы расплодились в невероятном количестве, но… тут же почти все и полопались. Вовсе не из-за проблем финансирования, они тогда еще особой роли не играли. А просто ситуация создалась парадоксальная — с одной стороны, становилось "все можно", поднимались прежде закрытые темы и осваивались прежде недоступные формы, пробивали себе дорогу новые таланты, творческие группы и «тусовки». Но с другой стороны все-это оказывалось никому не нужным.
На человека хлынуло извне слишком много другого нового. Стали вдруг доступными видео, компьютерные игры, незнакомые ранее, фильмы, книги, накопленный за рубежом багаж массовой культуры. И на подобном фоне любые ростки собственного, оригинального творчества, поневоле забивались, воспринимались чем-то кустарным и доморощенным, уже не заслуживающим внимания. Помнится, даже блестящий международный фестиваль андеграундных театров, организованный в мае 1989 г. в Ленинграде, проходил при совершенно пустом зале — несмотря на свободный вход и расклеенные по всему городу объявления, на спектаклях присутствовало человек по 10–15, да и то, в основном, знакомые выступающих. Но чему уж тут удивляться, если и в лучшие, традиционно-престижные при социализме театры, народ в эти годы тоже ходить перестал — казалось, что при новых возможностях можно полнее и полезнее время провести. Ну а о каких-то студенческих вечерах или капустниках и говорить нечего — подобные мероприятия и вовсе приказали долго жить, как никого не интересующие. А для поколения студентов, пришедшего в начале 90-х и разочаровавшегося даже в «политике», вообще единственным достойным увлечением стал почитаться «бизнес», и сам вузовский корпорантский дух, традиционный для студенчества во все времена, был отброшен за ненадобностью — за компанию с комсомольской заорганизованностью.
И вот для сравнения, довелось мне посетить нашу "альма матер" в 98-м, когда старые товарищи по творчеству похвастались, что сумели набрать энтузиастов из нынешних студентов и восстановить наш былой коллектив. Признаюсь — поначалу глазам не поверил. Публика ломит валом, зал — под завязку, похлеще всяких "времен застоя". И несмотря на довольно слабую «самодеятельность» — единодушная и крайне активная поддержка зрителей, чуть ли не на уровне спартаковских болельщиков. Только лишь из-за того, что актеры и авторы — свои. И их творчество — свое, «родное». Просто пришло в активную жизнь новое поколение молодежи. Тоже, кстати, отнюдь не чуждающееся собственного «бизнеса» — причем осваивающее это поприще куда более грамотно и умело, чем их предшественники. Но налицо и возрождение, так сказать, "местного патриотизма", духа коллективизма. И смещение системы ценностей от пассивного впитывания и отражения внешних воздействий к поиску собственных, нестандартных форм душевного самовыражения.
Нечто подобное можно наблюдать и на более широком уровне. Народ, грубо говоря, "обожрался чужого", выплеснувшегося на него в конце 80 — начале 90-х. Что-то из этого чужого в культурной сфере прилепилось, вросло, адаптировалось на нашей почве, заполнив пустовавшие при социализме ниши. Что-то в наших условиях оказалось мертворожденным и не прижилось. Что-то еще существует и поддерживается, несмотря на явную метрворожденность. Но факт тот, что от еще недавно неоспоримых приоритетов зарубежного искусства в людях вновь пробудилась тяга к «нашему», своему родному — а не наносному. Книги отечественных авторов стали пользоваться большим спросом, чем закордонных, за которыми шла охота лет 6–7 назад. И даже в области массовой культуры свои «менты» оказываются теперь куда более популярными, чем стандартизованные американские полисмены. Уж наверное не из-за того, что это какие-нибудь сверхшедевры, а опять лишь из-за того, что "свои".
Другое, и наверное, гораздо более наглядное направление, в котором видны изменения, произошедшие в сознании россиян — это отношение к армии. Фактор, между прочим, весьма показательный — как свидетельствует история, развалу любой государственной системы, от упадка Римской империи и до разрушения России в 1917-м, закономерно сопутствовало пренебрежение народа к собственным вооруженным силам. И поскольку автору этих строк самому довелось служить в перестроенные и первые постсоветские времена, тогдашнее «среднестатистическое» отношение к военным знакомо не понаслышке. В конце 80-х оно доходило до того, что директивами командования официально разрешалось (а неофициально — рекомендовалось) на службу и обратно ходить в штатском, переодеваясь в форму лишь на территории части. Иначе слишком легко было нарваться на конфликт с какими-нибудь «политизировавшимися» подростками. Можно было в качестве "представителя государства" стать объектом приставаний пьяного, недовольного этим государством, или в том же качестве выслушать поток оскорблений от какой-нибудь бабки, не сумевшей в очередях отоварить свои талоны.
