Заклинатель - Эванс Николас (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Энни шутливо отдала ей честь.
– Слушаюсь, мэм.
Выглядит получше. Что могут означать эти слова, думала Энни, возвращаясь к постели дочери, когда человек, про которого так говорят, находится уже одиннадцатый день в коме и конечности его безжизненны, как плавники у выброшенной на берег рыбы? В палате другая медсестра меняла повязку на ноге Грейс. Энни остановилась, наблюдая за ее действиями. Сестра, подняв глаза, улыбнулась. Единственное, чего Энни не могла заставить себя делать, – это перевязку. Здесь, в больнице, старались вовлечь, насколько возможно, родителей и родственников в уход за больными. Они с Робертом стали уже неплохими массажистами, могли делать и некоторые другие вещи – прочищать рот и глаза Грейс, менять мешочки, куда стекала моча. Но сама мысль об изуродованной ноге дочери, об этом обрубке, заставляла Энни холодеть от ужаса и терять голову. Не только прикасаться, но и смотреть на культю было для нее невыносимо.
– Рана хорошо заживает, – сказала сестра. Энни кивнула, с трудом заставляя себя не отводить взгляд. Швы сняли два дня назад, и длинный искривленный шрам ярко пламенел. Сестра заметила испуганное выражение глаз Энни.
– Кажется, пленка кончилась, – проговорила она, кивая на лежащий на подушке «Уокмен», как бы разрешая Энни не смотреть на шрам, и Энни с благодарностью воспользовалась этой возможностью. Вынув пленку с миниатюрами Шопена, она вытащила из тумбочки «Женитьбу Фигаро». Вставив в кассетник моцартовскую оперу, она поправила на голове Грейс наушники, не сомневаясь, что она не одобрила бы ее выбор. Дочь не раз заявляла, что терпеть не может оперу. Но Энни скорее провалилась бы в преисподнюю, чем поставила одну из тех пленок, что Грейс слушала в автомобиле. Кто знает, не опасны ли поврежденному мозгу «Нирвана» или «Алиса в цепях»? Слышит ли дочь что-нибудь? Если слышит, то, возможно, очнувшись, полюбит оперу. Нет, скорее, возненавидит свою мать за еще одно проявление деспотизма…
Энни вытерла тоненькую струйку слюны в уголке рта Грейс и, поправив сбившийся локон, задержала руку на голове, глядя на дочь. Она вдруг заметила, что сестра, закончив перевязку, следит за ней. Встретившись взглядами, они улыбнулись друг другу. В глазах сестры мелькнуло нечто похожее на жалость, и Энни поспешила положить этому конец.
– Пора приниматься за дело! – сказала она.
Закатав рукава, Энни придвинула стул к кровати. Медсестра собрала свои вещи и удалилась. Энни всегда начинала с левой руки, сейчас она тоже взяла ее в свои руки и начала поочередно массировать пальчики, а потом и всю кисть. Вперед – назад, сгибая и разгибая каждый сустав, слыша, как те легонько потрескивают от ее усилий. Вот очередь дошла и до большого пальца – Энни вращала его, похлопывала и разминала. Из наушников до нее доносились приглушенные звуки Моцарта, и она непроизвольно массировала руку в ритм музыке, перейдя теперь к запястью.
Этот новый этап телесной близости к дочери Энни переживала очень остро. Только в младенчестве дочки Энни так же хорошо знала ее тело – и теперь словно возвращалась в любимую и когда-то хорошо знакомую страну. О существовании некоторых родинок и шрамов она и понятия не имела. На предплечье дочери была россыпь крошечных веснушек и такой нежный пушок, что Энни захотелось прижаться к нему щекой. Повернув руку тыльной стороной вверх, она рассматривала прозрачную кожу и бьющиеся под ней синеватые жилки.
Энни перешла к локотку – раз пятьдесят согнула и разогнула руку, потом стала массировать мышцы. Нелегкая работа – скоро у Энни от напряжения заныли руки. Теперь надо переходить ко второй руке. Энни осторожно опустила руку дочери на одеяло и уже собиралась встать, чтобы перейти на другую сторону кровати, как нечто необычное привлекло ее внимание.
Движение было очень слабым, почти незаметным – Энни даже подумала, что ей показалось, будто один из пальчиков шевельнулся. Энни снова села, не сводя глаз с руки Грейс, – вдруг последует продолжение. Но ничего не происходило. Тогда Энни снова взяла руку дочери и слегка ее пожала.
– Грейс, – позвала она. – Грейси?
Никакой реакции. Лицо было неподвижным. Только вздымалась и опускалась грудь, приводимая в движение аппаратом искусственного дыхания. Может, то, что она видела, – просто следствие инерции? Энни перевела взгляд с лица дочери на мониторы приборов. Она, в отличие от Роберта, так и не научилась разбираться в системе экранных сигналов. Возможно, Энни больше, чем муж, доверяла вмонтированной в них сирене тревоги. Впрочем, она представляла, как приблизительно должны выглядеть пульсирующие данные, говорящие о работе сердца и мозга, о кровяном давлении. На экране аппарата, отвечающего за сердце, светилось изображение оранжевого электронного сердечка – Энни считала это неплохой выдумкой и по-своему трогательной. В течение многих дней число сердечных сокращений в минуту оставалось постоянным, равняясь семидесяти ударам. Но сейчас оно было выше. Восемьдесят пять, потом восемьдесят четыре. Энни нахмурилась и огляделась. Медсестры поблизости не было, но Энни не впала в панику. Возможно, эти изменения не столь существенны. Она перевела взгляд на Грейс.
– Грейс?
Сжимая руку дочери, Энни на этот раз смотрела на экран – цифры на нем заплясали как бешеные. Девяносто – сто – сто десять.
– Грейси?
Энни приподнялась, сжимая пальчики дочери в обеих руках, и напряженно вглядывалась в ее лицо, потом повернулась, чтобы позвать кого-нибудь из персонала, но в палату уже вбегали медсестра и молодой врач. Изменения в состоянии Грейс зафиксировало и центральное табло.
– Она пошевелилась. Я видела, – проговорила Энни. – Ее рука…
– Продолжайте жать руку, – торопливо бросил врач. Он вынул из нагрудного кармана фонарик в виде авторучки и, приоткрыв один глаз девочки, посветил в него, проверяя реакцию. Медсестра тем временем записывала показания мониторов. Сердцебиение достигло ста двадцати ударов в минуту. Врач снял с Грейс наушники.
– Скажите ей что-нибудь.
Энни нервно сглотнула. На мгновение ей показалось, что она забыла слова. Врач удивленно посмотрел на нее.
