Прекрасные тела - Каннингем Лора (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
В ванной, отделанной бирюзовым кафелем, были разложены приспособления для ухода за Мирой и детали ее «туалета»: клеенки, резиновые перчатки, подставки для зубов, — словом, полный ассортимент удручающих аксессуаров. Запершись в ванной, Нина согнулась и проворно извлекла диафрагму. Она подсчитала, что прошло уже шесть часов, а значит, можно спустить в унитаз любовные соки Дондока, не опасаясь «отсроченного оплодотворения». Быстро и с некоторым отвращением Нина промыла диафрагму, посыпала ее кукурузным крахмалом и убрала в футляр до лучших времен.
Нина простояла под душем дольше чем обычно, позволив горячей воде обновить ее чувство собственного «я». Она намылилась мылом, которое захватила из дома (оно пахло сандалом), а волосы вымыла обычным старым шампунем своей мамы, и это оказалось ошибкой.
Вот уже несколько лет Нина красила волосы. Она подозревала, что почти полностью поседела, и не хотела этого показывать. Она красилась щадящими импортными, почти натуральными красками, восстанавливавшими глубокий природный цвет ее волос — цвет красного дерева. Но когда она вышла из душа и высушила голову феном, то обнаружила, что шампунь ее матери слишком жесткий и что он не только смыл часть краски, оставив весьма неудачную белесую полосу вдоль пробора, но еще и вступил с краской в какую-то странную химическую реакцию, из-за чего волосы приобрели довольно причудливый ржавый цвет.
Ладно, сегодня с этим уже ничего не поделаешь. Нине надо убегать. Ой, она ведь должна еще и накрыть на стол! (Она не верила, что Фло подаст обед так же хорошо, как это сделает она сама. Фло наверняка будет использовать бумажные тарелки, которые промокнут, а Нина хочет, чтобы ее мама ела на лучшем чехословацком фарфоре.)
Еще мгновение Нина думала, не отменить ли поход в гости, не остаться ли с Мирой. Может быть, ночей осталось уже не так много… Но потом она вспомнила о Джесси, о Клер, обо всех подругах. Слишком давно она не виделась с ними, ведь она уже семь месяцев находилась в заточении в «Объединенном проекте». Как говорится, ей нужно было «проветриться». Долгие дни и ночи, когда она присматривала за мамой, казались бесконечными, но они кончатся. Просто Нине требовалась передышка, а инцидент с Дондоком оказался вовсе не тем, чего она хотела. Сегодня ей, как и Клер, были необходимы подруги.
Нина купила подарок для ребенка несколько недель назад — красивую куклу, которая могла симулировать естественные функции. Кукла была анатомически правильной. Нина знала, что подарок странный, но думала, что Клер он понравится. Нина предполагала, что: Клер будет практиковать на кукле то, чего никогда раньше не делала, — надевать на нее памперс, укачивать ее. Из всех подруг Клер Молинаро казалась наименее приспособленной к тому, чтобы стать матерью.
Нина помедлила, укладывая куклу в нарядную подарочную коробку. Пупс действительно походил на настоящего ребенка. В голове у Нины пронеслись воспоминания об игрушках ее детства, и она быстро закрыла коробку… Ничего, у нее еще может быть ребенок, с каждым днем это становится проще. Теперь они замораживают зиготы, к тому же можно имплантировать свою яйцеклетку в тело другой женщины… Нет, Нине просто нельзя отправляться на вечеринку, думая, что своего ребенка у нее никогда не будет. Она завернула и подарок для Клер — бюстгальтер для кормления (Клер никогда бы не сделала такую покупку, а ведь это важно). А еще чудесную ночную рубашку, чтобы Клер хорошо выглядела, когда ее отвезут в клинику. Она же собирается рожать в клинике, правда? С Клер никогда не поймешь: она живет в своем собственном мире и не является частью какой-либо из систем. Нина беспокоилась за Клер на протяжении всего их знакомства. Все они, подруги из «Тереза-хауса», волновались и переживали за Клер. Вот почему сегодняшний вечер так важен. Нина должна идти.
Она как раз ставила блюдо с солониной на специальный поднос и давала Фло инструкции, когда ей вдруг показалось, что мама задышала как-то иначе. Как будто бы в ее дыхании слышался призвук чего-то еще… «Нет, — подумала Нина, — не сейчас. Не сегодня».
Она сказала об этом Фло, но та ответила:
— Не надо волноваться, спокойно идите. Я о ней позабочусь.
«Да неужели?» — мысленно спросила Нина. Это был один из самых тяжелых моментов болезни Миры: Нине приходилось доверять совершенно чужим людям.
И тут в дверь квартиры «21 L» позвонили. Нина открыла. На пороге собственной персоной стояла Бася Беленкова, бывшая домработница Миры и ее землячка, тоже из «старой Одессы». На Басе была шуба и сетчатый шарф с блестками (она, как и Мира, любила блестки). И шуба, и шляпа Баси были припорошены снегом.
— Метель становится все сильнее, — сказала Бася. — Я подумала — посижу с Мирой.
Нина поцеловала старушку в сморщенную щеку, на которой было столько морщин, как будто бы Бася спала не на подушке, а на рыбацкой сети. Бася не умела ни читать, ни писать; она была истинным эмиссаром из прошлого. Когда она работала на Нинину маму, та давала ей инструкции, вырезая фотографии продуктов из рекламного буклета соседнего магазина, и Бася покупала «по картинке». Женщина она была низенькая, коренастая и носила тяжелые боты с меховой оторочкой. Казалось, что она явилась прямиком из родной деревни, чтобы защитить свою подругу и благодетельницу.
Нина в жизни никому так не радовалась. Не о чем волноваться, если вахту несет Бася. Старая женщина готова была охранять ее маму до последнего.
— Я немного боюсь оставлять маму, — призналась Нина, — но это такой важный вечер.
Бася посмотрела на Миру: та не ела солонину, а дремала, поджав губы. Бася прислушалась к ее дыханию и посмотрела на Нину.
— Иди, — сказала она, — твоя мама не покинет нас сегодня.
Проинструктировав обеих женщин, чтобы они непременно звонили, если что-то «изменится», Нина согласилась идти. Она поцеловала маму. Та улыбнулась, когда Нина сказала: «Маммала», и даже смогла ответить: «Учинка». Нину беспокоил мамин затуманенный взгляд, едва заметный сбой дыхания, который только она, Нина, ощущала. Она взяла маму за руку — как будто бы просто в знак привязанности, — а сама прощупала у нее пульс. Шестьдесят. Совсем неплохо.
— Учинка, — сказала Мира. — Учинка, тучинка.
«Тучинка» убедила Нину — наверное, она действительно может идти. Нина опять почувствовала жуткую нерешительность: а что если — несмотря на Басю, которая охраняет маму от смерти лучше всякого бульдога, — мама все-таки умрет или впадет в кому, пока Нина в гостях? Сможет ли она жить с такой болью?
Нина подержала маму за руку: рука была холодная, кожа тонкая… Мира никогда бы не оставила ее, Нину, если бы это она умирала. «Но, возможно, — подумала Нина, — в этом и есть разница между матерями и дочерьми». Мать останется в этой комнате. Мать никогда не уйдет. Но дочери придется уйти… к тому же мама наверняка хотела бы, чтобы дочь встретилась с подругами. Разница между ними еще и в этом: Нина знала, что мама никогда бы не попросила ее «принести себя в жертву».
Нина поцеловала Миру в щеку. Даже если она, Нина, когда-нибудь родит ребенка, мама об этом так и не узнает. Вполне вероятно, что Нина останется бездетной, но мама не будет знать и об этом. Возможно, заботясь о маме, Нина ближе всего подошла к чувству материнства, которого ей пока не суждено было испытать… Так, может быть, ей все-таки остаться с мамой?
Что-то, но только не осознанное решение, вынудило Нину выйти из комнаты, из квартиры, из дома. Чем дальше она уходила от мамы, тем быстрее были ее шаги. «Просто будь там, когда я вернусь», — мысленно попросила она и нажала на кнопку лифта.
И вот Нина оказалась за пределами башен «Объединенного проекта», вокруг которых вился снег, словно стремившийся окутать дома огромным полотнищем развевающейся белой марли. Снег был подсвечен прекрасным лавандовым сиянием, и Нина испытала облегчение, когда шла, повеселевшая, в водонепроницаемых ботинках на меху, к автобусной остановке. Нине повезло: сквозь кружево падающего снега заблестело золото фар, и у остановки затормозил экспресс до Манхэттена. Крепко держа подарки и шоколадный торт-суфле, упакованный в коробку и водонепроницаемый полиэтиленовый пакет, Нина запрыгнула в автобус и помчалась на встречу с подругами.
