Последняя песня - Спаркс Николас (мир книг .txt) 📗

— Вдобавок она еще и кривая. Вроде бы в одном месте вы­пирает.

— Я ничего не вижу.

— Тебе нужны очки. Не понимаю, почему ты их не хочешь носить.

— Ронни сказала, что она не может видеть пианино.

— И что?

— Здесь нет места, чтобы спрятать пианино, поэтому я сде­лал перегородку. Теперь она его не увидит.

Джона нахмурился:

— Знаешь, я не слишком люблю делать уроки. Мало того, терпеть не могу, когда на столе громоздятся учебники.

— Сейчас лето. Тебе не нужно делать уроки.

— Я к тому, чтобы сделать перегородку вокруг письменного стола.

Стив едва сдержал смех.

— Тебе стоит поговорить об этом с ма.

— А может, ты поговоришь?

Стив усмехнулся.

— Ты есть хочешь?

— Ты сказал, что мы будем запускать змеев.

— Обязательно. Я просто хотел узнать: ты не хочешь по­обедать?

— Я лучше бы съел мороженого.

— Не стоит, пожалуй.

— Печенье? — с надеждой спросил Джона.

— Как насчет сандвича с арахисовым маслом и желе?

— Ладно. Только потом пойдем запускать змеев, верно?

— Да.

— Весь день?

— Сколько захочешь.

— Ладно, съем сандвич. Только ты тоже должен поесть!

Стив улыбнулся и хлопнул Джону по плечу:

— Заметано!

Они дружно направились на кухню.

— Знаешь, гостиная стала намного меньше, — заметил Джона.

— Знаю.

— И стена кривая.

— Знаю.

— И отличается от других стен.

— И что ты хочешь сказать?

— Просто хотел убедиться, что ты не сходишь с ума, — серьезно ответил Джона.

Погода для запуска змеев была идеальной. Стив сидел на дюне, в двух домах от своего, наблюдая, как порхает в небе змей. Джона, как обычно полный энергии, бегал по берегу. Стив с гордостью наблюдал за сыном, изумленно припоминая, что, когда в детстве запускал змеев, ни отец, ни мать не ходили с ним.

Они были неплохими людьми. Он это знал. Они в жизни пальцем его не тронули, хорошо кормили, никогда не скандали­ли в его присутствии. Раз или два в год его водили к педиатру и дантисту, дома всегда было полно еды, на зиму у него имелась теплая одежда. Была и мелочь в кармане, которая выдавалась на молоко в школе. Но отец был человеком замкнутым, а мать мало чем от него отличалась, и, видимо, в этом крылась причи­на их прочного брака. Мать была румынкой. Отец встретил ее, когда их дивизия находилась в Германии. Когда они пожени­лись, она почти не говорила по-английски. И всю жизнь оста­валась верна идеалам культуры, в которой была воспитана. Го­товила, убирала, стирала и неполную смену работала швеей. К концу жизни она научилась довольно сносно говорить по-анг­лийски. Достаточно, чтобы общаться в банке и бакалее, но и тогда акцент был достаточно заметен, и иногда окружающие с трудом ее понимали.

Она также была благочестивой католичкой, что в те време­на в Уилмингтоне казалось весьма странным. Ходила к мессе каждый день, а вечерами молилась, перебирая четки. И хотя Стиву нравились торжественные воскресные мессы, священ­ник всегда казался ему человеком холодным и надменным, бо­лее заботившимся о церковных правилах, чем о нуждах паствы. Не раз Стив гадал, как пошла бы его жизнь, если бы в восемь лет он не услышал музыку, доносившуюся из первой баптист­ской церкви.

За сорок лет подробности почти стерлись из памяти. Вроде бы однажды он шел мимо и услышал, как пастор Харрис играет на пианино. Должно быть, он приветил мальчика, потому что тот вернулся и пастор стал его первым учителем музыки. Со вре­менем он стал ходить на уроки закона Божия. Во многих отно­шениях церковь стала его вторым домом, а пастор Харрис — вто­рым отцом.

         Он помнил, что мать была не очень рада этому. Расстраива­ясь, она бормотала что-то по-румынски, и много лет он слы­шал эти тирады, когда собирался в церковь. Она всегда крес­тила его и заставляла носить нарамник в церковь. По ее мне­нию, иметь учителя-баптиста было все равно что играть в чехарду с дьяволом.

Но она ни разу не попыталась помешать ему, и этого было достаточно. Не важно, что она никогда не встречалась с его учи­телями, никогда не учила сына читать, что никто никогда не приглашал его семью на вечеринки или барбекю. Главное, она позволила ему не только найти призвание, но и заниматься лю­бимым делом, хоть и не верила, что это дело богоугодное. И ка­ким-то образом уговорила отца, не признававшего подобных за­нятий, не вмешиваться. И за это он будет всегда ее любить.

Джона продолжал носиться по песку, хотя этого вовсе не тре­бовалось: ветер был достаточно сильным, чтобы змей мог парить в воздухе. Он любовался силуэтом Бэтмена на фоне грозовых об­лаков. Очевидно, скоро начнется дождь. Хотя летние грозы всег­да недолги и самое большее через час небо вновь прояснится. Стив поднялся, чтобы позвать Джону и объяснить, что пора до­мой. Сделав несколько шагов, он заметил на песке еле видные линии, тянущиеся к дюне за домом, — следы, которые он видел в детстве множество раз. Стив улыбнулся.

— Джона, сюда. Я хочу кое-что тебе показать.

Джона припустил к нему.

— Что там?                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                       Стив подошел к месту, где дюна сливалась с берегом. В не­скольких дюймах под поверхностью, в норке, находилось не­сколько яиц.

— Это что? — спросил Джона.

— Гнездо морской черепахи. Но не подходи слишком близ­ко и не прикасайся. Не стоит ее тревожить.

Все еще не выпуская змея, Джона наклонился ниже.

—Что такое морская черепаха? — пропыхтел он.

Стив взял обломок плавника и очертил гнездо.

— Вот она. Та, которая занесена в Красную книгу. По ночам они выходят на берег и кладут яйца.

— За нашим домом?

— Это только одно из мест. Но главное, что ты должен знать: черепахи — исчезающий вид. Знаешь, что это означает?

— Что они умирают, — кивнул Джона. — Я смотрю «Энимал пленет».

Стив дорисовал круг и отбросил плавник. Встав, он ощутил вспышку боли, но постарался не обращать на нее внимания.

— Не совсем. Это означает, что, если мы им не поможем и не будем их беречь, они перестанут существовать.

— Как динозавры?

Стив хотел было ответить, но услышал, что на кухне звонит телефон. Вспомнив, что оставил заднюю дверь открытой, он по­бежал, пока не добрался до крыльца.

Тяжело дыша, он поднял трубку и услышал голос дочери:

— Па!

— Ронни?

— Нужно, чтобы ты за мной заехал. Я в полицейском участке.

Стив нервно потер переносицу:

— Сейчас. Я сейчас буду.

Полицейский Пит Джонсон рассказал обо всем, что случи­лось, но Стив знал, что Ронни не готова об этом говорить. Джо­не, похоже, было все равно.

— Ма на стенку полезет, — спокойно заметил он. Стив уви­дел, как Ронни сжала челюсти.

— Я не делала этого, — процедила она.

— Кто же тогда?

— Не хочу об этом говорить, — обронила она, прислонив­шись к дверце машины.

— Маме это не понравится.

— Я ничего не делала, — повторила Ронни, повернувшись к Джоне. — И не смей ей докладывать об этом.

Она дала понять, что не шутит, прежде чем обратиться к отцу.

— Я не делала этого, па, — повторила она. — Клянусь Богом. Ты должен мне поверить.

Он расслышал отчаяние в ее голосе, но не мог не вспомнить, с какой тоской рассказывала Ким историю дочери. Он подумал о том, как Ронни вела себя, и вспомнил, с кем водилась все это время.

Вздохнув, Стив ощутил, как вытекают из него жалкие остат­ки энергии.

Его дочь нуждается в поддержке.

— Я тебе верю, — кивнул он.