Осколки прошлого - Слотер Карин (мир бесплатных книг .txt, .fb2) 📗
Экран замигал, а затем погас.
Последними словами, которые увидела Энди, были: «Низкий уров…».
Она увидела торчащий из розетки переходник. Провод был в машине. Машина была в двух с половиной милях отсюда, припаркована напротив фирменного бутика мужской одежды.
Если ее не отогнали на штрафстоянку.
– Твою мать! – прочувствованно и обреченно произнесла Энди.
Она просунула голову в дыру в мусорном мешке и вышла на улицу. Дождь сразу потек по спине. В течение нескольких секунд одежда промокла насквозь, так что самодельное пончо облепило Энди, как пищевая пленка.
Она продолжила шагать вперед.
Каким-то образом гроза усилила дневную жару. Она почувствовала, как горячие иглы дождя впиваются ей в лицо, когда вышла на дорогу. Фонари в этой части города отсутствовали. Люди покупали дома в Белль-Айл, чтобы погрузиться в старомодную аутентичную атмосферу прибрежного южного городка. Ну, насколько она могла быть старомодной с учетом того, что цена самого дешевого особняка у пляжа перевалила за два миллиона долларов.
Почти тридцать лет назад Лора заплатила сто восемнадцать тысяч долларов за свой пляжный домик. Ближайшим магазином был старый супермаркет за пределами Саванны. На заправке прямо за стойкой продавали мотыля и засоленные свиные ноги в огромных банках. Сейчас дом Лоры был одним из всего шести оставшихся оригинальных бунгало в Белль-Айл. Он стоил буквально в двадцать раз меньше, чем земля под ним.
С неба на нее с громом обрушилась молния. Руки Энди машинально взметнулись вверх, как будто она могла защититься от нее. Дождь усилился. Видимость была метра полтора. Она остановилась посреди дороги. Еще одна вспышка молнии перебила шум дождя. Она не могла решить, вернуться ли ей обратно и подождать, пока гроза утихнет, или двигаться дальше в сторону отца.
Стоять посреди улицы, как идиотка, было явно самым худшим из вариантов.
Энди перепрыгнула через бордюр и оказалась на обочине. Ее кеды упоительно шлепнули по луже. Потом она шлепнула ими еще раз. Она начала выше поднимать ноги и немного ускорила темп. Вскоре Энди перешла на легкую трусцу. Затем побежала быстрее. И еще быстрее.
Бег – единственное, что, по мнению Энди, удавалось ей хорошо. Это тяжело – постоянно переставлять ноги. Потеешь. Сердце колотится. Кровь шумит в ушах. Многие люди так не могут. А многие не хотят, особенно летом, когда после прогноза погоды их предупреждают не выходить на улицу в жару, потому что они буквально могут умереть.
Энди различала ритмичное шлепанье своих кедов сквозь оглушительный шум дождя. Она свернула с дороги, ведущей к дому Гордона, потому что не готова была останавливаться. Променад был метрах в тридцати. Пляж – прямо за ним. Глаза начало щипать от соленого воздуха. Она не слышала волн, но каким-то образом вобрала их скорость, неукротимое желание продолжать бег, как бы настойчиво сила тяжести ни давила на спину.
Она свернула налево, на променад, и некоторое время наблюдала за неприглядным противоборством своего мусорного мешка с ветром, пока наконец не сорвала с себя полиэтилен и не выкинула его в ближайшую урну. Ее ноги застучали по деревянным настилам. Из-за теплого дождя у нее открылись поры. Она была без носков. Пятку тут же начало натирать. Задравшиеся шорты собрались в складки, майка облепила тело. Волосы стали похожи на смолу. Она сделала огромный глоток влажного горячего воздуха и закашлялась.
Фонтан крови, бьющий изо рта Бетси Барнард.
Шелли, уже мертвая, лежащая на полу.
Лора с ножом в руке.
Хруст.
Лицо матери.
Ее лицо.
Энди замотала головой. От нее в разные стороны полетели брызги, как от собаки, только что выскочившей из моря. Ее ногти впивались в ладони. Она разжала кулаки и расслабила кисти. Убрала волосы с глаз. Представила, как все ее мысли отступают, словно волны. Втянула воздух в легкие. И побежала быстрее: ноги двигались как поршни, мышцы и сухожилия работали в унисон, удерживая ее в вертикальном положении во время того, что с точки зрения физики было не чем иным, как контролируемой серией падений.
В ее голове что-то переключилось. Она никогда не испытывала той эйфории, которая бывает у бегунов, даже когда придерживалась чего-то вроде графика. Сейчас она просто достигла такого состояния, когда напряжение было не настолько невыносимым, чтобы останавливаться, но достаточным, чтобы полностью занять собой ее сознание и оставить мысли болтаться где-то на поверхности, не давая им опуститься во тьму.
Левая нога. Правая нога.
Вдох. Выдох.
Левая. Правая.
Вдох.
Напряжение в плечах понемногу спало. Челюсти разомкнулись. Головная боль, медвежьей пастью сдавливавшая ей голову, теперь только слегка отдавалась в висках. Это было терпимо. Мысли Энди начали блуждать. Она слушала дождь, смотрела на капли, падавшие у нее перед глазами. Каково это будет – вновь открыть свой ящик для рисования? Взять в руки карандаш и альбом? Нарисовать что-нибудь – например расплескавшуюся под ее убитыми кедами лужу? Энди стала мысленно рисовать перед собой линии, представила игру света и тени, момент погружения ее ноги в воду, изгибы пойманных в полете шнурков.
Лора чуть не умерла во время лечения. Дело было не только в убийственной смеси медикаментов, но и в сопутствующих проблемах. Инфекции. Поражение почек. Пневмония. Повторная пневмония. Стафилококк. Коллапс легкого.
А теперь к этому списку можно добавить Джону Хелсингера. Детектива Палаццоло. Желание вытеснить из своей жизни Гордона. Желание освободить пространство от собственной дочери.
Им нужно было пережить этот момент холодности, как они пережили рак.
Гордон был прав: время все расставляет по местам. Энди знала, что такое ожидание: когда выйдет хирург, когда проанализируют снимки, когда получат результаты биопсии, когда начнется химиотерапия, когда пропишут антибиотики и болеутоляющие, когда поставят укол от тошноты, постелют чистые простыни и принесут свежие подушки. И когда, наконец, осторожно улыбнется врач, сообщая Лоре и Энди, что на снимках чисто.
Все, что Энди нужно сейчас сделать, – это подождать, когда мать придет в себя. Лора пробьется через мрак, в который погрузилась, и со временем – рано или поздно, через месяц, или через полгода, или к следующему дню рождения Энди – она увидит произошедшее скорее как через телескоп, чем как через увеличительное стекло.
Променад закончился раньше, чем Энди ожидала. Она перепрыгнула обратно на дорогу с односторонним движением, которая тянулась вдоль особняков на береговой линии. Под ногами вновь оказался твердый асфальт. Шум моря начал теряться за огромными домами. Дальше дорога делала поворот на мысу. До бунгало матери отсюда было не больше полумили. Энди не собиралась возвращаться домой. Она уже разворачивалась, когда вдруг вспомнила…
Велосипед.
Энди видела свой велосипед, подвешенный под потолком, каждый раз, когда заходила в гараж. На колесах она доберется до Гордона вдвое быстрее. Принимая во внимание гром и молнии, иметь пару резиновых шин между собой и асфальтом не помешало бы.
Она замедлилась до трусцы, а потом до быстрого шага. Дождь уже не хлестал с такой силой. Здоровенные капли ударялись о ее макушку и будто оставляли вмятины. Энди замедлила шаг, когда увидела тусклый свет в окне кабинета Лоры. Дом был по меньшей мере в сорока метрах, но в это время года все особняки-гиганты в окрестностях пустовали. Белль-Айл был по преимуществу местом обитания перелетных птичек, прибежищем для северян, которые пережидали здесь суровые зимние месяцы. Да и других местных жителей августовский зной гнал из города.
Энди заглянула в окно кабинета Лоры, когда шла по подъездной дорожке. Насколько она могла видеть, он был пуст. Она воспользовалась боковым входом в гараж. Стекла в двери задрожали, когда она ее закрыла. В пустом помещении шум дождя казался гораздо громче. Энди потянулась к пульту от гаража, чтобы включить свет, но остановилась в последний момент, вспомнив, что он зажигается только при поднятых воротах, а они скрипят так, что и мертвого разбудят. К счастью, свет из офиса Лоры проникал через стекло в боковой двери. Его как раз хватало, чтобы Энди, прищурившись, могла видеть.
