Первый человек в Риме - Маккалоу Колин (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Катул Цезарь слушал с замиранием сердца. Он понимал, что если хочет сохранить свою репутацию, то должен и свою долю трофеев пожертвовать на что-то подобное. На какой-нибудь религиозный памятник, а не на увеличение своего личного состояния. Конечно, деньги у Катула есть — но все-таки их куда меньше, чем у Мария.
Никто не удивился, когда Центуриатное собрание выбрало Гая Мария консулом шестой раз — и опять старшим. Теперь он был не только неоспоримым Первым Человеком в Риме. Многие стали его называть еще и Третьим Основателем Рима. Первым Основателем Рима был, конечно, сам Ромул. Вторым — Марк Фурий Камилл, который изгнал галлов из Италии триста лет назад. Поэтому совершенно справедливо дать Гаю Марию титул Третьего Основателя, поскольку он тоже отразил нападение варваров.
Консульские выборы тоже не обошлись без сюрпризов. Квинт Цецилий Метелл Нумидийский Свинка не был выбран младшим консулом. Гай Марий одержал верх даже в этом. Он объявил, что поддерживает кандидатуру Луция Валерия Флакка, и Луций Валерий Флакк был, разумеется, избран. Флакк был flamen Martialis — фламином Марса. Должность сделала его тихим человеком, послушным и соблюдающим субординацию. Идеальная кандидатура для властного Гая Мария.
Никого не удивило, когда Гай Сервилий Главция был избран претором, ибо он был человеком Мария и Марий щедро заплатил выборщикам. Сюрпризом был тот факт, что он вышел на первое место и поэтому стал претором по делам римских граждан, самым старшим из шести избранных преторов.
Вскоре после выборов Квинт Лутаций Катул Цезарь публично заявил, что жертвует свою долю германских трофеев. Он намерен приобрести старый участок с домом Марка Фульвия Флакка на Палатине — этот участок находился рядом с его собственным домом — и построит там величественный портик, где будут храниться тридцать пять германских штандартов, которые он захватил на поле боя при Верцеллах. И еще он возведет на Марсовом поле храм богини Фортуны.
В десятый день декабря, когда новые народные трибуны приступили к своим обязанностям, началось самое интересное. Народный трибун второго срока Луций Апулей Сатурнин доминировал в Коллегии безоговорочно. Пользуясь страхом остальных трибунов, вызванным смертью Квинта Нония, он решал законодательные проблемы, как хотел. Хотя он по-прежнему отрицал свою причастность к убийству, в частных беседах с коллегами он нет-нет да и бросал словцо-другое, отчего те задумывались: не закончат ли они, как Квинт Ноний, если только вздумают перечить ему? В результате Сатурнину позволили своевольничать вовсю. Ни Метелл Нумидийский, ни Катул Цезарь не могли убедить ни одного народного трибуна хоть раз воспользоваться правом вето.
Не прошло и восьми дней после вступления в должность, как Сатурнин внес первый из двух законопроектов — раздать общественные земли ветеранам обеих войн с Германией. Все земли были расположены не в Италии — в Сицилии, Греции, Македонии и материковой Африке. В законопроект было внесено дополнительное условие: сам Гай Марий должен иметь право лично предоставлять гражданство трем италийским солдатам в каждой колонии.
Сенат взорвался.
— Этот человек, — возмущался Метелл Нумидийский, — даже не собирается выделить своих, римских солдат! Он хочет землю для всех на равных условиях — для римлян, латинян, италийцев. Никакой разницы! Никакого предпочтения гражданам Рима! Я спрашиваю вас, коллеги сенаторы, что вы думаете о таком человеке? Разве Рим для него что-то значит? Конечно, нет! А почему, собственно, Рим должен что-то для него значить? Ведь Марий — не римлянин! Он — италиец! И покровительствует своим. Целой тысяче он предоставил права гражданства на поле боя, а римские солдаты должны были стоять в стороне и лишь наблюдать. Они так и не дождались благодарности. Но чего еще можно ожидать от такого человека, как Гай Марий?
Когда Марий поднялся, чтобы ответить, поднялся такой шум, что его даже не было слышно. Он вышел из здания заседаний Сената, встал на трибуну и обратился к присутствующим. Некоторые из них были возмущены. Но он был их любимцем, и они начали слушать.
— Земли достаточно для всех! — кричал он. — Никто не может меня обвинить в предпочтительном отношении к италийцам! Сто югеров земли на каждого солдата! Почему так много, слышу я ваш вопрос? Потому, народ Рима, что эти колонисты поедут в места, намного худшие, чем наша любимая Италия! Им предстоит возделывать плохие земли, они поселятся в плохом климате, где человеку, чтобы прилично жить, нужно куда больше земли, чем в Италии!
— Вот! — крикнул Катул Цезарь со ступенек Сената; голос его дрожал. — Вот! Слушайте, что он говорит! Не Рим! Италия! Италия, Италия, всегда Италия! Он не римлянин, ему наплевать на Рим!
— Италия и есть Рим! — раздался громовой голос Мария. — Это одно и то же! Без одного нет другого — и не может быть! Разве римляне и италийцы не одинаково отдают свои жизни за Рим на полях сражений? А раз это так — и никто не посмеет отрицать, что это так! — то почему один солдат должен отличаться от другого?
— Италия! — продолжал вопить Катул Цезарь. — Всегда — Италия!
— Чушь! — возразил Марий. — В первую очередь земля дается римским солдатам, не италийцам! Разве это свидетельствует о предпочтении италийцев? И разве не лучше, если из тысячи ветеранов-легионеров, которые поедут в эти колонии, трое италийцев станут гражданами Рима? Я сказал — трое, народ Рима! Не три тысячи италийцев! Не три сотни! Не тридцать италийцев, народ Рима! Трое! Капля в людском океане! Даже частичка капли в людском океане!
— Капля яда в людском океане! — пронзительно выкрикнул Катул Цезарь со ступенек Сената.
— В законе можно оговорить, что римские солдаты получат землю первыми, но где говорится, что первая земля будет лучшая? — громко спросил Метелл Нумидийский.
Квинт Поппедий Силон, нынешний глава племени марсиев, довольно молодой еще человек, приехал в Рим по приглашению Марка Ливия Друза — послушать дискуссию на тему о земельных законах. Силон остановился в его доме.
— Они подняли большой шум, противопоставляя Рим Италии, не так ли? — заговорил Силон с Друзом.
— Действительно, — угрюмо согласился Друз. — Подобное отношение изменит только время. Я живу надеждой, Квинт Поппедий.
— И все же тебе не нравится Гай Марий.
— Я ненавижу этого человека. Но я голосовал за него, — признался Друз.
— Прошло только четыре года с тех пор, как мы сражались при Аравсионе, — задумчиво проговорил Силон. — Да, думаю, ты прав, со временем все изменится. Я очень сомневаюсь, что до Аравсиона Гай Марий имел шанс раздать италийским солдатам земли в колониях.
— Это же благодаря Аравсиону италийские рабы были освобождены, — заметил Друз.
— Я рад, что мы умирали не зря. И все же — посмотри на Сицилию. Италийские рабы там не были освобождены. Они там умерли.
— Мне стыдно становится, как подумаю о Сицилии, — сказал Друз, краснея. — Это сделали два продажных карьериста, двое римских судей. Два говнюка! Признай, Квинт Поппедий, Метелл Нумидийский или Эмилий Скавр могут тебе не нравиться, но никто из них не запачкает подола своей тоги мошенничеством с зерном.
— Признаю, — согласился Силон. — Однако они до сих пор считают, что быть римлянином — значит принадлежать к самой исключительной касте на земле. С их точки зрения, ни один италиец не заслуживает того, чтобы стать римлянином, даже при усыновлении.
— Усыновлении?
— А чем еще является наделение римским гражданством, как не усыновлением? Принятием в семью Рима?
Друз вздохнул:
— Ты прав. Меняется только имя. Гражданство не может сделать римлянином италийца или грека. С течением времени Сенат все более и более будет противиться созданию искусственных римлян.
— Тогда, может быть, нам, италийцам, самим сделать себя искусственными римлянами — с согласия Сената или без него? — сказал Силон.
За первым законом о земле последовал второй, касающийся всех новых государственных земель, которые Рим приобрел за время войн с германцами. Из двух законов о земле этот был наиболее важен. Речь шла о целинных землях. Ни земледельцы, ни скотоводы не пользовались ими. В этих недрах скрывалось иное богатство: минералы, строительный камень, самоцветы. То были земли вокруг Нарбона, Толозы на реке Гарумна, Каркасона и в центральной части Заальпийской Галлии. А вдобавок — территория в Ближней Испании, население которой восстало, когда кимбры устроили заварушку у подножия Пиренеев.
