Из тупика - Пикуль Валентин Саввич (книги онлайн полностью .txt) 📗
- Чего там канителите? - выкрикнул часовой, поторапливая.
Небольсин прошел через всю деревню, - с ненавистью глядели на него узкие окошки. Босые пятки так приятно баламутили пыль. И думалось: "Идешь, а куда идешь? До чего же хорошо просто вот так идти!" Он шагнул в сенцы прохладные. Гармониста уже не было здесь. Постучал в двери горницы.
- Входите, - раздалось. - Смелее...
Он переступил через высокий порог, и первое, что увидел, это кровавый след - будто красным веником провели по чистой половице от стола до порога. А в углу валялась бескозырка Лычевского, и на ней золотом: "Лейтенант Юрасовский". За столом сидел молодой человек в белой рубашке, опоясанный ремнем: на шее его был развязан галстук, чтобы дышать было легче...
Быстрый взгляд из-под белесых подвижных бровей.
- Здравствуйте, - первым сказал учитель.
- Здравствуйте, - вежливо отозвался Небольсин.
- Садитесь. В ногах правды нету... Так, кажется?
- Так. - Стараясь не наступать на кровь, инженер-путеец прошел до стола, сел; мутно просвечивала в бутыли самогонка, сбоку блестел револьвер - оружие лежало под локтем учителя спокойно, надежно: никто не возьмет.
- Вы меня не узнаете?
- Нет, - ответил Небольсин, и страх сковал его члены под спокойным и жестким взглядом незнакомца.
- Карандашики... тетрадки... Не помните?
- Нет. Я ничего не помню.
- Этот ваш монах сказал, что вы бежали из Петсамо?
- Да. К чему скрывать? Мы бежали из Печенги.
- От англичан? - улыбнулся учитель.
- Да. От англичан.
- Вы не бойтесь, - сказал учитель. - Англичанам мы вас не выдадим. Они хотя и в одном строю с нами, но топчут сейчас священную карельскую землю. Белогвардейцам мы вас тоже не выдадим. Они претендуют на Петербург и на Петрозаводск, а эти города наши и уже включены в финно-карельскую систему... Вы, может быть, думаете, что мы отпустим вас к красным?
Учитель выждал с минуту, отпил самогонки.
- Не хотите? - предложил.
- Нет, - сказал Небольсин.
Рука лахтаря шлепнула сверху по пробке.
- К большевикам, - сказал, кидая в рот горсть клюквы, - мы вас тоже не пропустим. Они наши злейшие враги. - Скривился (наверно, от клюквы) и добавил: - Запомните это место: деревня Мехреньга Ухтинской волости, здесь вы останетесь... Еще раз, по старой дружбе, предлагаю: хочешь выпить?
- Между нами я не помню никакой дружбы и совсем не понимаю, чем вызвано все это... кровь, пальцы... Зачем вы изуродовали монаха? Он не большевик, не белый, не англичанин. Страсть к технике, желание добраться до заводов - вот единственное, что толкнуло его на путешествие с нами.
Учитель встал и подошел к стене, где висела карта.
- Ваш партизанский отряд нарушил границу великого карельского государства. - И показал карандашиком, где именно они нарушили "границу". Что полагается, - спросил, - за вооруженный переход границы в военное время - ты знаешь?
- Не знаю, - ответил Небольсин.
- Тебя и твоих бандитов поймали на нашей священной земле.
- Неправда! Нас, русских, поймали на русской же земле!
- Это было раньше, - сказал учитель и подтянул ремешок на поясе. Сейчас совсем другое дело. Ты не выкручивайся! Выходит, ты не признаешь законного Ухтинского правительства?
- Мне кажется, насколько я понимаю в политике, правительство существует законно только то, которое находится в Москве.
- Но в Москве - Ленин! - выкрикнул учитель, берясь за палку.
Небольсин сразу стал бояться этой палки.
- А я, - ответил он, - не виноват, что именно Ленин стоит во главе России... И мы шли по русской земле, и русские избы вокруг, и русские церкви, и русские петухи поют по утрам...
Жестокий удар сапогом в живот обрушил его на пол.
- Ох и подлец! - сказал Небольсин, поднимаясь. - Ты прав, я тебя вспомнил. Ты был учителем на разъезде... Школа твоя была в вагоне! Ты, сукин сын, еще значок русского университета носил на пиджаке. Я тебе тетрадки и карандашики по конторам стрелял, чтобы ты мог детишек учить. И ты говорил мне: спасибо! Что же ты сейчас делаешь, сволочь худая? Какая там Ухта? Какое там правительство? С ума ты сошел, что ли?
- Дай руку... правую! - велел учитель, и под взглядом его спокойных глаз Небольсин потерял волю - протянул ему правую руку.
Палка прошла между пальцев; один палец сверху, другой снизу, получились костоломные клещи. Рука инженера легла на край стола, - сейчас затрещат его кости. Лоб Небольсина заливало холодным потом.
- Послушайте, - спросил он, - но почему вы так спокойны?
Учитель приветливо улыбнулся:
- А почему мне надо быть взволнованным?
- Погодите... - сказал Небольсин. - Вы сейчас будете уродовать мое тело. Мне будет больно. Я живой человек, и я буду кричать. Неужели даже мой животный вопль боли не станет для вас противен? Я бы вот так... не смог! Я бы лучше убил!
Учитель весело рассмеялся, ослабив палку в пальцах.
- Теперь ты послушай, - сказал он. - Мы воспитываем в людях новую форму государственного влияния - ужас. Нас мало, а вас, москалей, много. И потому мы должны быть жестоки. Это наше историческое право, и никто нас не упрекнет за это... Правая рука всех, кто не служит нам, должна быть раздроблена, чтобы ты никогда уже не смог выстрелить в нашу сторону!
От резкой боли Небольсин дико заорал.
- Не кричи, - сказал учитель. - Тебе же лучше: с раздробленной рукой я тебя выпущу отсюда живым. А не как матроса...
- Я... левша, - неожиданно для себя произнес Небольсин.
- Левша? - не поверил учитель. - Если не врешь, то возьми коробок спичек и чиркни спичкой...
Коробок лежал рядом с револьвером.
Небольсин левой рукой взялся за... револьвер.
Выстрел!..
И долго стоял, пораженный тем, что сделал. Было тихо в деревне, видать, к выстрелам здесь привыкли (тем более в этой избе). Голова учителя лежала в миске с клюквой, и красный сок раздавленных ягод мешался с кровью и мозгами. Небольсин жадно притянул к себе бутылку и налил полный стакан самогонки. Жадно выглотал. Как воду. И - вышел... Спокойно, сам дивясь своей смелости, он прошел опять через всю деревню; возле церкви часовой встретил его словами:
- Живой, кажись?
- Жив.
- Вот видишь, - засмеялся лахтарь. - А ты, дурак, боялся... Кого следующего-то гнать?
- Тебе велели прийти.
- Мне?
- Ну да... Иди.
Он поднялся наверх. Все вглядывались в его руки.
- Нет, - сказал Небольсин, - бог миловал, - и показал матросам револьвер. - Я его убил, и теперь... Мне страшно, товарищи!
Унтер с "Чесмы" цепко выхватил револьвер:
- Отдай, шляпа... Братцы, за мной... Тихо, без шухера...
Из этой деревни, чтоб она горела, вырвались. Это было чудом, и все внимание маленького отряда теперь сосредоточилось на осторожности. Древняя земля русской Карелии вдруг обернулась для них чужой и враждебной территорией. И очень нежно все заботились о руке отца дизелиста; бедняга, как ему было больно, как он баюкал ее по ночам, словно младенца, как убивался от горя...
- Думал, механику знать буду... Православные, куда же мне теперича без руки? Даже перекреститься - и то не смогу боле!
Шли с большой опаской. До чего же страшное было время - год девятнадцатый, год братоубийственный!
* * *
В черных сетках, опущенных с касок на лица, люди выглядят странно. Ничто не спасает от комаров. Гнус! - самое страшное на севере. И дым костра не поможет, и напрасно полковник Букингэм берет на палец мазь из баночки с особым антимоскитным кремом, что прислан ему недавно женою из далекой Шотландии.
- Так на чем же мы остановились? - спросил Букингэм.
- Мы говорили, - сказал Сыромятев - о самой страшной форме борьбы в мире, когда брат встает на брата. Я плохо знаю историю Англии, все, что когда-то учил в гимназии, позабыл. Но помнится, что вы, англичане, тоже не можете похвастать безмятежным спокойствием. Хотя бы кромвелевские войны, потом драки с левеллерами в парламенте... По-моему, не было еще народа, который не вписал бы в книгу своей истории войны гражданской - самой свирепой. И вот сейчас дописываются последние ее страницы в моей любимой и несчастной России!
