Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!» - фон Риббентроп Рудольф (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗

В начале 1935 года Германии были направлены совместные предложения Франции и Великобритании на основе так называемого «Лондонского коммюнике» от 3 января 1935 года, выработанного французскими и британскими министрами. Снова оспаривалось право рейха на вооружение, однако выражалась готовность на переговоры о нем. «Коллективная безопасность» вновь вводилась в игру предложением «восточного пакта», означавшего бы полное признание германских восточных границ (включая «коридор»). Признание немецко-польских границ (как раз коридора) было даже Штреземанном недвусмысленно отклонено, в правильном понимании того, что «германское правительство, которое решилось бы на это, было бы сметено» [88]. Мы еще вспомним о нем, когда Гитлер в 1938 году предложит полякам гарантию их границ, включая коридор, с тем чтобы достичь окончательного оздоровления германо-польских отношений.

В англо-французских предложениях содержалась инициатива конвенции, о которой нужно было бы вести переговоры с Италией, Бельгией и Германией и согласно которой «подписавшиеся обязуются предоставить поддержку своих военно-воздушных сил каждому из тех, кто станет жертвой неспровоцированного воздушного налета со стороны одной из заключивших договор сторон».

Сегодня дело представляется так, как если бы Гитлер являлся автором текста ноты с немецким ответом. В действительности речь шла о проекте моего отца. Я помню очень отчетливо его рассказ, как при подготовке немецкой ответной ноты Гитлер, вытащив отцовский проект «из кармана», предложил к обсуждению, не поставив, однако, в известность об авторстве отца. Отец смело формулировал в нем, что правительство рейха «в принципе готово применить свои военно-воздушные силы как средство устрашения против нарушения мира». Мать, слегка злорадно улыбаясь, обратила мое внимание на этот пассаж в тексте.

4 марта 1935 года британское правительство направило палате общин «белую книгу», содержавшую программу значительного усиления британских военно-воздушных сил. 10 марта французское правительство объявило о проекте продления на два года срока службы во французских вооруженных силах. Из военного планирования британских и французских правительств можно сделать единственный вывод: они не были готовы решить проблему вооружения путем сокращения своих вооруженных сил до уровня разоруженных государств. Следовательно, разоруженным государствам не оставалось иного выхода, кроме как перевооружение. Требованием момента для Великобритании и Франции было бы теперь ограничить рост вооруженных сил рейха договорными рамками. Неофициальная и, с 1934 года, официальная деятельность отца были направлены, в первую очередь, на поиск подобного соглашения с западными державами.

Разве не должно было германское правительство прийти к выводу, что его лишь сдерживают? Ведь фактически готовность вооруженных государств предоставить Германии эффективное военное равноправие или предпринять всеобщее разоружение отсутствовала полностью. Ввиду этих фактов глава германского правительства сделал то, что, как упомянуто выше, Франсуа-Понсе предвидел в качестве логического последствия, а именно вооружился в одностороннем порядке, возможно, «опираясь на восторженное одобрение своего народа» [89], в любом случае, однако, по меньшей мере, с согласия его большинства.

Отец одобрял шаг, предпринятый 16 марта 1935 года также и потому, что ему стали известны усилия французского правительства по заключению направленного против Германии союза с Советской Россией. Его инициатором явился французский министр Эдуард Эррио. Ввиду целевых установок Эррио возникала опасность «критической ситуации», приобретавшей тем большую остроту, чем дольше затягивались переговоры, не принося реального равноправия. Фактор времени начинал играть все большую роль, принимая во внимание общие тенденции вооружения Великобритании, Франции и, не в последнюю очередь, также США, и уж совсем умалчивая о Советской России. Примерно четыре недели спустя после введения всеобщей воинской повинности в Германии представители Великобритании, Франции и Италии встретились в Стрезе, постановив «препятствовать всеми надлежащими средствами каждому одностороннему отказу от договоров». На том и закончилось!

Одно Стреза, во всяком случае, снова внушительно продемонстрировала, а именно внешнеполитическую изоляцию рейха. Она существовала с конца Первой мировой войны. Вряд ли будет ошибочным предположение, что Муссолини ко времени конференции в Стрезе уже носился с планами экспансии в Абиссинии. Кто мог бы ему помочь или, по крайней мере, не нанести ему удар в спину? Великобритания и Франция в течение прошедших лет выдвинули на передний план «коллективную безопасность», гарантом выступала контролируемая ими Лига Наций. Муссолини, однако, считал еще в то время, в апреле 1935 года, возможным настолько пренебрегать дружбой с рейхом, что затесался в ряды держав, полагавших, что они смогут и далее отказывать Германии в военном равноправии.

Для меня дни до 16 марта были исполнены большого напряжения. Стереотипное выражение матери — скорее дать себя «четвертовать», звучало в этот раз исключительно интенсивно и настойчиво, когда она поверяла мне первые размышления отца и Гитлера, ввести всеобщую воинскую повинность, если этого не удастся достигнуть соглашением о вооружении, при необходимости в одностороннем порядке. Мать обосновала мне этот шаг «фазой риска», в которую мы теперь вступили. Немецкое правительство обнародовало свои пожелания в отношении минимально необходимого оборонительного вооружения и совершает приготовления к тому, чтобы его в один прекрасный день осуществить. Введение всеобщей воинской повинности было отмечено парадом на центральной берлинской улице Унтер-ден-Линден. Впервые в жизни я увидел немецкий военный парад. Гитлер принимал его тогда еще перед Цейхгаузом. Прозвучали знаменитые прусские военные марши, несравненные по своему порыву и музыкальности. Полагаю, что исключительность вальсов Штрауса для танца соответствует таковой немецких военных маршей для маршевой музыки, к ним я отношу, не в последнюю очередь, и пресловутый Баденвейлерский марш. Политический «лицедей», Гитлер выбрал его за проникновенный ритм «своим» маршем, распорядившись, что он должен исполняться только в его присутствии. Этим распоряжением, которое не было отменено, некий судья из Баварии, очевидно, большой шутник, после войны обосновал запрет исполнения марша. Ему, по всей вероятности, не было известно, что Баденвейлерский марш был создан в 1914 году капельмейстером баварского лейб-гвардейского полка по имени Георг Фюрст в память боя при Баденвейлере, где полк отличился. Точно так же наверняка лишь немногим жителям Вены известно, что презрительная кличка пруссаков — «пифке» — происходит от имени Иоганна Готфрида Пифке, которому венцы рукоплескали с большим воодушевлением. В 1865 году прусский король в сопровождении Бисмарка побывал с визитом в Вене. В ходе этого визита музыкальный корпус прусского гвардейского полка дал в Вене концерты. Капельмейстера звали Пифке.

Во главе музыкального корпуса воодушевленно печатал шаг «тамбурмажор», выбрасывая ноги вперед до горизонтального положения. Его можно было описать как своего рода балерину в солдатской форме. Ход тамбурмажора был единственным неестественным движением во время парада, притом исключительно трудным. Я до сих пор помню британский киножурнал от мая 1938 года, где крупным планом был показан немецкий тамбурмажор, репетировавший свой парадный шаг. Естественно, он имел напряженный вид, производя несколько воинственное впечатление. Он был заснят с самого неблагоприятного ракурса и выглядел символом германского милитаризма, без сомнения, эффект, которого и хотели добиться. Английская пропагандистская машина была в 1938 году уже запущена против Германии.

Замечательное впечатление произвел кавалерийский полк — все на лошадях рыжей масти — прошедший на рысях под легкую музыку парадного марша. Мир лошадей не был нам чужд. Отец и дед были страстными наездниками, мы, дети, рано получили уроки верховой езды и вольтижировки. Отец, владевший несколькими скакунами, еще малыми детьми брал нас время от времени на скачки в Карлсхорст или Хоппегартен. На Гитлера, вероятно, это чудесное кавалерийское представление не произвело особого впечатления. К лошадям, как и к охоте, он не имел никакого отношения. За несколько месяцев до того французский министр иностранных дел Барту и король Югославии, несмотря на конный конвой, были застрелены в Марселе в автомобиле. В то время прессу обошла фотография конного полицейского, зарубившего саблей убийцу. Гитлер сказал тогда отцу, увидев перед собой в очередной раз в качестве эскорта «зад» лошади: он прикажет наказать ответственного сотрудника полиции. На подсознательном уровне здесь, возможно, сыграло роль различие точек зрения Гитлера и армейского командования на значение моторизации. В этой связи стоит привести запомнившееся высказывание Гитлера об использовании крупных моторизованных соединений, сделанное у нас в Далеме на дне рождения отца 30 апреля 1939 года. По какой-то причине разговор вертелся вокруг материальных сражений Первой мировой войны. Гитлер констатировал, что обороняющийся неизменно находился в то время в лучшем положении, так как нападавшему надо было с трудом пробиваться через поле, изрытое воронками собственной артиллерии. Это, в свою очередь, давало обороняющемуся время ликвидировать вклинения введением резервов, так как, в отличие от нападающего, он располагал исправными дорогами и железнодорожной сетью [90]. Поскольку полк Гитлера на протяжении всей Первой мировой войны находился на Западном фронте, он сделал эти наблюдения на личном опыте. Крупные моторизованные единицы, с другой стороны, были бы в состоянии быстро расширить вклинение до оперативных прорывов, не давая обороняющемуся времени для осуществления контрмер. Однако движение этих моторизованных соединений требует серьезной подготовки и большого искусства вождения. Из военной литературы, имевшейся у меня, я приобрел некоторое представление о теориях по поводу оперативного использования крупных моторизованных соединений. По словам Гитлера можно было понять, что они уже реализованы в немецкой армии. Гитлер продолжал, вступление моторизованных частей в Австрию обернулось отчасти настоящим хаосом, но отсюда был извлечен урок. В тот чудесный апрельский день в 1939 году я и не догадывался, что здесь открыто излагалась совершенно новая стратегическая концепция, сделавшая возможными сенсационные военные успехи немецкой армии в 1939–1941 годах. Год спустя, почти день в день, я и сам, воином в составе такого крупного моторизованного соединения, «покачу» на бронетранспортере по Северной Франции в направлении Ла-Манша.