Кошка колдуна - Астахова Людмила Викторовна (электронные книги без регистрации .txt) 📗
– Похоже, ты в дороге немного подрастерял учтивость свою, а, наследник Маклеодов? И совсем чуть-чуть память, а?
Кто б сомневался! Сиды, они шуток не любят и обид не прощают. Ледяной тон женщины, точно ветер с моря, мигом сорвал с Кеннета ветхий саван нахальства. Прикусив дерзкий свой язык, горец прижал кулак со стиснутым в нем беретом к широкой груди и поклонился еще ниже.
– Прости, Добрая Тетушка, коли речь моя показалась тебе недостаточно учтивой. Замерз, понимаешь, мозги чуток отморозил. С нами, со смертными, случается. – Мысленно он вмазал себя ножнами по лбу. В основном за отсутствие должной осторожности, потребной при общении с сидами, но и за то, что с такой легкостью попался в расставленную ловушку – тоже. Однако давать обратный ход поздно уж было.
– Ежели виноват, скажи, как загладить вину. Сделаю.
Ну вот! Пусть мальчишка все равно не осознал до конца, с кем имеет дело, однако норов свой придержал. Уже хорошо, а для щенка Маклеодов так и вовсе замечательно. Этих жеребчиков сколько ни хлещи, а все равно взбрыкнуть норовят.
– Прощаю, – легко отмахнулась сида. – Такие пустяки не стоят того, чтоб долго таить обиду на родича. Но хватит игр. – Она встряхнулась, как мокрая птица, и вместе со снегом сбросила десятка три лет. – Думается, такой облик придется тебе по нраву больше, юноша. – Преображенная из старухи в цветущую осенней красотой женщину, сида подмигнула зеленым глазом, блестящим, как последняя трава сквозь изморозь. – Я – Кайлих, дочь Ллира, из Племени Холмов, хотя вы чаще именуете меня Синей Хаг. Но ты, будущий вождь Маклеодов, можешь звать меня тетушкой Шейлой. Ну? Давай, вспоминай правила! Или мы будем торчать на этом перекрестке вечно?
В один миг облетела уродливая старость листопадом, обнажив отнюдь не голые ветки, но спелые летние плоды женской зрелости. Волшебство сидов, схожее по красоте и естественности лишь с буйством природных стихий, повергало в трепет и более стойких, а уж нынешнее-то поколение горцев и вовсе ничего подобного видеть не могло. Кеннет с собой едва совладал и смог говорить, только когда дыхание перевел.
– Почему ты называешь меня наследником и будущим вождем, о… тетушка Шейла? – спросил он сдавленным шепотом. – Я всего лишь третий сын, к тому же изгнанник, и два старших брата моих здравы, сильны и покорны воле вождя Иена.
– Потому что так и будет, – пожала плечами сида, довольная, что теперь все наконец-то пошло так, как и положено по традиции. Как предписывают правила, волшебная родня из-под-Холмов предрекает юному воину блестящее будущее, которое вполне может сбыться. В конце концов, в мире людей существуют болезни и несчастные случаи, падения с лошадей и набеги соседей, и не нужно быть провидицей, чтобы вполне точно предсказать грядущее отпрыскам воинственного клана. У изгнанника, одаренного удачей сидов, шансов уцелеть гораздо больше, чем у его буйных братцев рядом с отцовским очагом.
– Не сейчас, конечно, но что такое десяток-другой смешных человеческих лет? И, разумеется, для этого ты должен остаться жив, юноша, – уточнила Кайлих. – Но как раз об этом я и намерена позаботиться. В обмен на услугу, как водится. Ну-ну, ничего такого, что повредило бы твоей душе, родич. Видишь ли, я отправляюсь в путешествие и по праву родства намерена оказать тебе честь сопровождать меня. Тебе же хочется повидать дальние страны и дворы заморских королей, а?
Исходи столь заманчивое предложение не от родственницы из-под-Холмов, Кеннет все равно ухватился бы за него, как за последнюю соломинку. Аж вспотел весь, и нательная рубашка насквозь промокла, а самая что ни на есть дурацкая улыбка, достойная младенца, узревшего мамкину титьку, едва-едва на губах не расцвела. Однако гордый сын Маклеодов из последних сил сдержался и молвил со всей доступной серьезностью:
– Считается, что душа смертного – открытая книга для Добрых Соседей, а значит, не мне объяснять тебе, тетушка Шейла, что путешествия в далекие страны – самое заветное из моих желаний.
И поклонился низехонько, до самой земли, по-прежнему не веря в свою удачу.
– Вот славный молодец! – милостиво кивнула «тетушка». – На время пути я, пожалуй, избавлю тебя от необходимости быть излишне учтивым. Можешь обращаться ко мне как… как к старшей родственнице. Только не очень увлекайся, – и погрозила прутиком. – А теперь, добрый племянник, окажи мне первую услугу. Слепи из снега лошадку. Не бежать же мне следом, держась за хвост твоего жеребца! А для того, чтобы ехать с тобой на одном коне, я, родич, недостаточно стара! – и рассмеялась, поддразнивая зардевшегося Кеннета. Подумать только, как легко смутить этих дерзких парней! В такие моменты Кайлих чувствовала себя по-настоящему молодой.
Окинув «тетушку Шейлу» достаточно учтивым, но весьма заинтересованным взглядом, Кеннет с предложением всецело согласился. Сидские дамы, они такие. Ух, они какие… если верить легендам. А коли ты такой Фома неверующий, то свои-то глаза обманывать не станут. Тетушка Шейла преобразилась в даму… мм… вдохновляющую. И даже волнующую, чего уж там лукавить. Стоило оценить деликатность родственницы, решившей лишний раз не искушать чувства смертного мужчины. Оттого, не жалея рук и фантазии, Кеннет бросился ваять лошадку. И пусть получилась она скорее собачкой, но будем считать это художественным допущением.
– Ну, не Лисипп, конечно… – Тетушка Шейла обошла лошадку-собачку, критически ее осматривая, и улыбнулась. – Но это и хорошо. Мне воин потребен, а не скульптор, тем паче, – она подмигнула, – что не каждого художника можно по праву назвать мужчиной, а?
Главное юный Маклеод сделал. Из фигурки, вылепленной человеческими руками, получится настоящая лошадь, которая не растечется клочками тумана при звуках церковного колокола. Надо лишь чуть-чуть помочь… так… ну-ка…
Рябиновый прутик очертил контур снежной лошадки, две алые ягоды сверкнули живым блеском глаз. Кайлих склонилась к морде этой диковинной зверушки и вдохнула в нее жизнь и магию, поделившись крохотной частичкой сути самой древней Альбы.
Белая кобылица нервно переступила тонкими ногами и всхрапнула. Да, пожалуй, от такой не отказались бы и короли Эрина.
Люди, как известно, привыкают быстро и к плохому, и к хорошему, и к обыденности, и к чуду. Кеннет, на глазах которого случилось третье волшебство кряду, восхищенно поцокал языком, но так же быстро утратил энтузиазм.
– Осмелюсь напомнить тебе, тетушка Шейла, что в мире смертных за последнее время расплодилось бесчисленно всяческих подонков, которых это животное привлечет как пчел на мед. Боюсь, не отбиться мне от разбойников, и тогда пророчество твое непременно пропадет втуне. Одним словом, убавь коняшке привлекательности, прояви достойное Народа благоразумие, будь так добра и любезна.
– Да? – Сида слегка расстроилась. – Слишком приметная, да? – И вздохнула: – Ладно, ты прав, племянник.
Взмах прутика – и волшебная кобылица уменьшилась в росте, обзавелась мохнатыми щетками над копытами и сменила масть на невнятно-соловую. Совсем уж в клячу Кайлих свою лошадь решила не превращать, однако теперь дивное творение не слишком отличалось от земных коней. Такая же невысокая и толстоногая. – Так лучше?
– О! Совсем другое дело! – возрадовался смекалистый Маклеод. – Весьма достойно. Позволь придержать тебе стремя, тетушка?
– Позволяю. – Почтительно подсаженная на лошадь, сида уселась по-дамски, заметив: – Твоя тетушка Шейла, похоже, слегка чудаковата. Должно быть, она слишком много времени провела в уединении за вышивкой гобеленов, хи-хи… Так что не стесняйся проявлять инициативу, дорогой родич. Ну, едем! До полуночи хотелось бы добраться до ближайшего селения… как бишь его там?
– Килфиннан, моя госпожа, – напомнил Кеннет и подмигнул соратникам, которые испуганными ягнятами жались чуть поодаль. – Место доброе, заночуем там.
– Отлично, – согласилась Кайлих. – Там и обсудим наш дальнейший путь. Веди!
Катя
Суженый-ряженый, приди ко мне наряженный… Явись мне, суженый мой! Он подошел сзади, обнял за плечи сильными руками, дыханием взъерошил волосы на затылке и мягко развернул меня лицом к лицу, чтобы поцеловать. Но губы остудил зимний стылый туман, смыв желание с разгоряченной кожи. Развеялся на пронзительном ветру смутный образ. Как пришел, так ушел, не оставив после себя ничего, кроме невесомой паутины грусти.