Ароматы - Кингсли (Кингслей) Джоанна (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
Мерсье в рубашке с засученными рукавами вышел из толпы и встал рядом с Арманом.
— Слишком поздно, Жолонэй. Мы не хотим вас слушать. Мы считаем вас предателем.
— Мерсье! — вскричал Арман. — Ведь вы были моим помощником все эти годы!
— Нечего увиливать! Нам знакомы эти фашистские штучки. Я ветеран, и я воевал бы против немцев, если бы не мое больное колено. А вы не захотели сражаться за Францию. Сначала трус, потом предатель.
Арману хотелось ударить Мерсье по его широкому, мясистому лицу, которое прежде так часто расплывалось в угодливой улыбке. Арману слышался елейный голос Мерсье, благодаривший его за продукты с юга, которыми Арман с ним делился: говядину, ветчину, свежие яйца, виноград.
Арман понял — Мерсье хочет отвести гнев рабочих от себя, чтобы все забыли, что он был правой рукой хозяина.
Он еще раз воззвал к рабочим: — Каждую неделю вы приносили домой деньги, я платил вам больше, чем другие хозяева.
— Не вешайте нам лапшу на уши! — завопил Мерсье. — Мы бы отказались от этих денег, если б знали, что они от немцев, но вы сумели затуманить нам глаза! Мы должны были раскусить вас с самого начала, когда вы уволили рабочих-евреев.
— Но их нельзя было оставлять на работе, их бы арестовали!
— Молчите! Довольно лжи и уверток… Вы торговали духами, чтобы прикрыть свои зловонные аферы с нацистами. Из-за вас и мы оказались прислужниками наци, вы продавали им плоды нашего труда. Теперь с нас хватит! Фабрика наша! Все здесь принадлежит нам. — Толпа с ликующими кликами ринулась вслед за Мерсье на фабрику.
— Нет! — воскликнул Арман, но его оттолкнули.
Словно армия победителей, ворвавшихся в осажденный город, люди безжалостно крушили все кругом. Они опрокидывали чаны с ароматными маслами, разбивали бутыли, крушили машины, ломали стулья.
Драгоценные масла и спиртовые эссенции текли из помещений на улицу, запахи сгущались, люди кашляли, чихали, закрывали платками носы и рты. Раздался торжествующий крик, люди гурьбой выбежали из помещения, и тут же раздался оглушительный взрыв, взметнулось пламя. Горящие ароматические масла наполнили воздух сильным удушливым запахом.
Арман стоял перед горящей фабрикой. Языки пламени необычных цветов освещали жестокие ликующие лица. Арман подумал, что утром такие же лица окружали Анну. Он ринулся прочь, словно лисица, убегающая от охотников.
Дома он увидел, что Анна уже оделась в дорогу, повязав бритую голову платочком. Она была очень бледна, и он боялся за нее, но у них не было выбора.
— Скорее, — сказал он, беря ее за руку. — Пора.
Она взяла дорожную сумку с лекарствами, парфюмерией, бельем; он держал два больших чемодана. У дверей Анна остановилась и тронула его за руку. — Подожди, я вернусь через минуту.
Она снова поднялась по лестнице и спустилась с кружевным покрывальцем, перекинутым через руку, словно салфетка официанта в ресторане.
— Ну, идем же, — сказал он нежно, но настойчиво. Задержка могла быть пагубной.
Анна с опухшими ногами и тяжелым животом шла так медленно, что Арман был близок к панике. Повсюду были войска. Один раз Арман втащил Анну в дверь какого-то дома, ожидая пока не прошли солдаты. Он вел Анну окольными улочками и переулками, им нельзя выйти из города на юге: там американские войска противостояли немецким.
Сгустились сумерки. Когда они пересекли границу Парижа, уже наступила ночь. Они шли три часа молча, не обменявшись ни словом. У Армана горели ладони от тяжелых чемоданов, и он боялся за Анну. Он слышал в темноте ее затрудненное дыхание, подбодрял и абсолютно ничем не мог ей помочь. Слова «Держись, малышка!» звучали неуместно и бессмысленно. Она и так держалась из последних сил, не проронив ни слова жалобы. Когда он останавливался и давал ей передохнуть, повторяя свое «Держись, малышка!», она, закусив губу, храбро кивала головой.
Миновала полночь. За несколько часов они не встретили на дороге ни одного человека. Вдруг Арман услышал слабый голос Анны — она звала его. Он остановился и обернулся к ней. Она положила ему голову на плечо и сказала: — Я больше не могу.
Арман взял у нее из рук сумку, повесил ее себе на грудь, взял один чемодан подмышку, другой — в руку, освободившейся рукой обнял Анну, и они сошли с шоссе. На первой же поляне Анна в изнеможении опустилась на землю, Арман лег рядом с ней, и они тотчас заснули. Проснувшись, они увидели, что небо светлеет, и первые солнечные лучи освещают рощицу деревьев и кустарника, едва тронутых позолотой осени. Это было чудесное зрелище, и они радостно улыбнулись друг другу, забыв об ужасах ночи. Арман показал Анне на дикую яблоню: — Не обеспечит ли она нас завтраком?
— Попробуй.
Арман подошел к дереву и увидел на одной из низко свисающих ветвей раннее яблочко. — Хороший знак, — сказал он, поднося его Анне и, нагнувшись, поцеловал ее в шею.
— Может быть, мы проснулись в раю, — сказала она с улыбкой, откусила от яблока и поморщилась: — Кислое! Так и есть, это плод с Древа Познания.
Он сел рядом с ней, прижался щекой к ее обритой голове и процитировал: — «А от Древа Познания Добра и Зла, — не ешь от него, — сказал Господь».
— А если ты голоден, тогда можно, — возразила Анна, протягивая ему яблоко.
Немного отдохнув, они продолжили свой путь. Покупали еду в деревнях и городках по дороге. Молоко Анна выпивала в магазине, чтобы не нести с собой бутылок, а хлеб, копченую колбасу и фрукты брали с собой.
На второй день пути какой-то фермер предложил подвезти их в своем фургоне. Они с благодарностью согласились, не думая об опасности, потому что силы их были на исходе. Но фермер смотрел на них благожелательно, не любопытствовал, только спросил, когда Анне рожать. Он провез их часть пути — дальше им было не по дороге — и решительно отказался от платы, которую предложил ему Арман. Он высадил их за Фонтенбло, в окрестностях Сен-Флорантэна.
— Вам еще далеко? Да, нехорошо вашей жене так много ходить в ее положении, — он сочувственно кивнул и отправился своим путем.
Только на третий день они добрались до городка, где жили Дю Пре, друзья Армана.
Отцу Пьера было шестьдесят лет, но он выглядел на все восемьдесят.
— Не спрашивайте про маму, — прошептал Анне Пьер, — она попала в облаву и сейчас в каком-то лагере в Польше.
Месье Дю Пре, казалось, пребывал в каком-то своем мире, отрешенном от реальности, но он узнал Армана и тепло приветствовал его: — Помните, как вы у нас встречали Рождество? Какой был запах у жареного рождественского гуся! Да, эти времена не вернутся, воцарилось варварство… — Заметив, наконец, Анну, он сказал: — А, вы женились на еврейке! — Его ввела в заблуждение бритая голова Анны, с которой соскользнул платок. — Правоверные еврейки бреют или коротко стригут волосы и надевают парик. — Вы должны заказать парик, моя дорогая. Но все равно, вы прекрасны, как роза Сарона, приветствую вас, дочь моя! — и он обнял Анну.
Мария-Луиза, жена Пьера, расцеловала Анну в обе щеки, отвела в спальню и уложила ее в супружескую кровать. — Сейчас я принесу вам меда с яблочным уксусом, это тонизирует, — сказала она. — Но главное — отдых. Расскажете обо всем, когда отдохнете. Арман самый близкий друг Пьера, он член нашей семьи, и я полюблю вас как сестру.
Анна не хотела лежать в кровати, но Мария-Луиза была тверда как алмаз: — Беременность — серьезное дело. Никакие предосторожности не могут быть излишними.
Измученный Арман заснул на кушетке и проспал несколько часов, пока Пьер не разбудил его к обеду.
Несмотря на военные нехватки, Мария-Луиза приготовила настоящий праздничный обед: овощной суп, заправленный чесноком, рагу, салат, козий сыр и большой фруктовый торт, который испекли, пока гости спали. Два кувшина красного и белого вина стояли на белой скатерти, бросая на нее веселые блики.
Мария-Луиза дала Анне свой светлый халатик и розовый шарф, которым та обвязала голову. Анна слишком устала, чтобы есть с аппетитом, но отведала по кусочку от каждого блюда, все хвалила, и Арман был счастлив снова увидеть на ее лице улыбку.
