Львиное Око - Вертенбейкер Лейла (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗

В полдень на обед собралось человек сто. Мужчины надели брюки и рубашки, но женщины и дети были в том же облачении. Видя, как они едят приправленное острыми пряностями блюдо, я не могла и куска проглотить, но на десерт поела манго. Оно было восхитительным.

После обеда я вернулась в свой номер, поддерживая обеими руками юбки, и сказала, что вряд ли останусь здесь.

Руди уже лежал в кровати под большим муслиновым пологом, совсем раздетый, лишь прикрыв ноги.

— Чепуха, — сказал он сквозь дрему. — Можно было бы и не хныкать.

Встав на грязную циновку, закрывавшую часть цементного пола, я посмотрела на потрескавшиеся стены. В комнате не было ни одного стула, лишь покосившийся стол, таз с ковшиком да шкаф для хранения одежды. Выходить через решетчатую дверь на галерею мне не хотелось, а в комнате не было ни одного окна. Я забралась под полог и сидела на постели, болтая ногами и обливаясь потом. Решив снять туфли, я наклонилась, чтобы развязать их, и вскрикнула.

Вскочив на ноги со скоростью молнии, Руди схватил в руки ботинок.

— Где? — спросил он испуганным голосом — Где?

Я показала. Посмотрев на большое бурое отвратительного вида существо, он расхохотался. Ворвавшись в комнату, двое слуг увидели забавное зрелище. Руди помирал со смеху, я ревела, вытирая кулаками глаза.

— Тараканы чувствуют здесь себя как дома, — объяснил Руди, когда мы остались одни. — Кишмя кишат — большие и маленькие. С людьми у них договоренность — жить самим и не мешать жить другим. А я подумал, что ты увидела ядовитую ящерицу. Это единственное животное, которого следует опасаться. Нападая, она произносит: «Беки, беки, беки!» Оно отнюдь не безвредно. Что же касается простых ящериц и тараканов…

Я так расстроилась, что меня не обрадовала даже поездка в коляске, запряженной огромными лошадьми, и зрелище нерях, которых я уже видела утром, на сей раз нарядившихся по последней амстердамской моде. В тот вечер Руди напился.

Когда он напивался, то обычно не делал и не говорил ничего особенного. На этот раз, да и потом, было иначе. Он как бы оказывался за толстым стеклом и смотрел на тебя как на что-то неодушевленное. Он так и оставался в своем стеклянном доме, и вступить с ним в контакт было невозможно, отчего я чувствовала: лучше бы мне умереть. Я не в силах объяснить это состояние, но хуже него мне ничего не приходилось испытывать. Ничего.

В первый раз запой продолжался три дня. Три дня он бродил, окруженный стеклянной стеной, а я ходила вокруг нее, охваченная страхом, изумлением и ужасом. По ночам я наблюдала, как отбрасывает причудливые, похожие на ящериц тени горящий фитиль, опущенный в наполненную кокосовым маслом коптилку, и боялась ступить на пол. Двенадцать часов, подряд меня окружала кромешная тьма, которую сменял ослепительно яркий день. Я думала, что умру.

Однажды утром Руди проснулся с головной болью.

— Эй, черный лебедь, — произнес он, словно знал, что все это время я находилась рядом с ним. — Восстань и засияй. И дай мне поскорее аспирин.

Мы гуляли по улицам города, ели манго, кисловато-сладкие плоды красных рамбутанов, и он сказал, что отвезет меня в Бейтензорг и наплевать на дороговизну. Ведь я голландская дама, и он не желает, чтобы я превратилась в одну из тех женщин, которые носят запачканные белые жакеты с расстегнутыми пуговицами. Я заявила, что никогда не стану такой, и просила его никогда больше не напиваться. Он сказал, чтобы я не обращала на это внимания, и мы сели в вагон первого класса с кожаными сиденьями. Вагон был в американском стиле, без купе, стены украшены мозаикой. Благодаря толстым жалюзи и двойной крыше в нем было прохладно. Я наслаждалась красками ландшафта: красная почва, ярко-зеленые пятна растительности, бледно-зеленые пальмы, коричневая кожа туземцев, яркие цвета ситцевой одежды. Я почувствовала, как стесняет меня корсет, и подумала: славно было бы лечь раздетой, ощущая красоту своего обнаженного тела.

Бейтензорг оказался чудесным городом, очень чинным и очень веселым. Во всяком случае, всем хотелось веселиться и все были милы со мною. Все, кто принадлежал к «нашей компании». Только свежим взглядом, заявляли мои новые знакомые, можно увидеть и оценить прелесть этих мест. От ботанического сада я пришла в восторг. Мои новообретенные друзья по очереди гуляли со мной по улицам, усаженным огромными тропическими деревьями, поддерживая меня под руку, когда я задирала голову вверх, разглядывая пронизанную солнцем зелень крон, смыкавшихся надо мною на высоте трех десятков метров. Засмотревшись на распустившиеся цветы лотоса, я едва не упала в пруд. Впервые в жизни я очутилась в мире действительности, красотою превосходившей всякое воображение. Мне некогда было давать ему волю, поскольку чудеса я видела наяву и упивалась ими.

Даже генерал-губернатор и его супруга, обычно относившаяся к незнакомым людям с прохладцей, сделали меня своей любимицей. Руди с удовольствием заметил, что я для него сущая находка.

Однажды нас повезли в Тиапоэс, на чайную плантацию, и я впервые увидела, как танцует девушка-туземка.

Набедренная повязка, казалось, делила тело танцовщицы пополам, и обе половинки его жили отдельно, хотя и составляли единое целое. Поводя плечами, голову она держала прямо и неподвижно. Руки были словно без костей, выгнутые назад ладони напоминали когти коршуна, которые вращались словно на шарнирах. Ноги, поддерживавшие торс, чуть раскачивали саронг. Из-под ткани, доходившей до щиколоток, выглядывали ступни — маленькие и сильные, которые, казалось, способны поднять танцовщицу над землей.

Ничего на свете мне не хотелось больше, чем научиться двигаться подобным же образом.

Но на сей раз мой восторг был встречен холодком и сдержанным неодобрением.

— Весьма примитивно, вы не находите? — заметил находившийся среди нас англичанин.

Я ценила свою популярность, получая от нее удовольствие, и разгуливала среди чайных кустов, забавляя знакомых, которые подтрунивали над моими восторгами.

Вскоре Руди получил чин майора и назначение в Амбараву. Если бы я не побывала в Бейтензорге, то нашла бы ее сносной. Пожалуй, Руди следовало бы отвезти меня туда сразу из Батавии.

Но когда я с тоской вспоминала дни, проведенные в Бейтензорге, то красота садов Амбаравы казалась мне блеклой, а белизна цветков лотоса не столь яркой. Люди, которых я встретила, казались мне персонажами романа о светском обществе, который я, прочитав, вернула в библиотеку. Единственное, что оставалось в моей памяти реальным, был танец девушки-туземки. Я пыталась подражать ей, держа торс прямо, но мне не удавалось удержать на голове даже вышитой подушечки. Когда я пробовала это сделать, Руди поддразнивал меня:

— Танцовщицы нынче идут по гульдену за два десятка.

— Душа моя покинула мое тело и вселилась в тело той девушки, — с серьезным видом заявила я.

— Брось болтать глупости, — ответил Руди, но потом прибавил шутливо: — Ты в нее не влезешь.

Он имел в виду мой живот, в котором находился Янтье. Так я называла мысленно своего будущего ребенка. Конечно, это будет мальчик, и мы назовем его Джоном-Норманом в честь его дедушки, но для меня он был Янтье. Если хотите знать, то я назвала его так в честь моего брата Яна, который сбежал из дома, чтобы стать моряком, и пропал без вести, и моей милой матушки Антье, и еще потому, что мне понравилось это уменьшительное имя — Янтье. Вскоре Янтье стало тесно, и он начал толкаться. У меня даже пупок выпирал наружу из возвышения, внутри которого, словно дельфин в ванне, плескался мой младенчик. Я часто усаживалась, скрестив ноги, на ковер посередине нашей спальни в Амбараве, я часто беседовала с ним.

— Здравствуй, Янтье, — произносила я низким голосом. — Ты проснулся?

— Bonjour, Maman [15], — отвечала я в нос вместо Янтье. Он всегда говорил по-французски.

— Как себя чувствуешь? — спрашивала я низким голосом.

— Tres confortable. Et toi? [16]— пищала я.