Сотворение (Звенящие кедры России - 4) - Мегре Владимир (читаемые книги читать .txt) 📗
- Ты не юнец уже. В тебе течёт кровь молодца, поэта будущего и певца. О мире расскажи своём прекрасном людям. Давай с тобою вместе мы споём. Вдвоём споём, о будущем, прекрасном мире.
- Кто сможет петь, когда звучит твой голос, поэт великий и певец?
- Поверь мне, юноша, и ты так сможешь петь. Я строку первую, вторую ты. Только смелее подпевай, поэт.
Отец запел с высокой башни. Над головами у собравшихся людей эхом подхваченный летящий голос, ликуя, выводил строку:
Я встаю, мне рассвет улыбается...
А из толпы, внизу стоящей, вдруг чистый, звонкий голос ещё несмело продолжал:
Я иду, а мне птицы поют...
И за строкой отца строка звучала сына, а иногда в единое сливались голоса, и песня звонкая о радости звучала:
Этот день никогда не кончается
Всё сильней и сильней я люблю.
Уж осмелевший юноша с отчаянным восторгом песню продолжал:
Лёгкой походкой по солнца дороге
Выйду я в рощу Отца,
Вижу тропу, но не чувствую ноги,
Счастью не видно конца.
Помню, что всё это раньше я видел:
Небо, деревья, цветы.
Взгляд был другой, весь в тоске и обиде,
Ну, а теперь везде Ты!
Всё то же самое, звёзды и птицы,
Только иначе смотрю:
Нет больше грусти,
Не знаю, как злиться,
Люди, я всех вас люблю!
Певец на башне пел всё тише, и вскоре голос с башни замолчал. Певец на башне покачнулся, но устоял и улыбнулся людям. И до конца внимал, как голос его сына всё крепчал! Сына-певца, стоявшего внизу.
Когда оконченною песня та была, отец, стоящий на площадке башни, людям помахал рукой, прощаясь. От глаз людских чтобы укрыться, на пять ступенек лестницы, ведущей вниз, спустился. Слабеющий, сознание теряя, он до предела напрягал свой слух. Потом услышал, ветерок донёс слова, что его сыну, юноше-певцу, красавица шептала пылко молодая: "Позволь мне, юноша, позволь... Я за тобою, я с тобою в мир прекрасный твой войду...".
На каменных ступенях башни замурованной терял сознание и умирал с улыбкою отец. С последним вздохом губы прошептали: "Продлится род. В кругу детей счастливых будь счастлива, любимая моя". Сердцем услышала прамамочка его слова. Потом слова из песни двух моих отцов в тысячелетиях поэты повторяли. Сами собой в поэтах разных стран, времён слова из песни той и фразы нарождались. На разных языках они звучали. Слова простые истину несли, сквозь постулаты прорывались. Вот и сегодня вновь звучат они. Кто расшифрует строки их, но не умом, кто своим сердцем осознает, тот многое из мудрости познает.
- А в других песнях, что пел отец твой с башни, был какой-то смысл? Зачем он жизнь за песни отдавал?
- Отец, Владимир, в песнях своих много образов создал. Они потом построили и сохраняли долго государство. Жрецы, потомки первых тех жрецов, с их помощью религий множество создали, захватывали в разных странах власть. Лишь только одного жрецы не знали, когда использовали образы с корыстной целью. Жрецы не знали, как навсегда, навечно образы себе служить заставить. Теряли силу образы у тех, кто их стремился собственной гордыне подчинить. Кто...
- Постой, постой, Анастасия. Я что-то никак про образы понять не в силах.
- Прости, Владимир, ты меня за непонятность изъяснений. Сейчас попробую расслаблюсь, соберусь, всё по порядку о науке, из всех наук главнейшей, расскажу. Наукой образности называется она. Все от неё науки древние и современные идут. Её жрецы на части расчленили, чтоб главное навечно утаить, чтоб свою власть над всем земным навечно сохранить, передавая устно знания о ней своим потомкам в подземных храмах. Итак, они стремились тайну сохранять, что их потомкам, сегодняшним жрецам, лишь тысячная часть науки той досталась. Но тогда, когда всё начиналось, у жречества намного лучше получалось.
- А как всё начиналось? Ты всё сначала говори.
- Да! Да, конечно. Что-то снова я заволновалась. Всё по порядку надо говорить. Осознанность науки той с башни звучащих песен начиналась.
ОН РАДОСТЬ
жизни
ПРОСЛАВЛЯЛ
Когда отец с высокой башни пел, из его песен образы рождались. Среди людей, внизу стоящих, были поэты, певцы и музыканты. И все жрецы тогдашние средь множества людей стоящих чинно восседали. Больше всего жрецы боялись, чтоб образ в песнях не родился, их обличающий, чтоб не сказал отец о том, что заточён жрецами в башне он. Но с башни замурованной о радостном лишь пел певец. Правителя он образ справедливого создал, народ, с которым мог счастливым жить. И мудрых образы создал жрецов. И процветающей нарисовал страну, народ, живущий в ней. Он никого не обличал, он радость жизни прославлял.
Жрецы, что девятнадцать лет науку образности познавали, больше других, что делает певец, наверно, понимали. Они следили за лицами людей и видели, как лица вдохновлялись. Следили, как поэтов губы шепчут строки и музыканты в такт песням на своих инструментах тихонько пальцами перебирали струны.
Два дня с высокой башни пел отец. Жрецы в уме своём считали, на сколько тысяч лет один пред всеми строит будущее человек. На третий день с рассветом слова последней песни прозвучали, что с сыном своим спел отец и удалился, их люди слушавшие разошлись.
Верховный жрец на своём месте долго оставался. В задумчивости он на своём месте восседал, и видели вокруг стоящие в молчании жрецы, как на глазах у них и волосы и брови верховного жреца белели, их покрывала седина. Потом он встал и приказал размуровать ведущий в башню вход. Ив башню вход размуровали.
На каменном полу поэта тело безжизненным лежало. Кусочек хлеба метрах в двух - к нему рука ослабшая не дотянулась. Между рукой и хлеба тем кусочком мышонок бегал и пищал. Мышонок всё просил и ждал, когда поэт возьмёт свой хлеб и с ним поделится, но сам мышонок хлеб не брал. Он ждал, надеялся, что оживёт певец. Вошедших увидал людей мышонок и отскочил к стене, потом к ногам людей, стоящих молчаливо, подбежал. Две бусинки горящих глаз мышонка в глаза людские заглянуть пытались. На плитах серых его вошедшие жрецы не замечали. Тогда к кусочку маленькому хлеба он снова торопливо подбежал. Мышонок серенький отчаянно пищал, кусочек хлеба маленький тянул, толкал к руке безжизненной философа, поэта и певца.
Тело отца с великой почестью жрецы в подземном храме хоронили. Его могилу неприметной сделали для всех, в полу под каменной плитой. И над могилою отца, седую голову верховный жрец склонив, сказал: "Никто из нас не скажет о себе, что он познал, как ты, как образы великие творятся. Но ты не умер. Только тело мы твоё похоронили. Вокруг, в тысячелетьях над землёй жить будут образы, тобой сотворены, в них ты. Потомки наши душой соприкасаться будут с ними. Быть может, кто-то в будущих веках познать сумеет суть творенья, какими нужно людям стать. И мы учение великое должны создать, и в тайне его будем сохранять в тысячелетьях, пока не осознает кто-нибудь из нас или потомков наших, на что свою великую направить силу должен человек".
ТАЙНАЯ НАУКА
Жрецы создали тайную науку. Наукой образности называлось их ученье, науки все другие от неё произошли. Жрецы верховные, чтоб засекретить главное, науку образности расчленили всю, по разным направлениям других жрецов заставив думать. Так, астрономия, и математика, и физика позднее родились, и множество других наук, оккультных в том числе. Всё так построили лишь для того, чтоб, увлекаясь частностями, не смог никто до главного учения добраться.
- Но что это за главное учение? Что за наука и в чём суть её, науки образности, как ты говоришь?
- Наука эта позволяет человеку мысль ускорять и образами мыслить, весь космос сразу охватить и в микромир проникнуть, невидимые, но живые образы-субстанции создать и управлять с их помощью большим сообществом людей. Религий множество с помощью науки этой получилось. Тот, кто даже слегка её познал, неимоверной властью обладал, мог страны покорять, свергать царей с престола.
- И что же, всего один лишь человек мог покорить страну?
