Личный лекарь Грозного царя - Сапаров Александр Юрьевич (библиотека электронных книг txt) 📗

Иоанн Васильевич насупился:

– Сергий, ты что речешь, кто тут царь? Тебе сказано: книгу предоставь! А митрополит мне не указ.

В ответ я только склонил голову и сказал:

– Как великий государь прикажет.

Гнев у него прошел, и он уже спокойно продолжил:

– А в школу я приеду как раз к освящению, посмотрю – говорили мне, что не было такого еще у нас, как ты все обустроил.

– Иоанн Васильевич, много размышлял я и подумал: вот много мы мастеров из стран западных к себе берем, архитекторов тоже, врачей. Так, может, надо нам по примеру стран этих университет Московский учредить? Надо, чтобы там несколько отделений или факультетов было. Первое – обязательно богословское отделение надо в нем иметь. Много ересей в Московское царство приходит, и схизматиков все больше. Их священники в университетах учатся и спорить о вере могут, диспуты вести. Наши же хоть в вере истинной православной обретаются, языком своим в полной мере не владеют и не могут на равных с теми говорить, от этого умаление вере православной происходит. Вот в университете и должны учиться все, кто выше попа приходского хочет подняться, дабы веру нашу нести. А наставников для них выбрать из числа тех епископов и монахов, кто уже давно в монастырях школы духовные ведет. И чтобы лично митрополит над этим факультетом надзирал. Потом врачебный или медицинский факультет нужен, чтобы лекари во всех городах царства твоего были и людишек всех сословий лечить могли. Строим мы много, а мастеров своих почти нет, а ежели и есть, то они учились в Литве или у ляхов. Строители свои нужны, мастера по литью, алхимии. Для начала, конечно, надо будет из немцев учителей приглашать, деньгами большими, но годы быстро идут, и свои умы у нас появятся.

– Складно ты, Щепотнев, говоришь, как всегда, да вот не дают нам учителей-то этих, не пропускал до сей поры их никто сюда, больше пьяниц всяких приезжает да за деньгами охотников.

– Так, государь, и надо сделать Тихо Браге ректором, то бишь главой университета. Имя его известно, под него можно будет не одного ученого к нам призвать. А ему наверняка лестно будет первым ректором университета в твоем царстве быть. Нарвский порт теперь твой, так теперь не надо разрешения спрашивать, кого к нам приглашать.

– Хорошо, Сергий Аникитович, готовь мне челобитную, в ней все подробно обскажи, что и как быть должно. Потом Дума пусть слово свое скажет, пусть в деньгах все посчитают, – вот тогда я и сам буду думать, как с таким замыслом твоим поступить.

Но у меня сегодня был еще один сюрприз для Иоанна Васильевича.

– Государь, позволь тебе еще изделие мастеров моих преподнесть. – И с этими словами я вытащил из своей сумки сверток и пошел к стене палаты, где уже давно приметил небольшой крючок. На него я повесил первые настенные комнатные часы в этом мире. На циферблате в виде большого цветка римскими цифрами было написано время, и имелось две стрелки. Я подтянул вверх гирьку и толкнул маятник.

В наступившей в палате тишине их тиканье было слышно очень хорошо.

Иоанн Васильевич подошел и встал прямо сзади меня, дыша в плечо.

– Сергий Аникитович, только опять не говори, что это твоих мастеров придумка. Сдается мне, что не Тихо Браге надо будет ректором твоего университета ставить.

Похоже, я угодил царю с подношением, потому что вышел от него с очередным перстнем на пальце. В Думе ко мне уже по-свойски обратилось несколько человек – всех интересовало, что за датчанин приехал в Москву.

– И не будет ли он еще хуже, чем Бомелиус? Тот ведь тоже гороскопы Иоанну Васильевичу составлял, а между делом отраву варил, – сказал мне окольничий Тимофей Иванович Долгорукий, который, надо сказать, впервые обратился ко мне с вопросом.

В Думе нас всего-то было четырнадцать человек, и все уже очень хорошо знали друг друга. Ко мне, между прочим, несмотря на молодость, последнее время относились неплохо. Еще бы, с тех пор как я стал думным боярином, ни одному моему думскому коллеге-боярину не отрубили голову и ни одного не посадили на кол. А Долгорукого государь совсем недавно приблизил и ввел в состав Думы, и мы с ним еще не успели познакомиться.

Я, насколько возможно, уверил бояр, что Браге богат, знатного рода и изучает звезды просто для своего интереса. А до остального ему дела нет. Не знаю, смог ли успокоить всех, но вопросов больше мне никто не задавал. Я провел в Думе два часа, затем отправился в свою школу, в которой завтра должно было произойти торжественное событие: освящение ее митрополитом, притом в присутствии царя.

Когда приехал туда, меня встретил запыхавшийся отец Кирилл, который сегодня целый день гонял своих монахов, чтобы завтра все видели, что его монастырь ничем не хуже других, а может, даже и лучше. Я смотрел на эту возню и думал, что за следующие пятьсот лет ничто не изменится и к приезду начальства все будут красить траву и белить березы.

Увидев меня, он завопил:

– Сергий Аникитович, ну наконец ты явился, пошли поглядим, как в твоих палатах все прибрано.

Мы прошли все учебные помещения, когда зашли в химическую лабораторию, архимандрит, как всегда, нахмурился:

– Ох, Сергий Аникитович, если бы не митрополит, убрал бы я отсель все эти дьявольские печи и все остальное.

– Отец Кирилл, я ведь уже не раз говорил – ничего здесь такого нет. Все, что здесь делается, только для помощи страждущим, чтобы лекарства новые делать. Все по заповедям Христовым. Вот и завтра владыка Антоний освятит сие место. Ежели тут что-то от дьявола, прости меня, Господи, за слово это, неужто оно благословение Божие выдержит?

Затем мы с ним отправились в зал, где у нас стоял типографский станок.

Когда туда зашли, мы убедились, что работа идет полным ходом. Несколько монахов сидели перед наборными кассами и набирали текст Библии. Эта работа с каждым днем ускорялась, потому что наборщики постепенно получали опыт. Мои работники только успевали сюда возить отлитые буквы. Еще раньше, чтобы особо не мудрить над их составом, я отправил мастеров в развалины печатного двора на Никольской улице, чтобы они посмотрели, что там и как. Мой Кузьма после похода туда только рукой махнул и сказал, что лучше бы туда и не ходил, развал там полный. Но тем не менее кое-что полезное оттуда они для себя вынесли. А именно – после долгих раскопок нашли почти все пуансоны для набивки медных матриц. Также привели они с тех развалин одного престранного типа, который назвался Андроником Тимофеем Невежей. Занимался он там тем же самым, что и мои люди, – искал остатки имущества, сохранившиеся после набега Девлет Гирея.

Был он учеником Ивана Федорова и уже без него выпустил на печатном дворе известный «Псалтырь», а вот после пожара и разрухи оказался не у дел. Когда он узнал, что в Москве появилась новая типография, его не надо было подгонять – он сам пришел в монастырь и пал в ноги отцу Кириллу, моля взять его в работники.

Вот так у нас появился и начальник типографии.

В зале было светло, окон здесь заметно прибавилось, типографский станок в ожидании начала печатания Библии без дела не стоял. Для моих целей не нужны были большие трудовые затраты, методички набирались из букв нового алфавита и печатались на моей же бумаге не очень хорошего качества, но ради наших целей и такая вполне годилась. Да для моих учеников пока лучшего и не надо. Конечно, у меня в голове были уже и анатомические атласы, географические карты, но до этого надо было еще дожить. Да и до начала печатания Библии было еще очень далеко. Краски, гравюры, бумага, которую придется заказывать голландцам, если только Тихо Браге не решит завести бумажное производство, такое же, как у себя на родине, – их надо было еще купить или сделать самим.

Я с удовольствием смотрел на работающих, а архимандрит осенил всех крестным знамением. Мы распрощались, и я отправился домой, где меня уже, скорее всего, ожидал Поликарп Кузьмич.

И действительно он уже был в доме и со вздохом облегчения встретил меня:

– Ну наконец-то Сергий явился, я тут уже весь на пот изошел. Вот ведь напасть какая, ни в жисть ничего не боялся, в сече сколько раз был, а вот зубья драть или резать чего – мокрый аки мышь сижу. Ты говорил, что немного работы здесь, так, может, ужо сделаешь сразу?