Ушедший мир - Лихэйн Деннис (бесплатные версии книг .TXT, .FB2) 📗
– Что случилось? – спросил он, уже не улыбаясь.
– Ты не мог бы мне почитать?
– Я?
– Ну, как раньше. Помнишь?
Джо помнил. Братья Гримм, Эзоп, мифы Древней Греции и Древнего Рима, Жюль Верн, Стивенсон, Райдер Хаггард и, конечно же, Дюма. Он поглядел на сына, пригладил волосы, стоявшие торчком на затылке.
– Конечно.
Он сбросил обувь, забрался на постель и раскрыл книгу.
Когда Томас уснул, Джо отправился в свой кабинет, в глубине дома на первом этаже. Именно по ночам, наедине с самим собой, он размышлял над тем, что сказал ему в пятницу в конторе охранник из Рейфорда. Джо понимал, что это нелепо – нет такого глупца, который попытался бы его убить, – и все-таки задергивал портьеры на французских окнах, хотя сквозь толстое стекло и из-за высокой стены вокруг дома вряд ли кто-нибудь сумеет рассмотреть его (если вообще увидит) с улицы.
Но если этот кто-нибудь, скажем, заберется на стену с винтовкой, то запросто различит за стеклом очертания его головы.
– Черт, – сказал он себе вслух, наливая в стакан из графина шотландский виски, – прекрати. – Он заметил свое отражение в зеркале бара, когда затыкал графин. – Слышишь? Хватит!
Он приказал себе отдернуть занавески, но не сделал этого.
Вместо того уселся за письменный стол, не собираясь ничего делать, разве что вспоминать последнюю встречу с Ванессой, когда зазвонил телефон.
– Черт! – Он снял ноги со стола и поднял трубку. – Алло.
– Это я.
Дион.
– Привет. Как дела?
– В данный момент хуже некуда, Джозеф.
– Объясни-ка поподробнее, Дионисий.
– А-а, понял, – хмыкнул Дион. – Ты хочешь, чтобы я называл тебя Джо.
– Причем всегда, мой дорогой сэр. Всегда. – Джо снова положил ноги на стол.
Они с Дионом дружили с тринадцати лет. Оба не раз спасали друг другу жизнь. Понимали настроения и мысли друг друга лучше, чем многие женатые пары. Джо знал, что из Диона получится в лучшем случае очень средненький босс – из хороших солдат всегда получились такие, а Дион был исключительно хорошим солдатом. Он знал, что Дионовы приступы ярости, пугавшие всех и раньше, со временем усугубляются, и те в их Кругу, кто поумней, их давно опасаются. Еще он знал – а об этом знали очень немногие, – что причиной перепадов настроения и приступов гнева было пристрастие Диона к кокаину, который они раз в месяц завозили из Боливии. Все это о своем друге он знал, и все же Дион действительно оставался его другом. Старинным другом. Единственным человеком, который знал его, когда он еще был чьим-то сыном, чьим-то младшим братом, когда он был еще зеленым, порывистым, несформировавшимся юношей. А он знал Диона, когда тот был куда веселее, толще и живее. Он скучал по тому Диону, но все же верил, что тот еще жив и где-то рядом.
– Слышал, что случилось в Браун-тауне? – спросил Дион.
– Угу.
– Что думаешь?
– Думаю, это Фредди Диджакомо, чертов болван.
– Может, скажешь мне то, чего я не знаю?
– Монтус – наше самое удачное приобретение за последние четырнадцать лет. С того самого дня, Ди, как мы с тобой в деле.
– Это точно.
– В нормальном мире мы бы принесли ему извинения за доставленное беспокойство. А Фредди в качестве епитимьи дали бы по тупой башке камнем и выбросили в залив.
– Верно, – сказал Дион. – В нормальном. Но двое наших погибли. Это необходимо обсудить. Собираемся на сходку завтра.
– В котором часу?
– Ну, скажем, в четыре.
Джо прикинул, сколько времени уйдет на дорогу до Рейфорда и обратно.
– А нельзя ли перенести на пять?
– Не вижу препятствий.
– Хорошо, буду.
– Ладно. – Дион затянулся своей вечной сигарой. – Как там поживает мой маленький приятель?
– Подцепил ветрянку.
– Что, правда?
– Правда. И Нарциса не желает его видеть, пока он не выздоровеет.
– Интересно, кто на кого работает?
– Лучшей экономки у нас еще не было.
– Надо думать, раз она сама выбирает, когда выходить на работу.
– Как у тебя самого дела?
Дион зевнул:
– Да все то же дерьмо, что и всегда.
– О… Что, корона слишком тяжела?
– Это тебе она была слишком тяжела.
– Вот уж нет. Чарли вышиб меня, потому что я не итальяшка.
– Это ты так запомнил.
– Потому что так и было.
– Гм. А я помню, как кое-кто хныкал, что с него уже хватит: хватит крови, хватит ответственности. Хны-хны-хны.
Джо засмеялся:
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Повесив трубку, он подумал, не отдернуть ли занавески. Он любил открыть на ночь французское окно, чтобы вдыхать запахи мяты и бугенвиллеи, любоваться мелким прудом, темным садом, оштукатуренными стенами, заросшими плющом и испанским мхом.
Но если кто-то затаился на стене с винтовкой…
Да что он увидит? Джо погасил лампу у себя за спиной. По крайней мере, выглянуть-то можно.
Он развернулся на стуле, одним пальцем взялся за край занавески. Посмотрел через щель на оштукатуренную стену цвета новенького пенни и единственное апельсиновое дерево, попавшее в поле зрения.
Перед деревом стоял мальчик, в белой матроске и таких же белых холщовых штанах. Он наклонил голову, как будто не ожидал увидеть Джо, а потом удрал. Не ушел. Именно удрал.
Джо отдернул занавески раньше, чем успел осознать, что делает, и выглянул в свой замерший, пустынный двор.
А в следующий миг представил себе, как пуля вылетает из ствола, стул под ним опрокидывается, и он падает, потянув за собой занавески.
Он отъехал на стуле подальше от окна, остановившись там, где два книжных стеллажа сходились под острым углом. Он сидел там и видел, как мальчик прошел мимо двери кабинета и направился к лестнице.
Джо вскочил так, что стул завертелся. Выбежал в холл, поднялся по лестнице. Заглянул в комнату Томаса, убедился, что тот спит. Заглянул под кровать. В шкаф. Снова опустился на колени, чтобы проверить под кроватью. Пусто.
Он пробежался по остальным спальням. Жилка на шее пульсировала. По спине, казалось, ползают полчища муравьев, а воздух в доме стал таким холодным, что ломило зубы.
Он обыскал весь дом. Закончив осмотр, вошел в свою спальню, где ожидал увидеть мальчика, однако комната была пуста.
Джо долго сидел без сна. Когда мальчик проходил мимо двери его кабинета, черты его лица показались четче, чем в прежние разы. И Джо увидел бросавшееся в глаза фамильное сходство. У него была крупная нижняя челюсть Коглинов и маленькие уши. Если бы в тот момент он оглянулся и посмотрел прямо на Джо, тот не удивился бы, если бы у мальчика оказалось лицо его отца.
Но с чего бы отцу являться в образе мальчика? Джо сомневался, что его отец даже в детстве выглядел ребенком.
Джо никогда еще не сталкивался с привидениями. И не собирался. После смерти Грасиэлы он ждал – даже молился, – чтобы она вернулась к нему хоть в каком-нибудь виде. Но в большинство ночей она отказывалась приходить даже во сне. Когда же все-таки снилась, сны получались неизменно банальными. В основном снился пароход, на котором они приехали в Гавану в тот день, когда она погибла. Томас был уже шустрым двухлетком. Джо всю поездку гонялся за ним по пароходу, потому что Грасиэла страдала морской болезнью. Один раз ее вырвало. Остаток пути она дышала неглубоко и прерывисто, прижимая ко лбу мокрое полотенце. Когда в том месте, где пухлые облака смыкались с Флоридским проливом, начали появляться из-за горизонта верхушки домов Тампы, Джо принес Грасиэле еще одно мокрое полотенце, но она отмахнулась от него: «Я передумала. Двух достаточно».
Во сне обычно появлялись другие мокрые полотенца, развешенные по всей палубе, свисавшие с ограждения, трепетавшие на флагштоке. Мокрые полотенца и сухие, белые и красные, некоторые маленькие, не больше носового платка, другие – огромные, как матрасы.
На самом деле, насколько помнил Джо, никакого второго полотенца не было, только одно, у нее на лбу.
Грасиэла час истекала кровью, лежа на причале, по которому грузовик с углем раскатал ее убийцу. Джо даже вспомнить не мог, сколько времени простоял рядом с ней на коленях. Томас вертелся у него на руках, иногда начинал плакать, а тем временем свет в глазах его жены угасал. Джо смотрел, как она пересекает некую черту, за которой находится то ли иной мир, то ли пустота. За последние тридцать секунд ее жизни ее веки вздрогнули девять раз. А потом замерли.
