Меч и корона - О’Брайен Анна (книги онлайн полностью TXT) 📗
— И нам придется здесь жить? — изумленно спросила Аэлита, когда Людовик отошел в сторону — переговорить со слугой, который принес ему записку. — И умирать от лихорадки?
— Похоже на то. Так оно, наверное, и случится.
На сердце у меня лежал такой же тяжелый холодный камень, как плиты, устилавшие пол.
— Как бы я хотела снова оказаться в Омбриере!
Я хотела того же самого.
Возможно, хотя бы мои собственные покои, подготовленные и украшенные специально для молодой жены — а иначе и быть не могло, — окажутся более уютными. И тут же зажмурилась: по полу у стены промелькнула тень крысы, простучали по камню острые коготки, и животное проворно скрылось под жалкой пародией на гобелен, которая никоим образом не добавляла этому помещению красоты. Изображала она, как мне показалось, лес: я приметила птицу с крыльями странной формы, вышитый блестящий глаз, но на всем этом лежал такой густой слой копоти, что с равным успехом гобелен мог изображать и мрачные глубины преисподней. Крыса поспешно пробежала назад, и я пожалела, что живность здесь не ограничена только вышитыми картинами.
Когда же крыса (а может, она была здесь далеко не одна) появилась снова и помчалась вперед, как в первый раз, я попросила Людовика немедля проводить меня в мои личные покои. У него, однако, были другие намерения. Ласково взяв меня под руку, он пошел прочь от моих придворных дам, через дверной проем, затем по длинному темному коридору, в конце которого, наконец, постучал в какую-то дверь.
— Где мы? — спросила я шепотом, поскольку никаких пояснений он до сих пор не дал.
А шепот представлялся неизбежным, потому что окружавший нас со всех сторон камень буквально давил на меня. Такое впечатление, что находишься в гробу.
— Дорогая Элеонора… — Людовик сжал мою руку. — Моя матушка попросила, чтобы я познакомил ее с вами.
Кроме этого, он не сообщил мне ничего. Я понятия не имела, что вдовствующая королева располагается в этом самом дворце. Незаметный слуга отворил дверь в аудиенц-зал с голыми стенами в пятнах сырости; мебели здесь было мало, и та какая-то не примечательная. Мать Людовика ожидала нас в полном одиночестве, если не считать единственной прислуживавшей ей дамы. Сложив руки на коленях, она не пошевелилась при нашем появлении. От нее веяло таким внутренним холодом, что я невольно поежилась.
— Приветствую вас, мадам.
Людовик покинул меня и подошел к ней.
Вдовствующая королева Франции подняла глаза, но посмотрела не на своего сына, а на меня. Взгляд был недвусмысленным, у меня в горле застрял ком, а во рту сразу пересохло от того, что я прочитала в этом взгляде. Такого я не ожидала и моментально насторожилась.
Людовик, как почтительный сын, поклонился ей, взял за руку и поцеловал пальцы.
— Сочувствую понесенной вами утрате, мадам.
Вдовствующая королева холодно кивнула, принимая соболезнования. Мне подумалось, что утрата ее не столь велика, как полагает, вероятно, сын. В ней чувствовалось убийственное хладнокровие. Черты лица — мелкие, сморщенные, но скорее от целой жизни, прожитой в неудовлетворенности, нежели от пережитого на этих днях горя. Такие морщины не залегают за неделю-другую.
Аделаида де Морьен. Королева Франции. Это ее положение при короле захватила я.
Она была женщиной набожной, если судить по стоявшей здесь молитвенной скамеечке, многочисленным распятиям на стенах, по книгам религиозного содержания и по четкам, лежавшим под рукой на ближайшем к ней сундуке. Одетая с головы до пят во все черное, она едва виднелась в окружающей темноте. Я догадалась, что почти всю свою жизнь она так и оставалась невидимой — забытая своим мужем супруга Людовика Толстого.
— Сын. Наконец-то.
Она не поднялась из кресла, несмотря на то, что в ее комнату вошли король и королева.
— Мадам, — Людовик заметно потянул ее за руку, — позвольте представить вам мою супругу. Элеонора, герцогиня Аквитанская. Теперь и королева Франции.
Очень неторопливо (что само по себе было для меня оскорбительным) вдовствующая королева Аделаида встала на ноги, вцепившись в руку сына, и слегка склонила голову вместо того, чтобы сделать мне реверанс, полагающийся по этикету. Мать Людовика встретила меня приветствиями не более сердечными, чем запах плесени, которой были покрыты блестящие от сырости стены. Она рассчитывала запугать меня, дочь Аквитании? Я знала себе цену. Знала и власть, полагавшуюся мне как супруге Людовика. С учтивостью, столь же бросающейся в глаза, как и ее отсутствие, я присела в глубоком реверансе, едва не касаясь коленом пола. А на лице постаралась изобразить глубочайшее сожаление.
— Я уповаю на то, мадам, что вы находите утешение в вере. Если в моих силах сделать хоть что-нибудь, дабы смягчить ваше горе, пока вы гостите во дворце Сите, вам достаточно лишь попросить меня. А вы к нам надолго?
Вот так — поставить ее присутствие здесь под вопрос. И говорила я сознательно на своем родном языке.
Аделаида посмотрела на Людовика, ожидая перевода. Этого он не смог сделать, и я повторила свое приветствие на латыни. У Аделаиды кровь прилила к щекам при намеке на то, что дни ее пребывания в этих покоях, возможно, сочтены. Она выпрямилась и застыла.
— Вы не владеете langue d’oeil? — спросила она, обращаясь ко мне на названном языке.
— Владею, — ответила я учтиво. Ее я понимала без малейших трудностей. По дороге в Париж я добилась кое-каких успехов. — Но говорить предпочитаю на langue d’oc.
— Мы здесь разговариваем на langue d’oeil.
Людовик, почувствовав неизбежное столкновение двух характеров, пристально посмотрел на мать.
— Мы станем беседовать на латинском, мадам, все вместе.
— Как пожелаете, сын мой. — Аделаида шумно вздохнула. Потом обратилась ко мне, перейдя на латынь, которой владела совершенно свободно: — Вам я советую изучить наш язык. Это было бы знаком учтивости по отношению к вашему супругу и к вашей новой родине.
— Я так и поступлю, мадам, коль сочту это необходимым, — ответила я без промедления, тоже переходя на безупречную латынь. Удовлетворенная своей маленькой победой, я улыбнулась ей просто ослепительно, а мой латинский не оставлял желать лучшего. — У меня вообще большие способности к языкам.
Вдовствующая королева позволила себе окинуть взором мою фигуру с головы до ног, не упуская ни малейшей подробности моего туалета и внешности. На мгновение я пожалела о том, что явилась сюда прямо с дороги, запыленная, но все же гордо вскинула голову. Я не обязана отчитываться перед этой женщиной в том, что надеваю. И я очень старалась встретиться с ней взглядом.
Вот оно! Я не ошиблась с самого начала. Отвращение. Нескрываемая ненависть. И глубина этих чувств даже заставила меня вздрогнуть. Мне до тех пор еще не доводилось ни разу сталкиваться с такой открытой ненавистью: столь предосудительных чувств по отношению к герцогине Аквитанской никто не выказывал явно. Но здесь ошибиться было невозможно. У Аделаиды затрепетали ноздри, а губы она презрительно поджала. Блеск в глазах говорил о том, что она приняла мой вызов, подняла брошенную ей перчатку и объявляет мне беспощадную войну.
А какова же будет награда победителю?
Разумеется, Людовик.
Угроза со стороны аббата Сюжера была вызвана политической необходимостью, как он сам ее понимал. Он хочет руководить Людовиком в делах управления государством и станет всячески препятствовать мне, если я пожелаю иметь право голоса в этих делах. Здесь же я встретилась с враждебностью совсем иного рода: тут была мстительная ревность, совершенно личного свойства, и от этого, вероятно, куда более опасная. Аделаида желает безраздельно владеть душой и сердцем своего сына.
А что же тот, кем мы все хотели руководить и владеть? Я украдкой бросила взгляд на него. Осознает ли Людовик грядущее столкновение двух волевых женщин, которые так тесно связаны с ним? Встанет ли он на мою сторону против королевы Аделаиды, если это когда-нибудь потребуется мне? Хотя бы подтекст нашей беседы он улавливает?
