Ваниль и шоколад - Модиньяни Ева (книга жизни txt) 📗
Зазвонил телефон, и он бросился к нему, надеясь услышать голос Пенелопы, но оказалось, что это Доната.
– Ты не мог бы передать трубку моей подруге? – попросила она. – Я ей звонила по сотовому, но она меня не слышала.
– Твоей подруги нет дома, – объяснил он, подавляя разочарование и досаду.
– Мне совершенно необходимо с ней поговорить, – настаивала Доната.
Андреа уже готов был рассказать ей все, но нотки паники, звучавшие в голосе Донаты, удержали его. Да и сама она поспешила попрощаться. Андреа положил трубку и рассеянным жестом провел по поверхности письменного стола. Это был рабочий стол Пенелопы. На столе была ее фотография с детьми. Все они улыбались в объектив. Фотографию сделал сам Андреа несколько месяцев назад, перед Рождеством. Прошло пять месяцев, и Пенелопа ушла от него.
Его рука коснулась вазочки тончайшего фарфора, которую его жена берегла как зеницу ока. Это была антикварная вещь цвета старого золота, расписанная пастельными красками.
– Не трогай! – сказала она как-то раз, когда он решил рассмотреть вазочку поближе.
– Откуда она у тебя? – с любопытством спросил Андреа.
– Из одной антикварной лавки, – прозвучал сухой и краткий ответ.
Он обиделся, хотя и знал, что не заслуживает объяснений. Это было давно, лет восемь назад. Они были в ссоре и почти не разговаривали друг с другом, а когда начинали разговор, он неизменно заканчивался ссорой. Почему так получилось? Андреа пристально вглядывался в улыбающееся лицо жены. Она стала матерью-наседкой, не знающей удержу неврастеничкой. Иногда она казалась ему невыносимой, хотя он никогда не переставал ее любить. Но куда же подевалась та милая, непосредственная, полная веселья девочка, которую он встретил тем далеким летом в Чезенатико?
Пенелопа… Нежнейший цветок, сорванный им в тот самый момент, когда бутон раскрывался. Он знал, что эта женщина станет его спутницей на всю жизнь. А теперь она взбунтовалась против него и нанесла ему удар в спину.
Настенные часы с маятником пробили два часа дня. Еще через два часа он окажется лицом к лицу со своими детьми. Об этом страшно было подумать. Нет, он во что бы то ни стало должен поговорить с Пенелопой. К этому часу она уже наверняка приехала в Чезенатико.
Андреа долго слушал длинные телефонные гудки. Никто ему не ответил. Тогда он набрал номер сотового и наконец услышал ее голос.
– Пепе, ради всего святого, не клади трубку. Я с ума схожу, – начал он. Ему казалось, что еще секунда, и сердце разорвется у него в груди.
– Я не хочу с тобой разговаривать, – ответила она.
– Помоги мне, – умолял Андреа, – я должен понять!
– Это трудная задача, но тебе придется выполнить ее самому.
– Я хотел бы ответить на твое письмо.
– Адрес тебе известен, – с этими словами она положила трубку.
– Иди ты к черту! – в сердцах заорал он в умолкнувший аппарат.
Впервые жена заставила его взять на себя ответственность за семью, и он оказался в тупике. Андреа все никак не мог поверить, что она способна на такое. Возможно, он ее недооценил. Наверное, она была права, обвиняя его в том, что он никогда не пытался узнать ее по-настоящему.
Он открыл центральный ящик стола Пенелопы. Никогда раньше он этого не делал. Ящики стола часто раскрывают характер того, кто ими пользуется. Может быть, порывшись в ящике, он что-нибудь узнает о ней. В ящике обнаружились любопытные и странные вещи, вызвавшие у него прилив нежности. Бархатная шкатулочка с разноцветными морскими камешками. Что они для нее значили? Множество аккуратно заточенных огрызков карандашей. Тетради, заполненные ее мелким, но четким почерком. Роза, сделанная из кисеи красивого бледно-зеленого цвета. Тщательно перевязанные ленточками пачки писем от подруг и родных, от Данко, от детей, от людей, ему не знакомых. Он не посмел их прочесть, хотя ему очень хотелось. Его любопытство привлек один конверт с визитной карточкой, адресованный госпоже Пепе Пеннизи. Андреа открыл его и прочел: «Милая Пепе, вот перчатки, которые ты забыла в такси. Желаю удачи. Мортимер». На другой стороне визитной карточки витиеватым волнистым шрифтом было напечатано длиннейшее имя: Раймондо Мария Теодоли ди Сан-Витале.
– А это кто еще такой? – вслух спросил Андреа. На записке стояла и дата: 26 февраля. Но год указан не был.
– Мортимер! – с сомнением повторил Андреа. Какая жуткая фамилия! Может, друг юности? Нет, не похоже. Он почему-то был уверен, что у Пенелопы никогда не было друзей с двумя именами и двумя фамилиями. Но кто же он, этот незнакомец, называющий его жену «милая Пепе»? И почему он указывает в адресе ее девичью фамилию? Тут Андреа заметил пачку писем, перевязанную белой атласной ленточкой. Все они были адресованы его жене. А на обратной стороне верхнего конверта стояли инициалы Р.M.T.C.
– Раймондо Мария Теодоли ди Сан-Витале, – задумчиво повторил Андреа.
Он уже готов был разорвать ленточку и прочесть все эти письма, но рука у него задрожала, щеки вспыхнули от стыда, и в конце концов он бросил пачку на дно ящика. Если у Пенелопы есть секрет, он не станет его нарушать.
3
В тот вечер Андреа впервые в жизни ощутил на себе холодно-враждебные взгляды своих детей. В один миг он перестал быть добрым папочкой, щедрым и дружелюбным компанейским парнем, который покрывал их проступки и прощал им все капризы. Они осуждающе смотрели на него, и Андреа почувствовал себя виноватым. Пенелопа написала ему: «Тебе придется поддержать мою версию». Он готовился оправдывать жену, но оказался не готов к тому, что придется оправдываться самому. Ему даже не хватило духу заехать за детьми к кузенам жены; Манфредо и Мария Роза Пеннизи подвезли их к подъезду, и когда дети вошли в дом, Андреа сказал им, что мама этим утром уехала в отпуск.
Прочитав послание матери на грифельной доске, Даниэле первым нарушил молчание.
– Папа, это очень скверная шутка. Куда ты дел маму?
– Мама никогда не уезжала отдыхать, бросив меня одного, – пожаловался маленький Лука.
– Похоже, она не уехала, а сбежала, – заметила Лючия. – Вон даже на кухне не прибралась.
– Сюда, Самсон. Идем искать маму, – скомандовал Лука, убежденный, что родители устроили какой-то нехороший розыгрыш.
– Мама уехала в Чезенатико. Можете звонить ей, когда хотите. Уверяю вас, ей необходим отдых, потому что она очень устала.
– Устала от тебя! – пронзительно закричала Лючия. – Я не собираюсь ее оправдывать, но ты и вправду просто невозможен! Тебе до нас дела нет! Вечно тебя нет дома, – обиженно добавила она. – А мама тоже хороша! В последнее время я ее видеть не могла. Оба вы мне надоели. И не надейся, что я начну мыть посуду и стелить постели. Ты заставил ее сбежать, вот теперь сам и расхлебывай. Я иду к себе в комнату готовить уроки. А вы поступайте, как знаете.
Андреа понял, что дети с ходу оценили ситуацию верно, причем все трое сразу повернулись к нему спиной.
– Я знаю, что мне делать, – заявил Даниэле и ушел в комнату, которую делил с Лукой, пока малыш бродил по дому, открывая все двери, переворачивая диванные подушки и заглядывая под кровати в поисках мамы.
Андреа стукнул по столу кулаком. Он не хотел каяться перед детьми и винить во всем себя. От удара руку пронзила острая боль, но в голове прояснилось. Он распахнул дверь в комнату Даниэле. Его старший сын как попало запихивал в синий матросский рюкзак футболки, книжки комиксов, пару грязных теннисных туфель.
– Что ты делаешь? – спросил Андреа.
– Иду ночевать к моему другу Леле, – спокойно ответил Даниэле.
Андреа встревожился. Леле был школьным товарищем его сына. Их объединяли отсутствие интереса к учебе, страсть к змеям, а также к булавкам и сережкам в стиле «панк», которыми они украшали все мыслимые и немыслимые части тела.
– Клеенчатую подстилку не забудь. Ты же не захочешь написать прямо в постель своему другу, – зло напомнил Андреа.
Это был удар ниже пояса, но только так он мог подавить бунт, грозивший захлестнуть и остальных.
