(не) Обручённые (СИ) - Снегова Анна (читаем книги онлайн бесплатно .txt, .fb2) 📗
К чёрту.
Злюсь ужасно.
Уже тогда бабником был, бабником и остался. Ничего не изменилось. Лишь бы кому-нибудь под юбку залезть. Всё-таки правильно говорят, власть развращает.
Чтобы как-то отвлечься, решаю сделать уборку в своём новом жилище. Тем более, я давно заметила, еще со времен своих первых путешествий по Оуленду, которые куда меня только не заносили – чужое место становится твоим именно после того, как своими руками там наведёшь чистоту. А я умела!
Моя страсть к физическому труду вспыхнула внезапно, когда отступила болезнь, всё детство приковывавшая меня к постели, из-за которой ничего тяжелее вилки мне поднимать не разрешалось. Едва вырвавшись на волю, я использовала любой шанс для того, чтобы сделать что-то руками или побежать куда-нибудь на своих собственных ногах. Меня находили то в кухне, помогающей готовить ужин кухарке, то в каморках служанок, то в конюшнях, то на крепостной стене с каменщиками… Слуги возмущались и отнекивались первое время, потом привыкли.
Тем более, брат не препятствовал моему увлечению, скорее наоборот. Дункан говорил, полезно принцессе знать, как живёт простой люд. Он рассказывал мне, что и сам когда-то начинал с того, что служил оруженосцем у знатного лорда в Закатном крае. Тэмирен при этом мечтательно улыбнулась и добавила, что тоже начинала свою карьеру с должности оруженосца. Я прекрасно помнила то время, когда она явилась к нам в холд, переодетая мальчиком. Брата она смогла обдурить, а вот от моего взгляда колдуньи её маскарад, конечно же, не укрылся. С этого началась наша с ней дружба.
Вообще, отдавать детей в услужение, чтоб начинали свой путь с низов и к моменту, когда освободится место лорда, наследник знал, что к чему в этой жизни - была обычная практика для детей богатых семей в Оуленде. Конечно, в тех семьях, где хотели вырастить порядочных и достойных будущих правителей. Что-то сомневаюсь, что Бастиану когда-нибудь приходило в голову чистить конюшни или самому себе пол подметать. Вспомнились длинные аристократические пальцы, то, как изящно в них выглядело перо…
А потом – вспышкой – как впивались жадно в мою грудь, белеющую в разорванном вырезе платья.
Швабра падает из рук.
Я снова ее поднимаю, растерянно оглядываю тесную кладовку, которую с трудом нашла в заброшенном крыле дворце. Надо найти что-то ещё… Но я забываю напрочь, что.
С огромным трудом возвращаю мысли в нужное русло.
Ведро и тряпки, да.
Жестяное чуть мятое ведро нахожу, а вот тряпки – нет, и мне приходится, повздыхав, разорить ещё соседние покои, по виду – гостевую спальню, стянув белые занавески с окна и безжалостно порвав их на несколько кусков поменьше.
Теперь бы воду раздобыть!
По трубам в заброшенных ванных комнатах, ожидаемо, ничего не течёт.
Вспоминаю с трудом, что тут где-то во внутреннем дворе был фонтан. Брат с женой ещё переглядывались загадочно, когда о нем рассказывали, - но я обычно понимаю, о каких вещах лучше их не расспрашивать.
Тем не менее, цепкая память эту деталь заботливо сохранила, и вот теперь я бреду по запылённым коридорам с обрушившимся местами потолком, хрустя по кускам штукатурки, ищу чёртов фонтан и проклинаю свою бредовую идею остановиться здесь на постой.
Что мне стоило снять комнату в таверне?
Или, на худой конец, остановиться у этого… как его… Алана Фостергловера? Потерпела бы как-нибудь шумные компании до утра, зато с водой был бы полный порядок, да и кормили бы меня без сомнения как на убой, памятуя хвалёное Фостергловерское гостеприимство.
Желудок подсказал, что пора поторопиться с уборкой.
К счастью, я шла в правильном направлении – и вскоре уже, щурясь, выходила во двор-колодец, над которым по голубому южному небу плыли легкомысленные южные облака. Фонтан, пусть и основательно облупленный, был на месте, журчал прохладными струями, а вокруг него разрасталась буйными плетями растительность, обвивая стены, заползая в выбитые окна и вспыхивая тут и там венчиками пурпурных орхидей.
Здесь отчётливо фонило магией. Впрочем, ничего удивительного не было в том, что под здешним солнцем и практически в отсутствие зимы природа берёт своё там, откуда уходят люди.
Пока набирала воду, мне стало жарко. Пожалуй, я не продумала гардероб, когда пускалась в незапланированное путешествие. Мысленно добавила ещё один пункт в список дел в Саутвинге.
Передать послание Фостергловеру…
Побродить по достопримечательностям (в идеале, одной, конечно же – надеюсь, не напросится в провожатые. Хотя зависеть будет от того, что там братец в послании понаписал)…
Заглянуть в Школу колдуний и проверить теорию Малены по поводу того, что мне жизненно необходимо учиться. Сначала я отмахнулась от этой идеи, но теперь, принимая во внимание, что моя магия начала своевольничать и сама выбирать траектории «выброса» меня при прыжке, не мешало бы научиться лучшее её контролировать. Так, что там ещё было в списке…
Забыть Бастиана.
Учитывая, где именно я решила остановиться в Саутвинге – можно мне уже присваивать звание почетной дуры Полуночного крыла и всего Оуленда заодно.
Ещё сильнее рассердившись, я перенеслась обратно в покои Баса с тяжеленным ведром воды и принялась вымещать злость, отдраивая их до блеска.
Я даже протёрла каждую-каждую раму на его картинах! И на портрете, конечно же, заодно высказала ему прямо в лицо всё, что думаю о возмутительных размерах его кровати.
Я даже сняла и вытряхнула во дворе балдахин и шторы! А постельное белье и покрывало оставила на солнышке сушиться. Благо, теперь я знала, где фонтан, а значит, могла «скакать» туда-сюда, сколько мне заблагорассудится, ориентируясь на маяк-воспоминание.
Правда, когда мыла полы в кабинете, завесила портрет обратно. Мне показалось, что он на меня неприлично пялится своими бесстыжими глазами.
В конце концов, когда солнце пустилось по дуге в сторону крыш, я оглядела свою работу, с удовлетворением констатировала, что всё сверкает, а также уже без удовлетворения – что мне пора добавить в список ещё один пункт, «постараться не поехать кукушечкой».
Потому что разговоры с портретами и смущение от необходимости при них нагибаться – это, конечно же, перебор.
Снова отдёргиваю занавесь.
- Доволен? Этого ты добивался? Свести меня с ума?
Бастиан с портрета довольно улыбается и не спорит.
Подаюсь ближе, рассеянно веду кончиками пальцев по выцветшей позолоте резной деревянной рамы. Закусив губу, снова смотрю.
Сейчас он стал красивее, чем в свои восемнадцать лет. Вот эта почти женственная смазливость ему не очень шла. Шелка и бархат, инкрустированные драгоценными камнями и до блеска отполированные, без единой царапины парадные доспехи… Это всё не его.
Ему идёт тьма.
Невольно сравниваю. Жестокая память помнит каждый штрих. Я сама бы нарисовала новый портрет, если б умела.
Я помню так остро и отчаянно, что стоит закрыть глаза – и его лицо передо мной, как живое.
Резкие, мужские черты. Он стал шире в плечах, волосы больше не выглядят, словно они ухоженнее, чем у меня – стрижены короче, чем на портрете, у него теперь не зеркальный шёлк, а лохматая, буйная грива.
Нарисованный цветок держат такие белые, изящные руки! Сейчас у него руки грубые, но сильные… кажется, он говорил, что в камере умудряется делать какие-то физические упражнения, чтобы не превратиться в живой скелет.
Этот юноша, изображённый придворным художником, – полуденное солнце, такое же яркое, как в небе над Саутвингом, он сверкает и слепит бликами доспехов, беспечно соблазняет улыбкой.
Бастиан сейчас – полуночная тьма, он соткан из теней и тянет туда, во тьму, гипнотическим мерцанием тёмных глаз. И мне кажется, он разучился улыбатьсятак.
Отдёргиваю руку, сжимаю пальцы в кулак.
Я уже чувствую предвестники наступления ночи. Меня кроет. У меня начинается ломка.
Срочно отвлечься!
Что там ещё было в моём списке?
