Девушка из песни - Скотт Эмма (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
– Что?
– Тебе обязательно быть такой правильной? Ты спугнула Холдена.
– Я? Вряд ли. Да и в любом случае, мне кажется, чтобы его напугать, понадобится что-то посерьезнее лекции о пассивном курении.
– Верно. Глядя на него, я думаю, он успел повидать дерьма в этой жизни. Интересно, что с ним приключилось? – Она провела языком по нижней губе. – Пожалуй, посчитаю это вызовом.
Мы снова пересекли лужайку, и я заметила Миллера, который сидел на камне возле столиков кафетерия. На нем были рваные джинсы, ботинки и выцветшая винтажная футболка Sonic Youth. На коленях лежал пакет с едой, сам же Миллер рылся в рюкзаке, вероятно, в поисках инсулина.
Эвелин проследила за моим взглядом и вздохнула.
– Ты собираешься рассказать ему о вечеринке Ченса, да?
– Конечно. А что? Думаешь, Фрэнки со своими парнями продолжат над ним издеваться?
Эвелин пожала плечами.
– Фрэнки – идиот, ему больше нечем заняться. Но Миллер, похоже, может за себя постоять. Твой маленький мальчик уже совсем взрослый, правда? Очень жаль.
– Очень жаль, что? – спросила я, вспыхивая. – Очень жаль, что он бедный? Какое это вообще имеет значение?
– Дело не в том, что он беден. А во всей картине в целом. Он жил в машине. Его мать занималась проституцией. Все это создает вокруг него определенное… облако?
– Ауру? – подсказала я, скрестив руки на груди.
– Ауру, точно! Она исходит от него, как дурной запах.
– Эвелин, ты говоришь ужасные вещи.
«Раньше от него пахло лесом, а теперь – солнцем и пляжем».
– Только не нервничай. Я знаю, что он твой друг. Или тебе просто нравится с ним нянчиться из-за этого его диабета.
– Да, он мой друг, и не смей так о нем говорить. Никогда.
– Ладно, ладно, извини. Простишь? – Она быстро обняла меня. – Иди. Пригласи его на вечеринку, если хочешь, а я позвоню тебе попозже. – Эвелин чмокнула воздух у моей щеки и убежала, покачивая волосами, собранными в высокий хвост.
Я посмотрела в сторону Миллера.
«Нет, он вовсе не моя любимая игрушка, и я с ним не нянчусь. Он замечательный».
Хотелось бы мне, чтобы все в школе видели то же, что и я. Да, я тоже видела в нем ребенка, который жил в фургоне, но от этого в моих глазах он становился только лучше, а не наоборот. Красивее, сильнее, храбрее. И он никогда не жаловался, вместо этого изливая все свои эмоции в музыке.
И настало время, чтобы все в школе узнали о его таланте.
4
– Привет!
Я поднял взгляд и увидел приближающуюся Вайолет. Сердце глухо забилось, каждый удар походил на тычок в старый синяк. Она была так прекрасна в лучах позднего летнего солнца, поблескивавших в ее иссиня-черных волосах. Ее темно-синие глаза сегодня казались мрачнее, несмотря на лучезарную улыбку.
Что-то не так.
Она плюхнулась на траву рядом с камнем, на котором сидел я.
– Привет, – произнес я, держа ручку для инъекций инсулина. – Только собирался уколоться. Решил, что стоит дать новичкам пищу для разговоров. Все-таки первый день в школе.
Ви слабо улыбнулась. Она знала, что я выдержал череду глупых насмешек: типа я наркоман, который нагло ширяется среди бела дня. К черту этих придурков, если они думали, что я буду прятаться по туалетам, чтобы принять лекарство, которое поддерживало во мне жизнь.
Мне приходилось распределять инъекции по всему телу, чтобы не колоть много раз в одно место. Сегодня я закатал короткий рукав своей футболки.
– Погоди, дай угадаю дозу, – произнесла Вайолет. – Для практики.
Она заглянула в мой контейнер с обедом: бутерброд с ветчиной, несколько ягод клубники, пакет попкорна, бутылка воды.
– Похоже на сорок граммов углеводов, потому… четыре единицы инсулина.
– Верно, доктор Эм, – ответил я и сделал себе укол.
Ввел лекарство под кожу, и жалящая боль от иголки стала терпимее. Когда я убрал ручку в футляр, Вайолет протянула мне ланч, хотя я не стал есть сразу; нужно подождать несколько минут, пока начнет действовать инсулин.
– Как проходит первый день? – спросила Ви. Она прищурилась, разглядывая темные круги под моими глазами. – Что случилось? Ты в порядке?
– Нормально. Просто тяжелая ночка. – Я смерил ее угрюмым взглядом, просившим не давить. У меня не было настроения разговаривать о новом мамином хахале. – Я собирался спросить у тебя о том же.
– Что ты имеешь в виду?
– Да брось, Ви. Это же я.
Она грустно улыбнулась.
– Ты, наверное, экстрасенс.
– У тебя на лице все написано, – ответил я. «Мне знакома каждая черточка». – Из-за родителей?
Она кивнула.
– Прости за прошлый вечер.
– Это они должны извиняться, – мрачно ответил я. – Они сказали, из-за чего устроили этот цирк?
– Не совсем, но у меня есть подозрения. Думаю, мои сбережения на колледж тают. Или, возможно, уже иссякли.
У меня округлились глаза.
– Вот дерьмо. Ты уверена?
– Я ни в чем не уверена. – Она махнула рукой. – Все нормально. Если это правда, я справлюсь. Подам заявку на стипендию и постараюсь сделать все возможное.
– Не подавляй эмоции, Ви. Это же важный вопрос, черт подери. Рассчитывать на свободу, а получить двести тысяч долга? Даже больше, учитывая, что ты собираешься стать хирургом. Если чувствуешь злость, ты имеешь на нее полное право.
– Я не могу злиться на них за это, – ответила она. – Мне стыдно, да и к чему хорошему приведет? Я сказала, что возьму кредит…
– Да тебе придется взять все кредиты мира, чтобы покрыть расходы за медицинскую школу, но под низкий процент обычно дают только бедным детям вроде меня.
– Умеешь утешить, Миллер, – произнесла она, и в уголках ее глаз заблестели слезы. – Мне даже неизвестно, насколько все серьезно. Может, даже нет смысла на этом зацикливаться.
Я прикусил язык. Вайолет смотрела на мир с надеждой и улыбкой, а все трудности встречала лишь еще большим усердием. Я восхищался этим качеством в ней. Черт возьми, я ему завидовал. Но от этого мое желание защитить ее от любой напасти становилось только сильнее.
«Я заплачу за ее колледж. Каждый чертов пенни».
Помолчав, она жизнерадостно поинтересовалась:
– А ты не думал, чем займешься после школы?
Я пожал плечами, как будто действительно не размышлял об этом.
– Собираюсь свалить отсюда к чертовой матери и заняться музыкой.
Ее улыбка дрогнула, как и всегда, когда я упоминал об отъезде из Санта-Круза.
– Ты же понимаешь, что сначала стоит поиграть перед настоящей публикой, прежде чем станешь музыкантом?
– Так и сделаю. Когда мне захочется.
– Как насчет этой субботы? На вечеринке Ченса Блейлока?
Я отложил еду и посмотрел на Вайолет.
– Хочешь, чтобы я стал одним из тех придурков, которые без приглашения припераются с гитарой на вечеринку? Солидный план.
Она рассмеялась и толкнула меня локтем в колено.
– Заткнись. Люди начнут из штанов выпрыгивать, только чтобы тебя услышать. Ты же неограненный алмаз! Иначе тебя никогда не заметят!
Я ухмыльнулся и сделал глоток воды.
– Ну да. Потом ты предложишь мне нацепить фетровую шляпу и объявить о своем присутствии громким, претенциозным кавером на «Wonderwall» [5]. Это точно укрепит мою репутацию рок-звезды.
Ви звонко расхохоталась, но затем ласково добавила:
– Если позволишь им услышать, как ты играешь… если они услышат твой голос, они полюбят тебя. Да и как иначе?
«Я не знаю, Ви. Почему бы тебе не ответить?»
Я напрягся от внезапной горечи и отвел взгляд.
– Я им ничего не должен.
Вайолет начала было спорить, но тут прозвенел звонок, и обед закончился. Студенты высыпали из кафетерия.
Она встала и отряхнула попку от травы.
– Пойдешь со мной в класс?
– Иди сама, – ответил я. – Нужно доесть, иначе часы снова сойдут с ума.
– Ладно. И я знаю, как тебе все это не нравится, но пообещай, что хотя бы подумаешь о том, чтобы прийти на вечеринку? Даже если не будешь играть, я хочу, чтобы ты там был.
