Мираж - Хашогги Сохейр (читать книгу онлайн бесплатно без .TXT) 📗

— Нет, — ответила Наджла. — Муж с ней не развелся, и никто ее не убил. Естественно, вопросы возникли. При этом дело было не в деньгах: жених был достаточно богат и совсем не скуп. Дело в том, что по закону муж, обнаружив нечистоту невесты, должен был вместе с ней вернуть ее отцу половину приданого, а это немалая сумма, ведь новой жены взамен несостоявшейся он не получает.

Женщины снова с пониманием закивали головами.

— Кажется, мне все ясно, — сказала одна из соседок.

— Да, да, — подтвердила Наджла. — Выяснилось, что это была вина мужа. Либо его член был не способен справиться с делом, либо по какой-то другой причине он не исполнял своего супружеского долга.

Такой поворот круто менял все. В таком случае требовать развода имела право женщина — так велит закон ислама. Правда, тогда возникали проблемы, которые редко удавалось обойти. Главная причина заключалась в том, что развод практически сводил на нет шансы женщины вторично выйти замуж.

— А что произошло с мужем той женщины? — спросила Фатима.

Все остальные женщины застонали от такой наивности. Естественно, все знают, что ничего не стоит возбудить нормального мужчину, именно поэтому женщины прячут не только свои лица, но и волосы и даже руки.

— Ты что, никогда не слышала о тех, кто не может иметь дела с женщинами? — допытывалась Халла. — Есть такие мужчины, которые предпочитают женщинам мальчиков или даже других мужчин.

— Не думаю, что это был тот случай, — уверенно заявила Наджла. — Но ведь все знают, что даже нормальный во всех отношениях мужчина может иногда оказаться бессильным — от болезни, от раны, от…

— Но только не мой муж, — перебила Наджлу Халла. — Когда он сломал ногу, то осатанел и вел себя, как ненасытный козел.

— …или от какой-нибудь другой причины, об этом может знать только Всемогущий. Некоторые говорят, что иногда чрезмерное возбуждение лишает мужчин силы. Но, благодарение Аллаху, такое недомогание чаще всего оказывается временным.

После этого разразилась дискуссия, сколько времени должна женщина ждать подтверждения недееспособности мужа, чтобы признать, что его болезнь постоянна, неизлечима и требует развода. Большинство склонилось к тому, что ждать можно месяц, ну, от силы два, но, как оказалось, предписания религии требовали годичного срока, после чего старшая женщина в семье объявляет неприятную новость, что все происшедшее — промысел Аллаха и что вопрос исчерпан.

Амира внимательно слушала подобные разговоры — и вовсе не из нездорового любопытства, ибо что может быть естественнее разговоров о сексе (именно поэтому ее изумили оживленные дебаты в Америке по поводу допустимости сексуального просвещения). Девочка не воспринимала эти разговоры как своеобразное учебное пособие, так как была уверена, что уж ее-то муж не будет страдать от недостатка любовной страсти.

Оглядываясь назад сквозь туман одиночества, изгнанница Амира часто думала, что именно детство было для нее по-настоящему счастливым и осмысленным. Только там, дома, окруженная родными и подругами, ощущала она себя неотъемлемой частью общества, которое без всяких условий признавало ее своей.

Первая тучка на горизонте безоблачной юности Амиры появилась довольно рано, и пришла она из другого мира, каким была мужская половина дома. Ее обитатели жили как будто бы и рядом, но были недостижимы. То, что творилось во владениях мужчин, было столь же непостижимым и недоступным, как деяния самого Аллаха. Тучка явилась вместе с братом Маликом, который, как-то просидев довольно долго в комнате отца, что само по себе было событием, ворвался на кухню с потрясающей новостью.

— Сестренка! Я еду в Египет! О великий Аллах! Я еду в Каир!

— Ты едешь туда с мамой? — только и смогла вымолвить Амира. Ей было в то время всего шесть лет. О Каире она знала только то, что ее мать оттуда родом.

— Да нет же, глупышка! Я еду учиться в Викторианский колледж.

— А что это такое?

Малик с гордостью положил на стол брошюру.

— Вот, смотри.

На обложке было изображено каменное здание и небольшая лужайка, где расположились странно одетые мальчики. На них были такие же пиджаки и галстуки, в которых иногда щеголяли иностранцы с нефтяных приисков.

— Кто все эти мальчики? — спросила Амира.

— Это студенты. Я тоже им стану. Студенты — это люди, которые ходят в школу и учатся разным полезным вещам. Смотри, вот британский флаг. Это британская школа.

— А это — британские мальчики?

— Нет, они такие же арабы, как и я. Там, конечно, есть и египтяне. Еще, кажется, персы. Это британская школа в Египте.

Амира слушала с неожиданной жадностью.

— Я смогу поехать туда, когда вырасту?

— Не будь идиоткой.

— Я не идиотка. Почему я не смогу туда поехать?

— Потому что ты девочка, глупенькая.

Она видела, что брат не лукавит: на картинке не было девочек. Там вообще не было ни одной женщины. В душе Амира сразу поняла, что иначе и быть не может.

— Я тоже хочу поехать в школу, — упрямо заговорила девочка. — Я обязательно поеду, когда мне будет восемь лет.

Малик потрепал ее по волосам.

— Ты не можешь этого сделать, сестренка.

— Нет, могу!

Тут в комнату вошла их мать Джихан.

— О чем спор?

— Мама, Малик говорит, что я никогда не поеду в Викторианский колледж. Скажи ему, чтобы он перестал болтать глупости.

— Разве ты не рада, что твой брат едет в такую замечательную школу?

— Я очень рада, но разве я не смогу поехать туда же, когда вырасту?

— Поживем — увидим, моя маленькая принцесса. Не надо сейчас думать об этом, впереди так много времени. Аллах все устроит наилучшим образом, вот увидишь.

Амира знала, когда «поживем — увидим» означало «может быть», а когда — «нет». Материнские слова сейчас прозвучали, как треск наглухо захлопнувшейся двери, но девочка упрямо не желала расставаться с надеждой. Когда Малик уехал в Каир, Амира тайно упивалась мечтой о том, что настанет день и она присоединится к брату. Когда от него приходили письма, она просила Джихан снова и снова их перечитывать, пока не запоминала каждое слово.

Малик хвастался, что в Викторианском колледже учились многие знаменитости. Среди студентов были и коронованные особы, например, там учился юный король Иордании Хусейн. Профессора одеты, как в Оксфорде, они носят длинные черные тоби (Амира представляла себе этих людей в образе бедуинов). Учиться очень трудно, подчеркивал Малик. Письмо, в котором он писал об этом, было проникнуто отчаянием. В курсе истории перечислялись многочисленные короли Европы и их деяния, совершенно чуждые уроженцу аль-Ремаля.

Что касается языков, то здесь дело обстояло еще хуже. Когда Малик приехал домой на рамадан, то показал Амире свои учебники английского и французского. Буквы были странными, совершенно непохожими на стремительную арабскую вязь. Надувшись от гордости, хотя и не без запинки, Малик прочитал стихотворение знаменитого английского поэта, чье имя в переводе на арабский значило «потрясающий копьем» [1]. Английские слова производили впечатление бессмысленного шума, но Амира просила брата снова и снова повторять их.

Несмотря на двухлетнюю разницу в возрасте и вызванные ею беспрерывные ссоры, Амира и Малик были, на удивление, дружны. Это замечали все взрослые, не слишком одобряя такую близость. Тетка однажды грустно заметила, что дружба эта возникла оттого, что в семье всего двое детей — мальчик и девочка, а девочек не очень жаловали в семьях аль-Ремаля.

Теперь же, в ореоле образованности и европейского лоска, Малик стал для сестры настоящим кумиром. Она считала недели до его приезда на праздники и на летние каникулы, когда британские профессора бежали из Каира, спасаясь от египетской жары. Когда же Малик наконец приезжал, Амира буквально терроризировала его расспросами о Викторианском колледже и о предметах, которые там изучались.

В один из таких летних приездов и произошел случай, ужаснувший Амиру и одновременно вознесший Малика на еще более высокий пьедестал в ее глазах.