Отцы - Панюшкин Валерий Валерьевич (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
– Ты что, папа, светлячки – это насекомые такие. Я же собирала их летом на даче в банку. А глаза не насекомые. Глаза летают и смотрят, чтоб зверям было хорошо.
– Кряк! – говорил я, потому что твои объяснения убаюкали меня, а твой прыжок на живот застал врасплох.
– Папа, не спи. Давай я тебе лучше расскажу про кошку Мошку.
Дело в том, что наша кошка по прозвищу Мошка, кажется, опять была беременна. Тебя это обстоятельство несказанно радовало, потому что должны были родиться котята, а с котятами, пока их не раздали с невероятным трудом в хорошие руки, можно играть. Ты очень интересовалась которождением, собакорождением в том смысле, что постоянно рисовала неродившихся щенков нашей стерилизованной собаки. И деторождением ты тоже интересовалась. Во всяком случае, когда приходила к нам в гости беременная подруга, ты рассматривала недоверчиво ее живот и примеривалась к животу, пытаясь понять, как же может в таком маленьком животе прятаться такой большой ребенок.
– Папа, я что же, была величиной с кошку?
– Ну, примерно с кошку.
– Не может быть.
Беременную кошку ты рисовала вышедшей из дома и направившейся в гости.
– Что это она делает? – спрашивал я, чтобы не уснуть и не получить очередного кайка в живот.
– Это она выходит из дома и идет к соседским котам.
– А коты что?
– Коты дают ей семечки.
С этими словами ты старательно рисовала на листе рядом с кошкой семечки, похожие на тыквенные. Семечек было четыре штуки, потому, вероятно, что у кошки Мошки котят в прошлом помете было четверо.
– Что за семечки, Варенька?
– Ну, семечки такие съедобные. Кошка их съест, и из каждого семечка в животе у нее получится котенок.
28
В тот год была такая зима, после которой надо всю страну отправлять на месяц в отпуск на море. Последняя неделя марта казалась вообще невыносимой. Ты наотрез отказывалась гулять, пока не прекратится мороз. А мы не очень-то и настаивали на том, чтобы ты ходила на прогулки. В городе была объявлена эпидемия гриппа, так что береженого бог бережет.
В последний день марта мама возвратилась вечером домой с работы и пожаловалась, что как-то, дескать, особенно устала. Еще через час мама пожаловалась на сильную головную боль. Потом измерила температуру. Было 38,6. Через час температура выросла до тридцати девяти с лишним. К полуночи термометр зашкаливал за сорок. Я уложил маму в постель, надавал ей всяких лекарств, которыми положено пичкать человека, если у него грипп, и приготовился вставать на следующее утро в непривычную для меня рань, чтоб Васю отправлять в школу, а тебя кормить завтраком и развлекать до прихода няни.
– Варька же придет ко мне ночью, – пролепетала мама, ей было так плохо, что она практически не могла поднять головы и с трудом говорила. – Изолируй Варьку как-нибудь.
Ты действительно имела обыкновение, проснувшись под утро, перебежать из своей спальни в нашу, забраться к нам в постель и провести остаток ночи, обнимаясь с мамой. И это был бы, конечно, лучший способ заразить тяжелым гриппом еще и тебя. Так что с целью нераспространения эпидемии мама заперлась в своей спальне на ночь, а я пошел спать в другую комнату, куда и собирался переманить тебя ночью.
Около пяти утра ты проснулась, аккуратно обулась в тапки и пошла ломиться в дверь маминой спальни. Ты прошла по коридору, где мы нарочно на ночь оставляли гореть маленькую лампочку, и дернула дверь маминой спальни. Дверь не поддалась. Ты продолжала дергать дверь, видимо еще не проснувшись толком и не соображая, что дверь заперта. Я вышел в коридор:
– Варенька, мама заболела, к ней нельзя сейчас. Хочешь, я отведу тебя в твою спальню и уложу там. Или, хочешь, пойдем спать со мной.
– Нет, – отвечала ты, продолжая отчаянно терзать дверную ручку. – Я каждую ночь прихожу спать к маме. Мне очень нужно с мамой обниматься.
– Я понимаю, но мама заболела. С ней нельзя сейчас обниматься. А то заболеешь и ты тоже. Потому что, ты же знаешь, вирусы перелетают по воздуху.
– Злые вирусы, – спорила ты. – Но у меня ведь есть добрый вирус, которого я нашла в шоколадном яйце, и он побеждает злых вирусов.
Эти твои слова не были просоночным бредом. Ты действительно несколькими днями раньше обнаружила в шоколадном яйце сюрприз, непонятное пластмассовое существо, про которое мы думали сначала, что оно барсук, а потом решили, что оно – добрый вирус, помогающий бороться со злыми вирусами.
– О господи, да уведи ж ты ее спать! – пролепетала мама сквозь закрытую дверь. – У меня сердце кровью обливается слушать, как вы там препираетесь под дверью.
Минут через пятнадцать мне удалось-таки увести тебя спать. На следующее утро ты проснулась и спросила:
– Теперь-то мне можно к маме?
К маме было нельзя. Мама все еще лежала пластом с температурой сорок, и жаропонижающие средства не помогали.
– Тогда я передам маме посылку, можно? – сказала ты, побежала в свою комнату, извлекла из кучи игрушек замызганного маленького щенка и торжественно вручила мне: – Передай маме Дружка. Он очень помогает всегда.
С этого момента ты развернула целую кампанию поддержки больной матери. Ты заставляла няню печь какой-то специальный лечебный пирог, сама месила тесто, извозившись в муке с ног до головы, и, когда пирог был готов, просила передать его маме. Еще ты стояла под дверью и говорила:
– Мамочка, я тебе через дверь буду читать стихи, а ты слушай и выздоравливай.
Еще ты организовывала передачу воздушных поцелуев. Становилась в дальнем конце коридора, так, чтоб маме было видно тебя, если открыть дверь в спальню. Я открывал на минуту дверь, мама на мгновение отрывала голову от подушки, а ты передавала маме воздушный поцелуй и спрашивала:
– Ну что, поймала?
На четвертый день температура у мамы была все еще около сорока градусов, и ты объявила дедушке, что нужна его помощь. Несколько часов подряд вы с дедушкой вырезали из бумаги и клеили почтовый конверт величиной с ноготь. На конверте твоей рукой было написано «маме», а в конверт вложено крохотное письмо. Пока ты готовила это письмо, маме стало лучше, температура снизилась.
Вечером я передал маме это письмо от тебя. Мама раскрыла крохотный конверт и достала крохотное письмо, написанное твоей рукой. А на следующий день – поправилась. И долго еще носила с собой это маленькое письмо. Письмо состояло из двух слов: «Был дождь».
29
Теперь, наверное, ты понимаешь, какие мультичные персонажи вообще-то невоспитанные? Не знаю, почему мультипликаторы считают, что симпатичный персонаж обязательно должен быть невежей. Не знаю, думают ли мультипликаторы про то, что дети относятся к поведению мультичных персонажей безо всякой критики. Я хочу сказать, что, если ты запускала руку в банку с вареньем, можно было не сомневаться, что этому научил тебя Карлсон, который живет на крыше. А если ты во время вечернего купания во что бы то ни стало старалась пукнуть в ванной, чтобы пошли пузыри, не возникало сомнений, что этой симпатичной манере научил тебя зеленый великан Шрек.
Но хуже всех был Стич. Помнишь, такой инопланетный зверек, который в мультике дружил с гавайской девочкой Лилу, а в жизни научил мою девочку Варю отвратительно показывать язык и громить дом. После просмотра мультика один из твоих плюшевых драконов (лишь отдаленно напоминающий мультичного персонажа Стича) был назначен Стичом, и с тех пор каждое утро ты будила меня и говорила:
– Просыпайся, папа! Давай играть в Стича! – Ударение на последний слог.
А однажды мы остались с тобой на даче вдвоем. Погода была прекрасная, и я вознамерился в очередной раз поучить тебя кататься на велосипеде.
– На велосипеде? – переспросила ты. – Хорошо, мы поедем на велосипеде в дальний магазин и возьмем с собой Стича.
– Может, возле дома покатаемся? – вяло возражал я твоим наполеоновским планам.
До дальнего магазина километра полтора. Ты не умела еще кататься на велосипеде, и, чтобы ты ехала, приходилось бежать рядом с велосипедом и придерживать тебя за шиворот, иначе ты падала. А я не в достаточной степени спортсмен, чтоб пробежать полтора километра туда и полтора километра обратно. А тут еще мне предстояло не только бежать, не только держать тебя правой рукой за шиворот, но еще и левой рукой держать проклятого Стича, а головой выдумывать за него смешные реплики, ибо игра в Стича состояла в бесконечном диалоге Стича и Вари.