Мент, меч и муж - Малахова Валерия (список книг txt) 📗
В любом случае, в пистолете еще два патрона, а на него покушаться не стали.
Направлялись мы в квартал, куда я бы сама не сунулась. Не имею дурной привычки в одиночку шляться по притонам. Вот с патрулем можно… если нужно.
Вместо патруля у нас нынче мрачный кехчи, а в роли арестованной – я. Однако же причудливо тасуется колода…
Нет двух одинаковых городов, как и двух одинаковых людей. И нет в одном городе двух одинаковых кварталов. Порой за благообразными фасадами скрывается крысятня; бывает, что в покосившихся халупах встретишь чистую и непорочную любовь. Хотя в хибарах непорочную любовь, конечно, встречаешь реже, чем во дворцах, – обстановочка для романтики неподходящая. Но местам, по которым мы шли, и не пытались придать какое-то благообразие. Так опустившийся алкаш не скрывает подбитого глаза и сальных пятен на рубахе – ему все равно.
Вонь разложения, сладкий запах гнили, от которого к горлу подступает тошнота, что-то кислое… Слизь на потрескавшейся стене дома. Ребенок, играющий с облезлой кошкой. Лохматая бабища неспешно ощипывает ворону, даже не пытаясь отогнать мух. Мычание – не отчаянное, а какое-то деловое: нечто без пола и возраста, измазанное донельзя, пытается выбраться из канавы. За ним серьезно наблюдает тоненькая большеглазая девочка, время от времени швыряя камешки прямо в физиономию неряхи. Веселые места, что и говорить.
С этой стороны город был укреплен еще хуже: половину камней ушлое местное население из стены выколупало и на заборы растаскало. Вряд ли стражники каждую ночь обходят здешние улицы. Разве что десятой дорогой. Интересно, какой дорогой можно обойти улицу?
Кехчи подошел к… хм… строению. Двухэтажному. Каменному, ага. Ну очень высокий сарай с маленькими бойницами – назвать их окнами у меня язык не повернется. Это они стену сюда не разбирая уволокли, что ли? Дверь узкая, над ней – пара окон… н-да. Похоже, стену точно сняли с одного места и засунули на другое. Уж больно бойницы грамотно расположены – слепых зон почти нет. Или просто строил мастер. Такой сарайчик штурмовать – роту ОМОНа положишь почем зря.
Над дверью вывеска: поднявшийся на задние лапы медведь, у которого над головой парит… птица. Топтыгина узнать еще можно: реконструкторы у нас в N-ске любят лепить куда попало гербы позаковыристее. Так что это медведь, а не лев и не кобыла. А вот пернатое чудо я идентифицировать не смогла.
Ящер кивнул мне на дверь. Ну, конечно, сам открывать не собирается. Что логично: стукнуть по голове сзади в случае чего намного легче, чем спереди. Впрочем, бежать я и не думала. Только не здесь. Кехчи в этом гадюшнике то ли свой, то ли успешно притворяется, а на одинокую женщину охочие всегда найдутся. От одного, допустим, отобьюсь. Ну, от парочки. А дальше?
Прохладное дерево под руками. Темнота за входом. И наверняка за дверью кто-нибудь следит: незваный гость не сможет сразу разглядеть, кто сидит в здании. Фора в пару секунд, но их слишком часто оказывается достаточно.
В нос бьет запах дрянной еды. Таверна, конечно же. Кехчи несильно подталкивает в спину. Глаза привыкают к полумраку: ага, вот тут лестница на второй этаж. Сюда, значит.
– Впьрь’од…
Хорошо, уже иду. Ступени не скрипят, хорошие такие ступени, надежные. Косой взгляд налево, на общий зал: ни одна зараза не смотрит в нашу сторону. Очень старательно отводят глаза и что-то жуют. Плохо. В голову лезут всякие глупости типа «никто не узнает, где могилка моя». Гоню их прочь.
На втором этаже узкий прямой коридор и ряды дверей. Похоже, «Медведь и какой-то птеродактиль» – это постоялый двор для избранных.
– Сьюд’а…
Комната производит неожиданно хорошее впечатление. Чистая, хотя и темноватая. Большая. Пять узких застеленных кроватей, у окна валяется тюфяк, у двери друг на друга сгружены три соломенных матраса. Бойница очень узкая, вдобавок затянута мутной пленкой – не вылезу. Да и не собиралась, но все равно грустно. Люблю иметь в запасе отходные пути.
– Н’адо жд’ать. Йессть будьешшь?
А почему бы и не отобедать на халяву?
– Буду.
Кехчи выглянул в коридор, что-то крикнул. Через несколько минут появился угрюмый мужик с подносом. Вполне пристойная похлебка, пара ломтей хлеба, чесночина, дрянное пиво…
Пиво я отставила, остальное умяла за милую душу. Ящер все это время молча меня разглядывал. Его мимика оставалась тайной за семью печатями, ну не разбираюсь я в рептилиях. Что-то он для себя решал. Вертел Айсуо так и эдак (я дернулась, когда младенца перевернули головой вниз), шипел и щелкал. Когда с едой было покончено, снова позвал подавальщика, и поднос убрали. Дальше сидели молча. Я расслабилась, даже задремала. Все равно не убегу, когда еще высплюсь – неизвестно, так хоть отдохну немного.
Скрип двери заставил вскинуться. Предупреждающее шипение слева – да успокойся же, ящер, никто не собирается бросаться твоему хозяину на горло! Нарочито медленно и спокойно я уселась обратно на кровать, потерла ладонями глаза. Украдкой зевнула. И пригляделась к вошедшему.
Передо мной стоял тот самый человек, который предъявлял права на загнанного в угол ящера. Ну, не то чтобы я кого-то другого ожидала… Теперь его можно было разглядеть поподробнее. Рост – около ста восьмидесяти сантиметров, плечи широкие, волосы густые, прямые, ниже плеч, пробор посередине, цвет волос – темный, с проседью, цвет глаз в полумраке комнаты не разобрать, но вроде карие. Лицо овальное, нос прямой, с едва заметной горбинкой… Таблица словесного портрета потихоньку заполнялась в голове. Лоб прямой, высокий, брови дугообразные, мент ты, Яна, и ментом помрешь, рот средний, уголки губ опущены… Когда-то я искренне удивлялась: как можно красивого мужчину описывать сугубо протокольными терминами? Давно удивлялась, еще в школе. Вот так и можно, запросто. «Красивый» – это термин субъективный, каждый создает собственный идеал, в Индии вон вообще толстые мужики ценятся. Телосложение, кстати, крепкое, атлетический тип…
На описании одежды я споткнулась. Ну, штаны, больше похожие на колготки, если честно. Тут бо?льшая часть мужиков в подобном ходит, так что мой новый знакомец только следует местной моде. Сапоги. Поднимаем взгляд выше – видим интересную вещь: стеганый серый вроде бы жилет, но с длинными рукавами и кожаными накладками на плечах. Из-под него высовывается ворот серой же рубашки, а поверх – черная накидка до колен с разрезами по бокам. Наверняка для всего этого то ли великолепия, то ли безобразия существуют специальные термины, однако я их не знаю. Ну вот не изучали мы в Институте внутренних дел средневековую одежду! Эх, и почему я на историка не пошла?
Потому что в университете у отца связей не было, а в ментуре – были. И вообще, какая сейчас разница? Важно совсем другое: глаза у вошедшего холодные и оценивающие. А движения – плавные и очень-очень уверенные. Осторожнее, Яночка, перед тобой опасный тип. Судя по спокойному поведению там, в переулке, – не истерик. С одной стороны, это здорово, с другой – как знать…
– Как тебя зовут?
Угу, не истерик точно. Голос тихий, но властный, приказывать явно умеет и привык. Ну, учитывая двух кехчи, удивляться нечему. А ответить лучше быстро.
– Яна Герасимова. Герасимова – это… родовое имя.
– Идем со мной.
Встаю. Идем. Айсуо остается у кехчи – плохо. Спускаемся на первый этаж, потом еще ниже – то ли погреб с кучей мелких кладовочек, то ли подземные апартаменты. Холодно, я невольно ежусь. В тот же миг накидка похитителя оказывается на моих плечах.
– Спасибо.
Ответа нет. Заходим в одну из дверей. Там, на земляном полу, валяется уже знакомый мне труп. Широкоплечий красавчик хмурится, жестом велит подойти поближе к телу.
– Как он умер?
– Убили. Топором. – Боюсь, раздражение в моем голосе все же прорывается. Я ведь уже все объяснила! И даже если незнакомец на публичной лекции не присутствовал – не маленький ведь, может все сам разглядеть. Воину объяснять прописные истины – последнее дело.
– Когда?
