Слово Императора (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна (читать книги регистрация .TXT) 📗
А рудник… тоже, увы, понятно и объяснимо. Страна истощена войной, жители истощены войной, и некоторые, прежде не помышлявшие о преступлении как о способе решения своих проблем, сейчас дошли до грани. Преступность в последние годы вообще сильно выросла, и с этим тоже надо было что-то делать. Как и с разросшейся армией, напоминающей в финансовом смысле бездонный омут, и с неурожаями, требовавшими докупить недостающее у соседей, и ещё с сотней крупных и мелких напастей, разъедавших совсем недавно благополучную страну. Сейчас, когда появилась возможность расформировать большую часть армии и высвободить тем самым нужные ресурсы, всё это пока выглядело поправимым: очень вовремя мы спохватились.
Вступая в войну, Шидар явно не ожидал, что она так сильно затянется.
Императрица Александра Шаар-ан, Империя Руш, замок Варуш
Не хотелось это признавать, но я, кажется, здорово переоценила свои силы. От кабинета до покоев было недалеко, но через несколько шагов я начала здорово сомневаться в своей способности преодолеть этот путь. Голова закружилась, и пришлось привалиться к стене всего в нескольких метрах от приёмной, пережидая дурноту, чтобы не рухнуть посреди коридора.
Прикосновение к затылку прохладного полированного камня приободрило и прочистило голову. Попыталась высказаться гордость, утверждая, что обращаться за помощью — недостойно и вообще стыдно, но была быстро и невежливо заткнута. Потому что растянуться по дороге было ещё менее достойно, а не попросить помощи, когда она действительно объективно нужна — ещё и глупо.
Но когда я почти уже отклеилась от стены, чтобы ретироваться обратно в кабинет, меня отвлёк чужой смутно знакомый голос, прозвучавший совсем рядом. Голос был странный — высокий и хриплый, каркающий.
— Всё-таки, хороша, девка!
Вздрогнув от неожиданности, я распахнула глаза, дабы выяснить, кто это такой разговорчивый. Увиденное меня, мягко говоря, озадачило.
Рядом стояла старуха. Скрюченная, высохшая, древняя, маленького роста, со сморщенным лицом и крючковатым носом; она напоминала какую-то странную птицу, да ещё кажется давно и безнадёжно мёртвую. Длинные редкие седые волосы были разделены на пряди, часть которых была переплетена пёстрыми шнурками, а часть — прихотливо перехваченные нитками, и клоками свисали до талии, занавешивая женщину дымчато-серым паутинным покрывалом. Традиционный местный наряд, в устройстве которого я не стала разбираться сегодня утром, напоминал на ней старый саван, особенно — своим пыльно-белым цветом.
И только глаза — внимательные, ярко-жёлтые, звериные, — выбивались из остального образа. В них была властность, мудрость, но совсем не было старости.
— Кто вы? — решительно отстранившись от стены, спросила я. Старуха не спешила отвечать; восхищённо цокая языком, как будто на рынке приценивалась к приглянувшейся кобыле, она начала обходить меня по кругу, цепко придержав за локоть, когда я попыталась повернуться к ней лицом.
— А Владыка-то наш не промах, — противно ухмыльнулась она, принюхиваясь. — И страной управлять успевает, и жене ноги раздвигать не забывает!
— Какое ваше… — раздражённо начала я, очень жалея, что передо мной стоит такой ветхий музейный экспонат, и я не представляю, как можно её урезонить со скидкой на древность и субтильность. Первый приходящий в голову вариант «кулаком в ухо» можно было трактовать как преднамеренное убийство. Второй — пару забористых оборотов непечатного характера — встал поперёк горла: воспитание и поколения венценосных предков были категорически против.
— Молчи, девка, я говорю! — властно оборвала она. — И вообще, я тебе добра желаю, — вполне миролюбиво заключила старуха. — Не признала, беззубая? Ты из моих рук вчера чашу с кровью брала, жрица я. Ни тебе, ни мужчине твоему худого не сделаю, — сухая ладонь кандалами сомкнулась на моём запястье, и женщина потащила меня по коридору. Поскольку направление совпадало с нужным, а слабость почему-то отступила, я покорно поплелась следом. Во всяком случае, до императорских покоев нам по пути. — Шидар упрямый дурак, — проворчала она. — Неправильная война, гадкая, подлая. Хорошо, мальчишка умнее оказался, прекратил, тебя взял. Выйдет дело, чую — выйдет! Хорошее дело выйдет, ладное, — бормотала старуха, и я не особенно вслушивалась.
К моему удивлению, жрица привела меня именно туда, куда нужно было, то есть — в покои. Невозмутимо втащила внутрь, подвела к накрытому на двоих столу и кивнула на кресло, а сама удивительно царственным движением, не вяжущимся с согбенной спиной и шаркающей походкой, опустилась напротив. Я озадаченно огляделась, не понимая, кто и когда успел исполнить моё желание об обеде. Происходящее мне не нравилось чем дальше, тем сильнее. Зрела твёрдая уверенность, что старуху эту слушать не следует, а делать то, что она говорит — тем более. Хотя есть хотелось просто зверски; утром желудок от мыслей о еде порывался вывернуться на изнанку, а теперь явно угрожал готов переварить самого себя, если не подкинуть ему чего-нибудь более существенного.
— Ешь, девка. Тебе сил много надо, и сейчас, и потом, — подбодрила меня безымянная жрица. Я вспомнила, что Руамар упоминал о неспособности жриц на предательство, и решила рискнуть.
Вот что мне действительно нравилось в Руше, так это их кухня. Много мяса, пряностей, свежие фрукты и овощи: то, что я больше всего любила, и чего мне так не хватало на армейском довольствии. Судя по температуре горячих блюд, — а они действительно были горячими, — на стол накрыли буквально перед нашим приходом.
— Ешь, ешь, — одобрительно кивала старуха, внимательно наблюдая за моим выбором блюд. — Это молодец, это правильно. Есть хорошо надо. И на вопросы мои отвечать. Муж твой первым у тебя был?
— Да какое… — опять попыталась возмутиться я, но жрица опять рявкнула, звучно хлопнув ладонью по столу.
— Отвечай!
— Да, — кивнула я. И с подозрением воззрилась на старуху; обсуждать с ней подобные вещи я не планировала, тогда почему ответила?
— Утром он тебя лечил? — пристально буравя меня взглядом, продолжила женщина лезть не в своё дело. И опять я не смогла промолчать.
— Да.
— Молодец, мальчик, — удовлетворённо сощурилась она.
В еде всё-таки что-то было? Нечто вроде сыворотки правды? Или какое-то другое зелье?
Мысли метались лихорадочно, но никаких побочных эффектов я у себя найти не могла. Не кружилась голова, не рассеивалось внимание, просто я не могла не делать то, что она мне говорит. И это уже пугало.
Я попыталась встать, но жрица опять, не отрывая взгляда от моего лица, припечатала короткой командой:
— Сидеть! И слушать. Упёртая какая… Тяжело с вами, все с характерами, все упрямые. Говорю же, добра желаю! — сурово нахмурилась она, когда я опять попыталась встать. Ощущение было такое, будто на меня сверху положили что-то мягкое, обволакивающее и очень тяжёлое, да ещё проклятая слабость навалилась с новыми силами. — Ну, девка! Огонь! — старуха вдруг опять восхищённо прицокнула языком, ухмыльнувшись. — Хорошо выйдет! Очень хорошо выйдет! Значит, так. Ты жить хочешь? — сощурилась жрица. — Тогда сделаешь, что говорят! — она с неожиданной для такого возраста прытью поднялась, обошла стол и, обхватив мою голову ладонями за виски, приблизила лицо к моему, буравя взглядом.
Я почувствовала, что всё сильнее начинает кружиться голова. Жёлтые глаза на сморщенном лице горели огнём и даже почти обжигали. По ощущениям — жгло где-то внутри головы; остро, на грани боли. Мысли рассыпались на обрывки, отдельные бессвязные слова и образы, и спекались в плотную бессмысленную массу. Я даже как будто слышала запах гари.
Зрение тоже не слушалось; я видела перед собой лишь жёлтые звериные глаза с тонкими ниточками зрачков, а вокруг них — мутные пёстрые пятна. Звуки вокруг были гулкими и невнятными, как в трубе: какие-то шорохи, возгласы, мерный звонкий стук молота по наковальне и бессвязное бормотание старухи.
— Вот и славно, вот и правильно. Забыли, всё забыли, потеряли, забросили… Ничего, старая Рууша помнит, старая Рууша сделает, как надо! Первопредок радоваться будет. Ладно всё выйдет, хорошо. Всё, что забылось, вспомнится! Исправится всё, пора!