И остался Иаков один - Воронель Александр (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Хотя новая картина мира вовсе не завершена и даже весьма далека от завершения, ее основные черты уже ясно обозначились. Эти основные черты настолько противоположны старой детерминистской и объективистской картине, что изменение никак не может быть сведено к какой-либо форме развития. То, что многое в этой новой картине остается неизменным с античных времен, не меняет того факта, что последовательное движение не ведет от старых представлений к новым. Соотношение рационального, эллинского и реалистического, иудейского (популяризаторы любят называть этот элемент "сумасшедшим" - "Безумные идеи"), логического и парадоксального, - в новой картине совершенно новое и не сводится к обогащению прежних представлений. (В некотором отношении современные представления даже беднее, так как заведомо запрещают нам некоторые мыслительные операции с природными объектами, а прежде таких ограничений не было).
Здесь кажется вполне уместным представление о системе вложенных друг в друга по иерархическому признаку теоретических картин реальности.
Действительно, так же как вся геометрия Евклида входит частным случаем, клеткой, в Эрлангенскую программу, рассматривающую возможность существования целой системы различных геометрий, так и специальная теория относительности включает законы Ньютона в некотором частном случае, а квантовая механика может в каком-то пределе включить, как частный случай, классическую, не зачеркивая ее области применения.
Но тут же поджидает нас и разочарование в этой стройности: такие операции возможны только с "теоретической", то есть до конца формализованной, - то есть мертвой реальностью, заведомо схематической и в своих посылках конечной. В отношении живой науки как мировоззрения такая операция невозможна, и несовместимость новой картины со старой остается свидетельством существования разных типов мышления, как различных цивилизационных признаков. Так, видя сходство кошки с тигром, мы, тем не менее, вынуждены признать, что между ними нет ни взаимоотношений общего и частного случаев (тигр не включает кошку в качестве частного случая), ни взаимоотношений оригинала и его развития (тигр не развился из кошки). Между тем, если мы убьем обоих и, подсушив, разложим их косточки во взаимооднозначном соответствии, мы, возможно, и сумеем предложить такие геометрические преобразования, которые превратили бы эту "теоретическую" кошку в "теоретического" же тигра. Таким образом, мы сразу видим, что и польза от этого могла бы произойти только для систематики и типологии, позволивших увидеть, что оба эти организма произошли от одного предка и типологически различны. Внутри времени жизни такого организма, пожалуй, актуально и понятие развития.
О современной науке можно сказать, что она развивается, но она развивается не от того корня. Генетически она представляет собой совсем иное сочетание эллинских и библейских элементов, чем наука XVII - ХIХ в.в., которая, возможно, умирает. Этот новый образ мыслей, связанный с современной наукой, не только новая идеология, но и - другой тип души.
Эйнштейн пришел к более общему единству, чем было достигнуто до него, не потому, что таков единственно возможный теоретически мыслимый путь, а потому, что цельность сознания у Эйнштейна и стремление к единству в современном ему мире сильнее, чем стремление к объяснению наблюдаемых фактов. Тот факт, что Джойс и Кафка, а также модернистская живопись, искажающая натуру в зависимости от настроения художника, оказались современниками теории относительности и квантовой механики - не случайность, а социальный признак, характеризующий специфический душевный склад, который начинает играть ведущую роль в духовной жизни современного общества. С. Кьеркегор, который был известен своим современникам только как блестящий стилист, - вдруг, благодаря Л. Шестову, М. Буберу и другим современникам Ф. Кафки (а, следовательно, и вышеупомянутых теорий в науке) стал основателем целой философской, - и даже более чем только философской, жизненной, - школы, так что его весьма своеобразная душевная жизнь превратилась в некую экзистенциалистскую норму, противопоставленную детерминизму "науки" и "объективизму" (гегелевской) философии.
Современного типа единство, несомненно, ближе к библейским запутанности и парадоксализму, определяющим динамику, чем к гомеровской пластической гармонии, но оно, конечно, продолжает заключать в себе оба элемента. Соотношение между иудейским (здесь это то же, что христианским) и эллинским элементами в современной научной картине мира совсем не то, что в картине, созданной Возрождением. Если наука того времени взяла от христианства (здесь это то же, что и еврейство) только стремление к единству мира, то в науке XX в. явно присутствуют представления о свободе воли11, взаимодействии, обязывающем обе стороны, влиянии возможного и, следовательно, будущего на действительное, то есть настоящее, и другие признаки библейской идеологии. Также и ясно обозначившаяся тенденция к распространению на гуманитарные области научного подхода, соответствующего специфике объекта (теория информации, кибернетика, семиотика и т.п.) - в отличие от прежних вульгаризаторских попыток - свидетельствует о гораздо более высоком типе единства (и более близком к библейскому), которому соответствует современный идеал. Но принципы связи элементов между собой и вычленения образов из реальных объектов остаются эллинскими и в современной науке. Точно так же осталась эллинской манера представлять результаты в качестве "объективной" истины при помощи логических или эмпирических доказательств. Только благодаря этому был возможен самообман, позволивший Эйнштейну или творцам квантовой механики думать, что они только дополняют и развивают существующую науку, а не создают в корне новую.
В нашем мире, по-видимому, действительно произошло нечто необычное. С одной стороны, подтверждается тезис О. Шпенглера о закате Европы, ибо закат определенного круга идей и чувствований произошел, и старый тип гуманизма агонизирует. С другой стороны, почти на наших глазах сложились камни для фундамента совсем иной культуры, которая бурно растет и пугает своим витализмом приверженцев старой. Быть может, мы не заметили перелома, который заставит в будущем считать время между двумя мировыми войнами началом новой эры?
_______________________________________________________________________
1 Такая особенность Гомера и всей последующей греческой литературы положена С.С. Аверинцевым в основу различения античной "литературы" от "ближневосточной словесности". которая, по-видимому, в основном, сводится к Библии. Нижеследующие заметки можно было бы рассматривать как распространение этого различения на научное мышление, если бы я мог добиться такой же полноты аргументации ("Вопросы лит.". № 2.1971). Однако в другом отношении различие, которое отмечает С. Аверинцев. неполно. Он видит (как и многие предшественники) в библейском сознании примат времени в противоположность гомеровскому примату пространственного восприятия. Но для физика очевидно, что различие между ними - не различие временного и пространственного восприятий (в Библии и в Гомере можно (см. стр. 62) найти множество гегенбайшпилей, опровергающих общее впечатление пространственной обедненности Библии и статичности Гомера), а различие между четырехмерным миром, в котором время - одна из координат и трехмерным, в котором время уникальная общая ось, на которую насажены все системы координат, то есть различие между эйнштейновским и ньютоновским мирами (уникальность оси времен в классическом мире и вызывает искушение отделаться от времени вообще, например, системой вложений или путем введения циклов).
2 Л. Ландау говорил, что есть два способа научной деятельности: "Делать то, что нужно - так как можно; или то, что можно - так как нужно".
3 В мусульманской Испании X - XII вв. "греческая мудрость" настолько прочно вошла в культурную жизнь евреев, что ученые не верили, будто когда-то евреи существовали без нее. Бытовало предание, что Сократ и Платон были учениками пророков и что греческая мудрость заимствована из еврейских книг, затерявшихся во время разрушения Второго Храма.
