Народ Великого духа - Михайловский Александр (читать полную версию книги txt) 📗
– Отче не фанатик, – сказал я, – и понимает, что мы сейчас находимся во временах гораздо более древних, чем официальная христианская дата [11] сотворения мира. Поэтому большая часть христианского Писания, за исключением Книги Бытия, утратила свою силу, так как описанные там события еще не произошли, а Писание Шестого Дня Творения еще предстоит создать. Может получиться классическая ситуация, в которой обычно оказываются добрые люди, приносящие просвещение в темные человеческие массы и забывающие, что помимо просвещения требуются еще и твердые нравственные основы, а также вера в то, что жизнь имеет смысл, выходящий за рамки удовлетворения первичных потребностей тела. Отец Бонифаций сказал, что человек без веры превращается сначала в зверя, потом в беса, и я с ним согласен. Двоих, точнее, троих, таких бесов в человеческом обличье нам уже пришлось истребить из состава своего общества, и я не хочу, чтобы в таких бесов превратились наши потомки.
– Так что же, – спросил дед Антон, – все, что мы делали, получается зря?
– Да нет, не зря, – ответил я, – мы все делали правильно, но недорабатывали по части духовного развития. Я давал нашим девочкам все что мог – и своими проповедями-притчами, и личным примером, но думаю, что этого было недостаточно и, как бы это сказать, фрагментарно и факультативно. Я же все-таки не специалист-миссионер, а любитель. Выше головы не прыгну. Нашему племени, – точнее, народу, – необходимо целостное мировоззрение, которые полностью объясняли бы существующую картину мира и побуждало бы общество и дальше двигаться по пути технического и духовного развития, невзирая на нашу неизбежную кончину.
Виктор Легран, который как мог переводил мои слова на латынь, вдруг поднял руку, призывая ко вниманию. Отец Бонифаций заговорил – и его слова оказались воистину важными.
– Когда на землю прийти Христос, – перевел Виктор, – человек был поражен множество духовный недуг, который мы называть грех. Алчность, честолюбие, гордыня, зависть, свирепство и похоть терзать его душу, не давать достичь, как это будет по-русски, перфексион…
– Совершенство, – подсказала Витальевна.
С тех пор как стало понятно, что новоприбывший священник не собирается внедрять тут средневековый взгляд на гигиену как на препятствие к спасению души, она успокоилась и слушала эту импровизированную проповедь с величайшим вниманием.
– О да, – сказал Виктор Легран, – совершенство. Христос прийти лечить тот грех, но получиться плохо, потому что болезнь быть очень старый. Тут такой не быть. Грех еще нет. Есть голод, который делать человек людоед или разбойник. Клан Волк не брать еда больше, чем может есть, а если сам охота хорош, он грабить нет. Племя Огня голод нет, алчность нет, честолюбие нет, гордыня нет, зависть нет, свирепство нет, и похоть тоже нет. Когда месье Андре убивать враг, он не делать это ради сам смерть, и не делать это самый страшный способ, а когда ваш голый мужчин и женщин купаться в реке там нет похоть, месье Бонифаций специально смотреть. Он видеть – никто не хотеть чужой жена. Красиво есть, любовь есть, похоть – нет!
– Хорошо, Виктор, – сказал Андрей, – мы тебя поняли. Теперь спроси у этого падре Бонифация: у него есть какие-нибудь конкретные предложения или только благие пожелания?
– Да, есть, – перевел Виктор, – он хотеть смотреть наше племя, чтобы пытаться понять. Все понять, как мы жить, во что верить и что сделать так, чтобы грех тут не появляться. Ведь если начать бороться с грех, который нет, так он обязательно и появится. Когда он понять, то говорить с вам, и мы все решить, быть или не быть.
– Очень хорошо, – сказал Андрей, – спасибо за перевод, Виктор. У кого есть какие мнения?
– Тут кое-кто заметил, – сказала Витальевна, – что когда с нами нет Петровича, из церемоний и всего прочего исчезает какой-то неуловимый объединяющий нас дух. Ты уж извини, Андрей, но из тебя исполняющий обязанности шамана примерно как из меня прима-балерина. Так что я только за. Душа – достаточно тонкая материя для того, чтобы ей занимались профессионалы. Мы же все по происхождению христиане, даже кодекс строителей коммунизма берет начало в десяти заповедях, и единственное, что нас в нем не устраивает – фанатизм некоторых деятелей, желающих быть святее самого Творца.
Мы с дедом Антоном переглянулись и кивнули, и тогда Андрей сказал:
– Предлагаю общим решением совета вождей одобрить такой подход и возложить ответственность за данные действия на товарища Грубина. Сроку падре Бонифацию – ровно до осеннего равноденствия, ибо к тому времени, когда осенью начнется ход лосося, надо будет уже начать проповедь. Или не начинать; но это зависит от того, как сложатся обстоятельства.
Мы подумали и дружно подняли руки, после чего вопрос был решен. Демократия же, ептить, причем с эпитетом «военная».
Но на этом разговор не закончился, ибо весь изюм был впереди. Когда компания уже собралась расходиться, (то есть разъезжаться) по рабочим местам, я попросил их всех задержаться еще немного и торжественно возгласил: «Черный ящик в студию!». Ну чисто Якубович, когда он дает победителю выбор между миллионом рублей и котом в мешке. А ящики и тащить никуда не надо. Еще когда мы были на подходе, их извлекли из трюма и аккуратно складировали под полубаком, для пущей незаметности задрапировав брезентом. И вот появляются Вауле-Валя и Орите-Оля и сдергивают эту драпировку, обнажая покрашенные оливково-зеленой краской ящики типа «от мала до велика», с натугой берут один из них и тащат под ноги всей честной компании. Отвинчиваются заранее отпущенные и смазанные барашковые гайки, снимается крышка – и глазам Совета Вождей предстают пять помповых дробовиков в армейском исполнении времен первой мировой войны. Но на этом шоу не заканчивается. Мои жены тащат еще один ящик, в котором обнаруживаются пять винтовок Спрингфилда образца третьего дробь шестого (под патрон с остроконечной пулей) года. За ним вытаскивают ящик с двумя пулеметами Льюиса и ящик с разобранным станковым пулеметом Браунинга (прихватил для полноты картины). Следом появляются два ящика поменьше: один с автоматическими пистолетами, другой с револьверами Кольта (впрочем, под один и тот же патрон). И в самом конце публике демонстрируют ящик с американскими гранатами, внешне похожими на лимонки, и ящики с патронами всех трех типов. Внутри каждого ящика один из двух цинков был заранее вскрыт для демонстрации публике смертоносного содержимого. Ну прямо какая-то оружейная выставка на выезде…
Товарищ старший прапорщик запаса, главный бенефициар всего этого мероприятия, сначала непонимающе смотрит на представленное его очам богатство, потом, коротко и емко выразив свои эмоции, при всеобщем молчании спрашивает низким голосом:
– Откуда все это, Петрович?
– Там, – говорю я, – у устья Гаронны, километрах в пяти от Серегиного лагеря, валяется груда металлического хлама, некогда бывшая американским грузовым пароходом начала двадцатого века. Провалившись во временную воронку, за счет разницы в уровнях океана, сия посудина упала с высоты нескольких десятков метров на прибрежный лес и разбилась при этом вдребезги. Случилось это в середине зимы, точнее сказать трудно. Падение с большой высоты, взрыв котлов и водопад хлынувшей следом морской воды не оставил команде ни единого шанса, так что похоже, что спасшихся не было. Серега обнаружил это безобразие несколько дней назад во время охоты и сам провел первичное обследование. Тогда же выяснилось, что в ходе этого крушения большая часть груза осталась под обломками, но часть ящиков разбросало по окрестностям, и в них находятся оружие и боеприпасы, и ничего более… Судя по всему, пароход перевозил американское оружие на первую мировую войну и должен был разгружаться в Бордо. Быть может, он и в самом деле совершал некий маневр, спасаясь от германской подводной лодки, после чего со страшным шумом загремел к нам сюда. Но и это далеко еще не все. В последнее время у нас тут стало буквально не протолкнуться от эмигрантов из различных эпох. Сначала в прошлое отправляемся мы, причем добровольно. Потом некто свыше подкидывает к нам на порог французских детишек. Потом совсем рядом с нами, в масштабах планеты, плюс-минус лапоть, падает пароход с оружием. Потом от гильотины монтаньяров к нам спасается Виктор де Легран с матушкой и маленьким братишкой, причем в итоге они оказываются в том месте и в то время, где мы сумели их подобрать. Потом на далеком берегу группа кельтов седьмого века, убегающая от саксонского военного отряда, оказывается в нашем времени – и, надо же, как раз там, куда некоторое время спустя причаливает «Отважный» в поисках кристаллов касситерита… Совпадений так много, что они наводят на размышления: а не задумка ли все это патрона отца Бонифация? И в то же время возникают подозрения, что следующий визит незваных гостей может оказаться и не таким приятным, как предыдущие. Нам что немцы из тысяча девятьсот сорок третьего года, что легионеры Цезаря, что крестоносцы из времен Альбигойских войн, что арабы и паладины Карла Великого времен битвы при Пуатье – все одно враги лютые, и разговор у нас с ними может быть только через прорезь прицела. Поэтому ради самостоятельного развития никакого табу на тот пароход и его груз я накладывать не буду. Возможно, это наша единственная возможность избежать серьезных неприятностей.
