Повелитель Вселенной - Сарджент Памела (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
Он не выступит в поход вместе с сыновьями и не будет руководить сражениями. Возможно, он даже не узнает, Чем они кончатся. Самое трудное — заглянуть в себя и увидеть то, что усиливает мученье: мир, каким он будет, когда сам он больше не будет жить в нем.
Есуй, лежавшая рядом, шевельнулась. Она всегда была рядом, каждую ночь лежала под одним с ним одеялом. Спектакль требовал, чтобы он спал с женщиной.
Она назвала себя его тенью и сама казалась собственной тенью. Уверенность, звучавшая в ее голосе, исчезла, он чувствовал, что она испытывает жалость к его врагам. Жалеть его она не осмелилась бы.
Как же она злила его, когда набиралась храбрости говорить открыто о его кончине и необходимости избрать наследника. Ему особенно горько было сознавать, что она озабочена делами, которым придет черед после его смерти. Теперь же он умирал, и она больше не заводила разговора об этом, будто речь могла зайти о ее собственном отречении.
Как он некогда боялся смерти! Даже теперь все в нем восставало против такой участи, но спасения не было — никакие генералы не отразят ее, никакая охрана не прикроет его своими телами, никакие шаманы не могут прогнать ее, никакой эликсир… никакой Бог. Он отступил от смерти, как, бывало, действовал в сражении с противником. Вскоре ему придется повернуть и пойти на нее лоб в лоб.
Некогда с ним говорило Небо. Голос Тэнгри был такой же четкий, как и у окружавших его людей, а его сны показывали ему волю Неба. Его успехи несомненно доказывают то, что им руководил Бог, и все же он осознал, что великий мир, которого он не может завоевать, видимо, становится все больше. Порой казалось, что он был властелином мира по-настоящему лишь в мальчишеские годы, когда во сне вознесся душой на вершину горы и увидел стан, уходивший за горизонт, а не сейчас, когда все эти покоренные страны платят ему дань.
Вот он снова мальчик, сидящий в юрте Дая Сэчена, рассказывающий Бортэ и Анчару свой сон. Он не ведал, как найдет дорогу на вершину горы, но у него не было ни тени сомнения, что найдет. Небо подвергло его испытанию, выковав из него меч, которому предстояло объединить всех, живущих под Вечным Голубым Небом. Он получил свой первый важный урок после смерти отца: всякий, кто не покоряется ему, становится его потенциальным врагом, и он не будет в безопасности, пока все эти враги не покорятся ему или не будут уничтожены. Он мог бы и не усвоить этого, если бы не стал отверженным.
«Тэмуджин», — сказала Оэлун. Последнее время он все чаще слышал ее голос, звавший его. Из всех женщин, которых он знал, его пугали только мать и Бортэ, потому что, как ему было известно, они любили его по-настоящему. Их советы были весомыми, но он относился неприязненно к власти, которую они имели над ним.
— Бортэ, — прошептал он.
В своей первой важной битве он сражался за нее, но, признав Джучи сыном, он как бы частично расплатился за то, что отбил ее. Он всегда подозревал, что сын человека, умыкнувшего Бортэ, в конце концов может стать его врагом. Когда Нинься будет взят, а цзиньцы усмирены, он накажет Джучи за его оскорбительное поведение, за отказ вернуться к нему в лагерь, за то, что тот воображает, будто может стать таким сильным, что бросит ему вызов.
Но Джучи умер. Он забыл это, как многое забывал последние месяцы. Гонец доставил ему это известие весной. Он справил тогда тризну по Джучи и отправил послание его наследнику Бату. Со смертью Джучи была устранена серьезная угроза единству его улуса, но потеря старшего сына Бортэ приблизила и собственную смерть.
Слишком многих уж нет — Мухали, верного Джэбэ, часто изменявшего Даритая, приемного отца Мунлика, душа которого быстро отлетела вслед за душой Оэлун, генералов и верных сподвижников, сыновей и внуков, которых он едва знал, и Джамухи. Он мог еще погоревать о своем анде, но стать тем, что хотел сделать из него Джамуха, значило бы свернуть с предначертанного пути, стать всего лишь одним из многих вождей. Его народ продолжал бы заниматься сведением старых счетов и никогда бы не познал величия. Джамуха был еще одним испытанием, которое послало ему Небо. Он поверил в это, и теперь Небо молчало.
Жара в шатре угнетала. Он думал, не возвращается ли лихорадка. Его страсть к Хулан тоже была лихорадочной, но, завоевав ее любовь, он бы лишь ослаб. Она бы размягчила его сердце своей жалостью к его врагам. Он понял это, когда его перестало лихорадить из-за нее. Любить какую бы то ни было женщину сильно означает дать ей власть, которой иметь ей нельзя. Доводить женщин до чувства, которое они называют любовью, значит заручаться их верностью, но серьезно разделять такую любовь глупо. Не одна лишь любовь подсказывала ему, что надо выручить Бортэ. Как бы он ни был разъярен ее утратой, в глубине души он рассчитал, как может воспользоваться ее пленением.
Бортэ будет присматривать за его народом, пока курултай не одобрит выбора наследника, но что из этого? Будут ли его потомки помнить легенду о сыновьях Алан Гоа и примут ли близко к сердцу завет предков? Будут ли они держаться вместе или, завоевав мир и победив своих врагов, схватятся друг с другом?
Его цель некогда была совершенно очевидной. Его завоевания будут продолжаться, и если он не доживет до их конца, его сыновья и внуки выполнят его заветы. Они будут продолжать жить так, как всегда жил их народ, но с богатством, которое станет поступать из покоренных стран. Самые меньшие из монголов будут равны прежним вождям. Перед лучшим из народов Небо поставит на колени весь мир. Потомки никогда не забудут того, кто привел их к величию.
В это он верил, пока его не одолели сомнения. Если его потомки научатся образу жизни покоренных, чтобы править ими более мудро, они могут пасть жертвой слабости оседлых народов и стать добычей более сильных людей. И все же, если они будут придерживаться собственных обычаев и оставаться нацеленными на войну, они, скорее всего, начнут сражаться друг с другом, когда уже не останется незавоеванных стран.
Мир не был создан для человека, так ему сказал даосский Учитель. Если бы это было правдой, то все его усилия значили бы не больше, чем старания жеребца привести табун на новое пастбище. Его народ, возможно, проживет лишь славный миг, как это было с киданьцами, цзиньцами и хорезмийцами до него.
Былые мечты обернулись насмешкой. Мир может стряхнуть иго его улуса в мгновение, и потом у его народа не останется ничего, кроме памяти о былом. Наверно, народ потеряет даже эту память. Все его труды окажутся напрасными, его имя забытым, империя пропащей.
Мужчины заполнили шатер. Тэмуджин не покидал постели с тех самых пор, как ставка его перебралась к подножью гор, высившихся над Желтой рекой, но его генералы по-прежнему рвались к нему. Он принимал их теперь в этом большом шатре, а не под балдахином на свежем летнем воздухе. Приходилось затрачивать слишком много усилий для того, чтобы встать с постели. Но поскольку у шатра еще не было воткнуто копье, люди продолжали идти и делать вид, что их хан поправится.
У китайцев выше по реке было устройство для помола зерна, водяная мельница, похожая на судно. Непрерывно вращалось колесо с лопастями, движимое речным течением и приводящее в движение жернова. Пока течет река, колесо вращается, жернова мелют. Его армия похожа на такую мельницу. Он привел в движение войска, и они будут продолжать воевать, если даже ток крови в нем прекратится.
— У твоего стана ждет посол.
Это был голос Тулуна Черби. Есуй бросила подушки рядом с постелью, но у него не было сил поднять голову и посмотреть на генерала.
— Ему сказали, что он не будет иметь чести быть принятым и что великий хан оказал ему любезность, разрешив подождать, пока я не передам его послание. Ли Сянь прекращает сопротивление в своей столице Нинься. В городе не осталось продовольствия, и многие скончались от лихорадки. Посол просит, чтобы ты дал его государю месяц, чтобы собрать подарки. Его величество сам доставит тебе дань.
