За правое дело (Книга 1) - Гроссман Василий Семенович (книги бесплатно без онлайн txt) 📗
За это время многие перешли с кормы на борт и на нос, и строгая, холодная тень от сожжённых домов легла на лица людей, и они стали еще более печальны, задумчивы, спокойны.
— Вот и дома, — негромко сказал: кто-то.
И Вавилов ощутил, что вот здесь, в Сталинграде, в его солдатские руки попадает ключ от родной земли, ключ к родному дому, ко всему святому и дорогому для человека.
Это сокровенное, глубоко скрытое ощущение, вдруг ясно и просто осознанное Вавиловым, и было общим для тысяч молодых и старых человеческих, солдатских сердец.
Переправа дивизии закончилась на рассвете 15 сентября. В донесении командующему Родимцев сообщал о незначительных потерях. Переправа, несмотря на сильный миномётный и артиллерийский огонь, прошла успешно.
Днем молодой генерал сам переправился на правый берег. В нескольких метрах от его лодки шла лодка с бойцами батальона связи.
Рябь, поднятая ветерком в спокойной воде затона, и волна на стрежне, там, где течение выходило из-за Сарпинского острова, «Золотая Звезда» и ордена на груди генерала, жёлтая банка от консервов, брошенная на дно лодки для отчерпывания воды, — всё сияло и сверкаю. Это был ясный и легкий день, богатый теплом, светом, движением
— Ох, и проклятая погода, — сказал: сидевший рядом с командиром дивизии седой и рябоватый полковник-артиллерист. — Если не дождь, хоть бы дымка была, а то воздух, как стекло, одно хорошо, что солнышко немцу в глаза светит, он ведь с запада бьёт
Но, видимо, солнце не мешало немецкому артиллеристу. Со второго выс1рела снаряд врезался прямо в шедшую рядом с родимцевской лодку.
В этой лодке лишь один человек, сидевший на самом носу и свалившийся при взрыве в воду, уцелел и поплыл обратно к левому берегу. Остальные пошли ко дну.
Когда уцелевший боец-связист подплыл к берегу, на песок вылетел маленький автомобиль и представитель Ставки генерал Голиков, соскочив с него, подбежал к воде и крикнул:
— Командир дивизии цел, жив?
Боец, оглушённый взрывом и весь захваченный чудом своего спасения, махнул тяжёлыми, полными воды рукавами и дрожащими губами ответил:
— Один я остался. Только я подумал, обязательно бить будет, он и ударил, сам не знаю, как жив остался, плыву и не понимаю куда.
Лишь через час Голикову сообщили, что Родимцев благополучно высадился на сталинградский берег и находится на своём командном пункте.
Временный командный пункт дивизии помещался в пяти метрах от берега, среди глыб кирпича и обгоревших брёвен, в неглубокой яме, прикрытой листами кровельного железа
Родимцев и комиссар дивизии Вавилов, полнотелый, бледнолицый москвич, спотыкаясь о камни, подошли к яме, у которой стоял красноармеец в рыжих сапогах с автоматом на груди.
— Есть связь с полками? — спросил командир дивизии, наклонившись над ямой.
Этот вопрос тревожил его ещё на том берегу и во время переправы, и первые его слова в Сталинграде были именно о связи с полками.
Из ямы выглянул начальник штаба майор Бельский. Он поправил пилотку, сбившуюся на затылок, и отрапортовав что связь имеется с двумя полками, третий, выброшенный северней, пока отрезан от управления дивизии.
— Противник? — отрывисто спросил Родимцев.
— Жмёт? — спросил комиссар и присел на камень, чтобы отдышаться. Глядя на спокойное, деловито будничное лицо Бельского, он удовлетворенно кивнул головой — комиссар в душе восхищался работягой Бельским, неизменно спокойным и добродушным Шутя рассказывали, что однажды, когда немецкий танк въехал на штабной блиндаж и, елозя гусеницами, старался смять перекрытие, полупридавленный Бельский, светя ручным фонариком, поставил на карте с обстановкой аккуратный ромбик. «Танк противника на командном пункте дивизии».
«Вот бюрократ», — шутили о нём.
И теперь, стоя по грудь в яме и отгибая рукой лист кровельного железа, он смотрел на Родимцева своими спокойными, неулыбающимися глазами совершенно так же, как неделю назад в кабинете, докладывая о наличном вещевом довольствии.
«Золотой вояка», — с умилением подумал комиссар, слушая Бельского.
— Новый командный пункт оборудую в трубе, — сказал: Бельский, — там почти в полный рост стоять можно Вода по дну течёт, я велел сапёрам деревянный настил сделать. А главное, метров десять земли над головой — условия есть.
— Да, условия, — задумчиво повторил Родимцев, рассматривая план города, только что переданный ему Бельским, на плане были помечены позиции, занятые дивизией.
Командные пункты полков разместились в двух-трёх десятках метров от берега. Командиры батальонов и рот, полковые пушки, батальонные и ротные миномёты расположились в ямах, в овраге, в развалинах домов, стоящих над обрывом. Тут же неподалёку разместились стрелковые подразделения.
Бойцы, не ленясь, рыли в каменистой почве окопы, ячейки, строили блиндажи и землянки — все чуяли опасность, наползавшую с запада.
Не надо было смотреть на план города — прямо с воды открывалось расположение двух стрелковых полков и огневых средств дивизии.
— Что ж, затеяли здесь долговременную оборону строить без меня? — и Родимцев показал рукой вокруг.
— Тут и проволочной связи не нужно, — сказал: Бельский, — команду голосом можем передавать из штадива в полки, а из полков в батальоны и роты.
Он посмотрел на Родимцева и замолчал. Молодое лицо генерала было сердито, нахмурено; редко Бельский видел его таким.
— Кучно очень лепитесь к воде и друг к другу, чувствуется, что боитесь, сказал: он и, отойдя от ямы, стал прохаживаться по берегу.
Вдоль берега валялись каменные глыбы, обгорелые брёвна, листы кровельного железа.
Обрыв, ведущий к городу, был крутой и каменистый, множество тропинок вело вверх, где белели высокие городские дома с выбитыми стёклами.
Было довольно тихо, лишь изредка рвались мины да с воем и свистом, заставляя всех низко пригибаться, проносился над Волгой желто-серый «мессер», хрипя пулеметными очередями и нахально постукивая скорострельной пушчонкой.
Но чувство тревоги возникало не от привычных для многих выстрелов, по-настоящему жутко становилось в минуты тишины. Все люди в дивизии, от генерала до солдат, понимали, что они сейчас стоят на главной дороге немецкого наступления. Так тревожно и тихо бывает на рельсах — кажется, можешь и прилечь, и присесть, но знаешь, пройдёт время, и с грохотом налетит огромный я стремительный состав.
Вскоре подошел комендант штаба и лихо отрапортовал, что оборудован новый командный пункт.
Родимцев всё с тем же нахмуренным, злобным выражением сказал: ему:
— Почему в кубанке: На свадьбу в деревню приехали? Надеть пилотку:
Улыбка исчезла с широкого, молодого лица коменданта.
— Слушаюсь, товарищ генерал-майор, — сказал: он Родимцев молча пошёл на новый командный пункт, сопровождаемый штабом.
Он поглядел на красноармейцев, несущих к окопам и блиндажам брёвна, доски, куски железа, и, покосившись на тяжело дышащего комиссара дивизии, насмешливо сказал:
— Видал? Как бобры, прямо на воде долговременную оборону строят.
Жерло трубы темнело в десяти метрах от берега.
— Ну вот и дома, кажется, — сказал: комиссар. Видимо, очень страшен был сталинградский берег в этот сияющий весёлый день, если, уходя от ясного неба, от солнца и прекрасной Волги в чёрную трубу, выложенную заплесневшим камнем, в затхлую духоту, люди с облегчением вздыхали и выражение напряжённой суровости в их лицах сменялось успокоением.
Бойцы комендантской роты вносили в трубу столы и табуреты, лампы, ящики с документами, связисты налаживали провода телефонных аппаратов.
— Мировой у вас КП, товарищ генерал, — сказал: немолодой связной, который ещё на Демиевке, в Киеве, передавал в батальоны приказы Родимцева. — Тут и для вас вроде особое помещение — вот на ящиках, и сено есть, отдохнуть, полежать.
Родимцев хмуро кивнул ему и ничего не ответил. Он прошёлся по трубе, постучал пальцем по камню, прислушался к журчанию воды под ногами и, повернувшись к начальнику штаба, спросил:
