Житие колдуна. Тетралогия (СИ) - Садыкова Татьяна (читать книги .TXT) 📗
- Может, нужно всего лишь вести себя как магистр, а не ребенок, вдруг и проблем резко не станет? - предложил я свое решение всех его проблем. Нет, я тоже порой не прочь поиграть на нервах окружающих, это довольно расслабляет, но ведь у всего есть предел.
- Ты цитируешь Партара, Никериал, - рассмеялся мужчина, видно припомнив что-то забавное. - Но он уже давно оставил свои попытки... после того, как я показал ему, как на самом деле ведут себя дети. Полгода проходил в образе маленькой семилетней девочки. Это было так забавно! Особенно на заседаниях Совета и на суде. Непосвященные все время удивлялись, почему это Партар постоянно водит с собой свою маленькую внучку. Старик так мило краснел...
- И не пытался отправить тебя в Парнаско на принудительное лечение?
- Почему же, пытался, когда терпение лопнуло. Но я сказал ему, что бить детей непедагогично, особенно, маленьких девочек.
- И...
- Тогда я и познакомился с Азелем. Провел в госпитале две недели... Эх...
В чутье учителя я не сомневался. Видно, глава Парнаско сразу подметил, что с характером и образом жизни Микио будет частым гостем в его обители, вот и предложил непыльную работенку. Но полгода ходить в образе маленькой девочки? Нет, все же иллюзионисты слишком эксцентричны, я всегда знал, что у меня нет способностей в этой области магии. В общем, как и в других, не считая целительства и соприкасающихся с ним магических наук и то, знаю я их однобоко, исходя из восприятия целителя.
Например, из меня магический дуэлянт, мягко сказать, не важный. Если не использовать способности полного целителя - продую зараз. Все же я не боевой маг и кроме простеньких заклинаний природной и элементной магии, парочки щитов, заклинаний сокрытия, ну, и чуток иллюзорной, больше ничего не знаю. Теория это да, без теории в моей работе делать нечего, да и мои исследования расширили кругозор, но вот на практике... То, чем я пугал адептов на кладбище настоящему магистру боевой магии не страшнее, чем насморк. А высшая "боевая" магия для меня на практике очень ограничена - не те специализация и тип энергии. Природа решила, что целителям уметь убивать не нужно, а то, что полный целитель порой страшнее элементника с его высшими заклятьями огненной стихии, не учитывается. Ибо целитель призывает "мир мертвых", и "мертвые" убивают за него, также как, например, иллюзионист всего лишь посылает реальные видения и не его вина, что человек "веря в иллюзии", умирает. Все дело лишь в маге, и в том, как он применяет свой дар.
- А вообще, - расположился на койке удобнее "жертва гнева Председателя", меланхолично разглядывая белый потолок. - Старик не так уж плох. Сколько лет терпит меня и других магистров, закрывая глаза на наши выходки... И я ему за это и благодарен. Конечно, он вспыльчивый, порой несдержанный, все время трясется над положительной репутацией Совета, пытается воспитывать нас, порой выходя за рамки, но кого ни спроси, все тебе скажут, что не видят на месте Председателя никого другого кроме Партара. Он та ниточка, что связывает нас всех... Мой первый якорь.
Я недоуменно нахмурился. "Якорь"? И только через несколько секунд понял, что имел в виду мужчина. Якорь - это слово в обществе иллюзионистов имеет не то значение, которое обычные люди ассоциируют с кораблем. Чтобы не сойти раньше времени с ума, не погрязнуть в своих иллюзиях и иметь связь с реальностью, маги выбирают из своих воспоминаний яркие образы (обычно дорогих им людей), ради которых они готовы вернуться в эту действительность. Это как путеводная нить, которая не дает заблудиться в лабиринте своего разума. И чем больше "якорей", тем крепче он будет привязан к реальности и, следовательно, не сойдет с ума. Но почему именно "первый якорь"? Мне всегда казалось, что первыми яркими воспоминаниями и образами для людей становятся их родители, учителя. Странно.
- Первый якорь? - все же спросил его я. Про них я только читал, но еще ни разу не видел на практике, как именно иллюзионисты отбирают "якори". Во мне проснулся исследовательский интерес. - Ты настолько им дорожишь?
- Не дай Богиня, - заметно вздрогнул маг. - Просто он напоминание о том, что если я не вернусь, то старик меня найдет и притащит за шкирку обратно. Также, например, эта чаеманка Алия - кто вместо меня будет скрашивать ее скучные будни новыми ощущениями? А Филгус? Я до сих пор не забрал у него из дома свою кастрюлю, и то чудесное ситцевое кресло в его кабинете... В нем спать имею право только я!
Да уж... спросил на свою голову. Это же надо, он переврал одну из основ искусства иллюзии, выбрав точку опоры - издевательства над людьми. Или же я, похоже, был слишком хорошего мнения об иллюзионистах? Какая досада...
- А другие якори? - сделал я еще одну попытку добиться вменяемого ответа. - Ты только помнишь о том, кому еще не испортил жизнь? Есть же те, кого ты помнишь не только, как приложение к своим выходкам? Например, родители или же твой учитель...
- О чем ты говоришь, Никериал? - резко нахмурился Микио, перестав беззаботно улыбаться. - Ты забыл, что у меня никого нет? О, точно, ты же меня не помнишь... как же так...
- Не помню, - подтвердил я. Да я точно могу сказать, что никогда раньше с ним не виделся. Таких людей трудно забыть, даже если и захочешь.
- А если так? - усмехнулся иллюзионист и через миг на его кровати лежал в больничной пижаме хрупкий долговязый подросток с короткими лохматыми белыми волосами, темно-карими глазами, слегка вздернутым носом, высокими скулами и бледной кожей. Он насмешливо на меня взирал, ожидая, пока я его вспомню. Но через несколько секунд, Микио, резко поморщившись и прижав от боли руки к ребрам, скинул иллюзию подростка. Вымученно улыбнувшись, он произнес. - Ты уж прости, но я еще не оправился, так что перестраивать физиологию для меня... болезненно. Но несколько секунд, надеюсь, хватило?
Но я его уже не слушал. Перед моими глазами стоял образ того мальчишки... Смутно знакомый... Где же я его прежде видел?
Целители помнят всех своих пациентов, независимо от того сколько времени прошло, особенно, если собственными руками вытащили их с того света. Нет, имена стираются из памяти, остаются только лица, а также тяжкий груз вины за то, что не смог данные выполнить обещания... особенно, если дал обещание мальчишке, стоя у постели его учителя. Ведь разочаровывать детей тяжелее всего...
Это произошло во времена эпидемии. Я тогда только прибыл в столицу с Элизой в поисках подтверждения моей теории о причинах появления черной болезни. Отчаянье... вот что владело Парнаско в это трудно время. Милсестры не справлялись с потоком зараженных, целители не спали неделями, оставаясь во вменяемом состоянии только за счет бодрящих эликсиров, до конца пытаясь спасти безнадежных больных. Тогда и появился этот наивный белобрысый мальчишка. Поставил с ног на голову госпиталь, довел до истерики и так еле держащихся на силе воли милсестер, умоляя их впустить его в палату к умирающему учителю ... Я тогда пожалел подростка, что самоотверженно, не боясь заразиться, жаждал быть рядом с наставником. Хотя, конечно, мне потом пришлось выслушивать лекцию от Азеля на тему того, почему нельзя впускать в карантин посетителей, но тогда мне удалось убедить главу Парнаско в своей правоте. Зачем лишать ребенка возможности увидеть дорого человека в последний раз? Все это понимали и все остро переживали чужое горе, сполна хлебнув своего.
Сострадание... вот чем в полной мере богаты целители. В госпитале я тогда появлялся редко, все время занимали дрязги с Советом, изучение в архиве документов, да и мне просто было тошно видеть Парнаско, во дворе которого каждый день стремился ввысь огромный погребальный костер. Даже воздух там пах гарью и обреченностью... Уже никто не верил в спасение. Азель хоть и крепился, старался вытащить из объятий смерти каждого пациента, но я-то видел пустоту в его глазах. Нет, в них не было ни веры, ни надежды. Какая злая ирония - тот, кто призван спасать жизни, каждый день сжигал тела своих пациентов.